Затишье. Легенда Гнилого князя. Начало (СИ) - Ожигина Надежда

— Терпи, Митрофан, боевое ранение! — шептал, обретая уверенность, от того, что снова кому-то нужен.

— Я как лучше хотел! — бормотал домовенок.

— Понимаю, — кивнул Старшина. — Не болтай без нужды, скоро помощь придет.

В мыслях Митрофана был полный сумбур, чьи-то ноги и руки, почему-то шнурки, разбитые в суматохе очки. Даже маленький Фан набрался смелости и принял участие в битве, без приказа пришел на помощь вставшему на мосту Илайше! А он, Старшина? Испугался крови?

Было что-то еще, про Веньку, про то, как круто дружить с Соловьем, и мелькал на задворках сознания Фана Тихий Лес и младший братишка. Все правильно, по-геройски, в минуты муки и боли от ран вспоминать друзей и родню…

— Холодно! — захныкал Фан.

«Кончается!» — испугался Серега.

Но становилось и вправду холодно, до мурашек, до озноба, до стука зубов. До воспаления легких. Иней покрыл траву, потом из опустившейся тучи пошел снег, остужая весенний день, выбеливая майское разноцветие.

Откуда? Почему? Кто посмел?

Старшина заоглядывался в испуге, прижимая к себе домовенка.

В отдалении стоял старый джип, брошенный Никитой Добровым. Сам Добрыня уже мчался к реке, на выручку подопечным. А на взгорке стояла женщина, изящная, в модном плаще, с прической — хоть на обложку журнала. Тыкала в небо жезлом-указкой и рассказывала приятным голосом:

— В Затишье в канун Зеленых Русалий наблюдается резкое похолодание, заморозки, снегопад, гололёд. Пожалуйста, одевайтесь теплее, по возможности не выходите из дома и не садитесь за руль. Пользуйтесь общественным транспортом.

«Зиночка! — огорчился Сергей и, подняв Фана на руки, понёс к машине. — Яблони вымерзнут, Зиночка! В самом цвету деревья!»

Бывший диктор центрального телевидения, обворожительная ведущая прогноза погоды, Зинаида Андреевна Смолякова отыскала достойный метод, чтоб охладить всеобщую бойню.

Пурга бесновалась, швырялась комьями, превращала людей в снеговиков. Забрасывала раненых, хоронила до срока, укутывая в белое одеяло.

А на пассажирском сиденье, пристегнутый ремнем безопасности, в джипе устроился сам Гордей, включил обогрев на полную мощность и оглядывал поле боя, словно снимал военную хронику. Или готовил отчет для СМЕРШа.

Гордей наслаждался зрелищем, уводившим в далекое прошлое.

Сенька вдруг подскочил, заныл, пополз в сторону, потом побежал.

— Куда его? — изумился Венька. — Там северо-запад, к тому же елки! От елок точно добра не жди!

Но малыш рвался, скулил щенком, и друзья поспешили вслед за клубочком, не споря и не пытаясь поймать.

Метель обрушилась неожиданно, вымораживая все кругом, залепляя глаза и очки, обращая ветви в ледяные пики, режущие в кровь покрасневшую кожу. Миг — и они потерялись в непроглядной белесой мути, закричали, боясь заплутать и навеки пропасть в белизне: напороться на острый сук, споткнуться, упасть и уже не встать, промерзая вместе с весенней землей. Они шли в поход налегке, по-летнему, без толстовок, в рубашках навыпуск. Джинсы, промокшие в грязном болоте, разом застыли и стали твердыми, не желали сгибаться в коленях. Ноги в мокрых кроссовках облепило комьями снега, дыхание сбилось, сердце сбоило. Майкл никогда не думал, что замерзать так больно! Он читал, что при охлаждении засыпаешь и видишь цветные сны. То, что кожу отрывает от мяса, и хочется выть от внезапной слабости, и что нечувствительность в обмороженных пальцах кидает тебя в костер и сжигает заживо, не согревая, — этого Майкл не знал.

Лишь хладнокровный Влад не потерялся среди зимы, проглотившей солнце и майский лес. Вьюга залепила его окуляры, но мороз почти не беспокоил. Влад сумел вытащить Веньку, упавшего в поседевшем ельнике и уже занесенного снегом. Веник пытался свистеть, но синие губы не слушались и язык едва ворочался в разбитом рту. Влад ухватил за руку Майкла, вслепую пробиравшегося среди стволов.

— Зиночку рассердили, — крикнул Влад в самое ухо. По сравнению с заледеневшим Майклом Влад в кои веки казался горячим. — Что ж там случилось, а, парни? Сенечка! — громко позвал он мальца. — Где ты, хороший мой, отзовись! Ты нам крикни, а мы придем, потяни за ниточку, Сеня!

