Рандеву с незнакомкой - Земфира Кратнова

… А за тонкой стенкой уже громко, не стесняясь нас, кричала в порыве страсти Ритка Кортер, буквально только что познакомившаяся с самоуверенным хлыщом, из тех, что любовно коллекционируют свои победы, и пошедшая вслед за ним, как за сказочным дудочником.

Впрочем, кто я такая, чтобы порицать ее? Не судите, да не судимы будете…

Или это не я в неожиданно теплом октябре таяла в объятиях какого-то незнакомца, когда мудрые губы говорили: "Не надо", а глупое сердце кричало: "Соблазни меня!".

Впрочем, все это дела давно минувших дней. Незнакомец потом стал знакомцем, потом другом, а потом – предателем… Грустно. Гадко. Паршиво. Весь год теперь проводить мне в печали и тоске, не иначе.

Дурная примета. Ай, какая дурная! Уже 14 февраля, как раз на День св. Валентина, нос к носу столкнулась с Гошкой. Друг детства вырос, возмужал, из нескладного подростка превратился в интересного парня. И до весеннего призыва мы зажигали так, что звезды сами падали нам в руки и сгорали от нашего тепла.

…Я не обещала ждать его из армии. Да и он ни о чем не просил. Все получилось само собой. Служил он недалеко от дома, и когда я вырвалась к нему на встречу, он общался со мной через дыру в заборе, старательно пряча глаза, и я все правильно поняла.

Жизнь кружила меня в диком торнадо. Осень наступила совершенно неожиданно, и оглянувшись назад, я поняла, что оставила за спиной полдюжины романов и романчиков средней степени тяжести.

Видимо, просто судьба у меня такая, что в новогоднюю ночь я становлюсь либо свидетельницей очередного романа, либо непосредственной его участницей. Очередной январь мы встретили в такси на левом берегу реки. Нам захотелось экзотики, чтобы не засыпать лицом в салат. Машка встречалась с таксистом, я была свободна, таксист обещал быть с другом…

Банальная ситуация неожиданно вылилась в долгие отношения. Второго января я проснулась дома с легким ощущением брезгливости по отношению к себе, хотя жаловаться было не на что: друг таксиста оказался на высоте, и никакой холод не помешал нам предаться страсти прямо в лесу, абсолютно не задумываясь о последствиях.

Я совершенно не ожидала, что он придет ко мне с цветами и будет долго стоять под балконом, выкрикивая мое имя до хрипоты. И в итоге я открыла ему дверь…

Так начался самый долгий роман длиной в несколько лет, едва не превратившийся в свадьбу. Совместно проведенные с Леней праздники превратились в такую привычку, что мне стало откровенно не по себе, когда неожиданно я поняла, что новое тысячелетие мне придется встречать без привычной предновогодней суеты.

Ленька исчез совершенно неожиданно. Позвонил вечером и сказал, что срочно собирается в командировку. А потом исчез. И следующий звонок застал меня утром перед выходом на работу.

– Малыш, прости, я уже не вернусь. Я в Голландии. Надеюсь, навсегда.

Первые дней пять я просто не помню. Я жила как в тумане. Мир казался призрачным, вопросы окружающих меня людей – непонятными, да и сама себя я воспринимала как совершенно другого, незнакомого человека.

В голове крутились обрывки воспоминаний, складывающиеся в нечеткую картинку. Леня, готовящийся к диссертации. Леня говорит о новых проектах. Лене звонят люди с иностранным акцентом… Но какая мне разница теперь до этих воспоминаний?

Потом я решила откровенно загулять, замять, забыть прошлое. И еще не известно, как бы все сложилось, но тут мой ангел-хранитель решил на всякий случай оттащить меня от пропасти, над которой я уже почти занесла ногу.

Произошло это вечером тридцать первого декабря. Ангел вошел в мою комнату телефонным звонком.

– Привет, ты чего пропала? – Голос из далекого прошлого. Или не такого уж и далекого? Прошлое и настоящее так незаметно перетекают друг в друга, что иногда сложно понять, от какой точки отсчитывается твое собственное "когда-то" и чем оно отличается от "недавно". – Мы тебя уже обыскались. Тысячелетие на носу, как же мы его без тебя встретим?

Я угрюмо молчу. Еще один новый год, встреченный в дурном расположении духа – не особенно радующая перспектива. Но с другой стороны – новый век…

– Привет-привет… Не в настроении я.

– У-у… Нет, так дело не пойдет. А ну, быстро одевайся – и к нам. У нас уже весело. И не вздумай возражать! А то приедем всей оравой и заставим в принудительном порядке.

Я ловлю машину, клацая зубами (так долго сидела в своей норе, что как-то совсем забыла, что зимним вечером довольно холодно, и шерстяной свитер был бы совсем не лишним) и невнятно бормочу адрес. Гололед. Едем медленно, на все реплики шофера я отмалчиваюсь, и в итоге он решает оставить меня в покое.

– Товарищи! То-ва-ри-щи! Радостно орет в глубину комнаты Ирка Загина. – Из далекого чулана к нам вернулась наконец-таки гражданка, чье имя мы сейчас радостно прокричим…

– Сне-гу-ро-чка!!! – Ревет разноголосый хор знакомых по различным пьянкам персонажей.

– Снегурочке приз – в студию!

Из угла ко мне навстречу поднимается до боли знакомая фигура. В глазах все расплывается, голова отказывается верить тому, что я вижу.

– Ты?

Он смотрит на меня совершенно безумными глазами и задает точно такой же вопрос:

– Ты?

– Ничего не понимаю… – Он оборачивается на притихшую вмиг компанию. Они молчат. И тут до меня постепенно начинает доходить смысл происходящего.

– А как же Голландия?

– А как же твоя болезнь?

– Какая болезнь?

Компания молчит. Молчание становится тягуще-звенящим, и никто не решается его нарушить. Они переглядываются, и наконец Загина тихо бормочет в сторону:

– Мы сказали ему, что ты безнадежна… Он не мог не приехать. А встречать тысячелетие в одиночку, ребята, – это такая мерзкая примета… Простите нас. Но мы поступили… Мы считаем, так лучше. Ленька не говорил тебе, но он постоянно рвался между этой своей вонючей Голландией и тобой… Какого хрена! – Вдруг взрывается она, вскидывая свою огненно-рыжую голову. И мы понимаем, что сейчас станем свидетелями легендарной бури, которую умеет устроить Ирка. Ту бурю, о которой потом долго будут ходить легенды. – Вы психи! Вы оба – психи! Вы всех нас на уши поставили! Вон отсюда! И если вы не помиритесь, чтоб не приходили сюда!

Нас буквально вышвыривают на улицу. Напяливая на себя куртку уже на лестничной клетке, он зло бросает:

– Идиоты! Какие же они идиоты! Так же нельзя!

– Нельзя, – соглашаюсь я, неотрывно глядя ему в глаза.

– Нельзя, – эхом повторяет он.

И мы снова смотрим друг другу в глаза, не зная, стоит ли произнести эти роковые слова, которые могут и разрушить этот воздушный замок, и наоборот, сделать его прочнее стали.

У кого-то за дверью начинает играть радио.