Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ева Ночь

— Возвращайсссся, — ударило мне в спину.

Кажется, я с перепугу кивнула, но оборачиваться не стала: упорно ковыляла в сторону, откуда пришла.

По тропе вверх карабкалась быстро, цепляясь руками за кустики, корни, неровности. Не так уж и круто, не так уж и тяжело. Особенно, когда у тебя есть причина побыстрее смотаться подальше на фиг.

Ушан стоял там, где я его оставила. Упрямое чучело обгрызло все близрастущие кусты, довольная морда лучилась счастьем.

— Уууу, предатель!

Мне хотелось наподдать под упитанный зад, но я сдержалась: он-то тут причём, что меня вечно куда-то тянет?..

Ушан обрадовался, затряс ушами, и мне стало стыдно за свой несовершенный порыв.

— Поехали отсюда, — сказала я, усаживаясь в седло.

Ослик послушно потрусил по дорожке. Я оглянулась. Озеро, белый песок, красота. И нет никаких дракоящеров на берегу. Почудилось, не почудилось, приснилось или на самом деле случилось — без разницы. Возвращаться сюда я не собиралась.

Глава 37

Выволочка. Геллан

Геллан издали смотрел на Дару, весело щебечущую о чём-то с местными девчушками. Бешенство. Другого слова он не мог подобрать чувству, что клокотало в груди и с рыком стремилось вырваться наружу. Мила серым пискликом жмётся рядом, пытаясь стать незаметной.

Кажется, Дара почувствовала и обернулась. Улыбнулась и помахала рукой. Ему захотелось пустить Савра в галоп и всласть отшлёпать несносную девчонку. Вместо этого подъезжал медленно, очень медленно, чтобы успокоиться. Почти удалось. Мила тенью следовала за ним.

— Геллан, посмотри, сколько мы украшений сделали!

Глаза блестят, щёки пылают. Сияет улыбкой, как солнце.

Он кивает головой и спешивается. Здоровается с меданами и девочками, ловит взглядом ироничный излом Иранниных бровей. Делает вид, что спокоен.

— Геллан, — жужжит девчонка, как полосатобрюха, — ну не пыхти ты так!

Неужели явно слышно, что он сдерживает дыхание?.. Берёт в руки колье и проводит по бусинкам пальцами. Наверное, красиво, но он смотрит и не видит.

— Ты так и будешь молчать? — не отстаёт заноза в заднице.

С голосом справиться тяжелее, чем с дыханием, но он пытается.

— Я не молчу.

— Ну да, пыхтишь. Хватит дуться. Ну, удрала, подумаешь… Ничего же не случилось.

Хочется закрыть глаза и посчитать до десяти. Нет, до ста, а лучше — до тысячи.

— А если бы случилось?

— А если б ты вёз патроны? — Дара философски пожимает плечами.

Что такое патроны он не знает и знать не желает. Краем глаза видит, как жадно вытянулись меданьи шеи, как перешушукиваются девчонки. Все ждут представления.

— Пойдём, я покажу тебе интересное место.

Дара делает шажок назад.

— Что-то мне не очень хочется гулять, — осторожно говорит она, — я устала, есть хочу, и вообще…

Не слушая бормотаний, берёт ее за руку и, пытаясь не перейти на широкий шаг, тянет за собой. Дара послушно идёт рядом. Позади слышен общий вздох разочарования.

Когда садик Иранны скрывается за холмом, он останавливается. Смотрит вдаль. Горы белеют снегом. Деловито снуют ткачики, работая, как заведённые. Можно почти не беспокоиться: к возвращению бури многие семьи переселятся в прочные новые дома…

Геллан переводит дух и, полуобернувшись, смотрит на Дару. У девчонки глаза виноватые, но не настолько, чтобы он ей поверил. Молчать смысла нет.

— Дара.

— Что, Геллан?

Видать, Ушан ей родственник: упрямством осло так и разит от Дариных слов.

— Ты не должна убегать.

— Я вообще никому ничего не должна! — сопротивляется девчонка изо всех сил.

Он вздыхает и неожиданно для себя садится на землю, ослабляя шнуровку туго затянутого жилета. Дара тут же камнем падает рядом.

— Я не смогу тебе помочь, понимаешь? — тихо говорит он. — Не смогу, если не буду рядом.

Она сжимает его руку. Ладонь — горячая, пожатие — успокаивающее.

— Чему суждено случиться — случится. И вряд ли ты поможешь, даже если привяжешь меня к себе. Я не могу жить в тюрьме. Мне дышать нечем — понимаешь?..

Он снова переводит дух. Воздух из груди выходит судорожными толчками. Дара права: он пыхтит, шаракан её побери! У каждого своё понимание. И сейчас они пытаются друг другу что-то навязать.

— Ты мне не нянька и не чёртов телохранитель! — гнёт она своё. — Ты не мой папа и даже не брат, которого у меня отродясь не было. И чем больше будешь давить, тем круче я буду сопротивляться. Зачем тебе этот геморрой?

— Что?.. — недоумённо переспрашивает он, заглядывая ей в глаза.

— Головная боль, — торопливо поясняет она.

— Головная боль у вас называется геморроем?

— Ну… можно и так сказать.

Он видит, как подозрительно подрагивают её плечи.

— Ты издеваешься.

Дара краснеет лицом, трясётся ещё больше, но всё же пытается сдержать смех.

— А-а-а-а! Не могу! — задыхаясь, кричит она и падает на спину. По долине несётся её радостный смех. Геллан сейчас не в том настроении, чтобы поддаться веселью, но чувствует: тяжесть в груди рассосалась, бешенство ушло.

— Что такое геморрой? — спрашивает осторожно, хмуря брови.

Дара закрывает лицо руками.

— Можно я не буду объяснять? — гудит сквозь ладони.

Ему вдруг захотелось вытянуться рядом. Смотреть в небо. Но за плечами — меч. В последнее время он не расстаётся с ним. И все уже почти привыкли к его готовности крошить нежиль. Но после кольцеглота везде стало слишком мирно.

— Можно, — легко соглашается он. — Мне спокойнее, когда я рядом.

Он гнёт своё, но Дара переводит разговор на другое.

— Скоро мы поедем в город, на ярмарку?

Два вдоха и выдоха.

— Скоро. Мечтаешь попасть туда?

— Мечтаю.

Дара порывисто садится. Глаза азартно блестят:

— Хочу увидеть что-то новенькое! Там интересно?

Геллан пожимает плечами:

— Наверное, да. Шумно. Много народу, разных чудес. Но мы не договорили.

— Какой ты зануда, — вздыхает Дара. — Ну позволь мне хоть здесь, хоть на время избавляться от вас всех. А в городе я намертво приклеюсь к тебе, стану твоим хвостом, третьей ногой…

Геллан искоса поглядывает на девчонку.

— Вряд ли хвост и ещё одна нога сделают меня неотразимым.

— Зато неповторимым — уж точно.

— Твои защитницы пришли, — Геллан кивает на груду камней, откуда то появлялись, то исчезали цветастые пятна.

Дара фыркает и машет рукой:

— Выходите, разбойницы!

Сорокошам только того и надо: навострив уши и хвосты-антенны, мохнатые бестии с разноцветными носами подбегают и усаживаются у Дариных ног. Их около десятка — не так уж и много.

— Меданы не смирились, что кошки вьются вокруг меня.

— Сорокоши — их душа, ментальная связь, дополнительные глаза и уши, — серьёзно говорит Геллан и проводит рукой над головой одного из зверьков.

— Я их так не чувствую, — признаётся Дара. — Они для меня милые, ласковые, но обыкновенные.

— Зато коши считают по-другому. Ладно, пойдём отсюда, а то скоро в кустах вся долина заляжет, а не только сорокоши. Скорее всего, это посланцы самых любопытных.

Дара оживляется и с интересом смотрит на сорокошье нашествие.

— Думаешь, меданы через них наблюдают за нами?

— Уверен, — хмыкает Геллан. — Меданы всегда находят способ сунуть любопытный нос в любое, даже секретное дело.

— И только мне никуда нельзя сунуть нос без вашего величайшего соизволения…

Дара вздыхает так, что он чувствует себя злобным монстром, но уступать не собирается.

— Пойдём, у нас много дел.

Весь день он держался от Дары подальше, понимая, что ещё несколько наскоков — и девчонка добьётся своего.

По пути домой Дара вела себя подозрительно тихо. Он чувствовал в этом молчании напряжённую работу мысли и не спешил подталкивать девчонку к активным боевым действиям. Мила тоже молчала, но тихая сестрёнка не отличалась болтливостью, хотя он нередко ловил её на укрывательстве бесконечных Дариных пакостей. В душе его не огорчало, а радовало такое поведение, но внешне он каменел лицом, сжимал челюсти и рычал, увязая по самые уши в образе старого властителя-брюзги, которому ничем не угодишь.

Затянувшуюся паузу он прерывать не спешил: Дара только и ждала момента, чтобы запустить зубы и когти поглубже. Бедный осло без конца дёргался, не понимая, чего от него хотят, а на Дару периодически нападало многозначительное покашливание, отчего она крутилась в седле, натягивала поводья, изредка подскакивала и стреляла глазами по сторонам, пытаясь привлечь к себе внимание. Не на того напала. Он продолжал путь каменного изваяния, забывшего, что такое разговор.

В какой-то момент он уловил, как Мила, едущая впереди, поглядывает с любопытством то на Дару, то на него. Как у неё только шея не отвалилась?..