Слабый крик донесся со всех сторон, подхваченный жесткосердной вьюгой, закружил, запутал, зазвенел по веткам. Но музыкант уловил мелодию, нащупал пальцами нотный след. Влад взвалил на плечи задубевшего Веньку, взял под локоть Майкла и повел вслепую, мимо елок на огромное снежное поле. Ветер неожиданно стих, запутавшись в еловых ветках, а может, поляна была непростая, защищала от колдовства. Что-то громко хрустело у них под ногами, сверху падал пушистый снег, густой, новогодний, сказочный.

— Смотрите-ка, парни, береза! Святое древо и прекрасное топливо. Сейчас нарву бересты, а спички есть, костерок разведем. Там под снегом мох, пацаны! Это и еда, и вода. А еще красной гнили здесь нет, мох ее убивает в зародыше.

Новый крик довольного Сеньки услыхали и Майкл, и Веник. Влад рискнул надеть окуляры и обрадованно воскликнул:

— Палатка! Взаправдашняя, Майкл, смотри! А я уж думал пещеру копать. Или иглу строить, как эскимосы. Сеня, спасибо, родной! Принимай обмороженных братьев.

Он втащил в палатку сначала Веньку, завернул в чей-то спальник, прислонил к рюкзаку. Потом настала очередь Майкла. Он чувствовал себя лучше Веника, должно быть, сработала медвежья шкура, незримая, неощутимая, но частенько напоминавшая о себе. Да и внутренний ресурс был мощнее, не обидела природа подкожным жирком. Влад не поленился, обошел палатку, разыскал дрова и маленький термос, переделанный в котелок. Прогулялся к березе за берестой.

Запалил костерок у самого полога. Выстроил снежную стену, защищавшую от стылого ветра снаружи и гнавшую в палатку живое тепло. Пристроил термос, набитый снегом, прямо в горячие угли.

Постепенно все оттаяли, задышали, потянулись к костру и горячей воде.

— Раздевайтесь! — велел им Влад. — Скидывайте шмотки в угол палатки. Лезьте в спальники, я все просушу. Сеньку закутайте, мерзнет пацан.

— А тебе самому не холодно? — слова у Майкла получились медленные, как загустевший компот на балконе, забытый под Новый год.

— Терпимо, — сморщился Влад. — Холоднее, чем в склепе, но что ж поделать? Эх, Зинаида Андреевна, кто же вас так обидел? Деревья-то чем виноваты? Вон береза, звенит на ветру, а вся в листья-сережки принарядилась.

Кроме спальников в палатке нашлись носки, шерстяные, с дыркой на пальце. Носки были выданы Сеньке, словно медаль за отвагу. В кармашке, пришитом к борту, был спрятан фонарь и пара конфет в ярко-красной блестящей обертке. Конфеты тоже захапал Сенечка. Ни продуктов, ни документов. Чья палатка? Зачем поставлена?

— Кто-то отсюда бежал, сломя голову, — еле ворочая языком, высказал предположение Веник. — Схватили, что под руку подвернулось, не до палатки им было.

— Им?

— Тут два спальника. Носки мужские. А маечка явно женская.

— Я их видел во сне, брат и сестра. Пришли в Тихий Лес корунды искать.

Майкл отогрелся настолько, что стал помогать Владу с готовкой. Продуктов брали немного, то, что Фан им пихнул в рюкзаки. Но нашлась каша для Сени, бутерброды с колбасой и сыром, даже пакетики чая и банка малинового варенья.

Подкрепившись или, как сказал Веник, закинув топливо в топку, решили немного поспать, восполняя растраченную энергию.

— Все равно, — философски заметил Влад, — нужно ждать, пока снег растает. Но главное, дальше пойдем спокойно: вьюга выморозила красную гниль и восстановится та нескоро. И еще не забудьте: когда все оттает, напихайте в карманы ягеля. Это неплохой оберег от гнили и заражения.

Последнее, что запомнил Майкл, засыпая, была черная фигура Влада на фоне белой защитной стены и алых бликов костра. Влад подкармливал огонь берестой, белой в черных отметинах, и пытался развесить их с Венькой джинсы в тщетной попытке слегка просушить. Майкл впервые спал в Тихом Лесу, в снежной пыли разминувшись со временем, не понимая, день или ночь, борясь со страхами, обретенными в детстве и сквозь годы пронесенными обратно в Затишье. Лес баюкал, шуршал снежинками, очень Тихий и сонный Лес, который сгубил друзей Наташи, заманил Анечку, пленил Ромашку. Ему было не по себе, и он удивлялся спокойствию Влада и безрассудству Веньки. Майкл метался в плену чужого спальника, пока Влад не шепнул от костра: