Новые силы - Кнут Гамсун

Но пьяный и равнодушный Норем не мог уже сохранить своей обычной серьёзности, он видел только смешное в этой сцене и воскликнул со смехом:

— Неужто ты и его накрыл, Мильде? Да ты, ей Богу, ухитряешься занимать деньги у всех подряд! Ты прямо неподражаем! Ха-ха-ха, и у него тоже!

Кольдевин встал.

Агата тоже сейчас же поднялась и быстро подошла к нему. Она схватила его за руку в необычайном волнении и стала что-то шептать, потом потащила к окну, всё продолжая шептать. Они сели, поблизости не было никого, и она сказала:

— Да, да, всё так, как вы говорили. Ведь вы говорили это мне, я поняла, вы правы, правы, правы! Но, вы увидите, всё будет теперь по-другому. Вы сказали, что я не могу, не в силах, но нет, я могу, вы увидите! Я только сейчас поняла всё. Вы сказали мне. Милый Кольдевин, не сердитесь на меня. Я наделала столько глупостей, но...

Она плакала без слёз, всхлипывала, беспомощно сидела на самом кончике стула и говорила, не останавливаясь. Он изредка вставлял слово, кивал, качал головой, когда она впадала в отчаяние, и в смущении называл её просто по имени, Агатой, даже милой Агатой. Она не должна принимать всё, что он говорил, на свой счёт, отнюдь нет. Правда, он думал также и о ней, но он ошибся, и слава Богу! И кроме того, он хотел только предостеречь её. Она молода, а он настолько старше её, он понимает, какой опасности она подвергается. Но она ни в каком случае не должна теперь предаваться печали из-за этого.

Они продолжали разговаривать. Иргенс выказывал нетерпение, он встал, потянулся и зевнул, показывая этим, что хочет уходить, но вдруг что-то вспомнил и быстро направился к буфету. Там он попросил жареного кофе, которого ему отсыпали в бумажный фунтик.

Мильде потребовал счёт, щедро расплатился и тоже поднялся. Он простился с сидевшими за столом и ушёл. Минуту спустя, как раз под окнами «Гранда», он остановил какую-то даму, они вместе свернули в боковую улицу. На даме было длинное боа, развевавшееся позади неё от ветра и порою касавшееся руки Мильде. Потом они скрылись из виду.

А Кольдевин и Агата всё продолжали сидеть на прежнем месте.

— Проводите меня домой, — сказала она. — Подождите минутку, я только...

Она подошла к столику Иргенса и взяла свою накидку со стула.

— Вы уходите? — спросил он, с изумлением глядя на неё.

— Да. Нет, нет, я больше не хочу этого. Спасибо за сегодняшний день.

— Чего вы больше не хотите? Можно вас проводить домой.

— Нет. И я, вообще, больше не хочу, ни завтра, ни после. Нет, конец, довольно!

Она протянула Иргенсу руку и ещё раз безразличным тоном поблагодарила за сегодняшний день, она всё время смотрела на Кольдевина и досадовала, что её задерживают,

— Помните, что вы обещали завтра, — сказал Иргенс.

III

Агата и Кольдевин шли вместе по улице. Он не раз сказал ей, что собирается уезжать, и она не знала этого. Она была счастлива тем, что идёт рядом с Кольдевином, с этим человеком, отталкивавшим всех своими невозможными речами, она шла совсем рядом с ним, сердце её сильно билось.

— Простите меня, — говорила она. — Да, да, простите меня за прежнее и за теперешнее. Ещё недавно я не посмела бы просить вас об этом, но как только я нахожусь вместе с вами, у меня сейчас же появляется полное доверие. Вы ни в чём не упрекнёте меня, никогда! Но я не сделала сегодня ничего, ничего дурного... я хочу сказать, сегодня, когда уходила из дома, я долго пробыла в городе. Вы понимаете, о чём я говорю.

И она посмотрела на него открытым взглядом.

— Вы скоро уезжаете домой, фрёкен Агата?

— Да, я сейчас же уеду... Простите меня, Кольдевин, и верьте мне, верьте, я не сделала сегодня ничего дурного, но я всё-таки раскаиваюсь во всём... «Синие огоньки, никакой гордости!». Я не так глупа, чтобы не понять, про кого вы это говорили.

— Но, дорогая Агата! — прервал он её. — Я говорил не о вас! И вовсе не думал этого. И кроме того, я ошибся, я сам вижу, вы, слава Богу, совсем другая. Но, всё равно, обещайте мне одно, Агата, обещайте мне быть поосторожнее, хорошо? Это меня нисколько не касается, я знаю, но вы попали в компанию людей, которые к вам не подходят, поверьте мне. Фру Тидеман погибла из-за них.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Я вспомнил, что хотел рассказать вам об этом, — продолжал он. — Фру Тидеман одна из немногих гордых и сильных натур в этом кружке, но один из членов кружка погубил и её.

— Неужели? — сказала Агата. — Ну, да мне нет никакого дела до кружка, о, нет, поверьте мне. Я даже и не думаю о нём.

Она вдруг взяла Кольдевина под руку и прижалась к нему, как бы ища защиты.

Он смутился и замедлил шаги, она почувствовала это и сказала, выпуская его руку:

— Ах, может быть, мне нельзя идти с вами так?

— Гм... Что вы будете делать, когда вернётесь домой? Кстати: имеете вы уже вести от вашего жениха?

— Нет. Нет ещё. Ещё слишком рано. Вы боитесь, что он, может быть, не доехал благополучно? Милый Кольдевин, скажите, вы так думаете!

— Да нет же, не беспокойтесь, он, наверное, доедет благополучно.

Они остановились у её подъезда и простились. Она медленно поднялась на первые две ступеньки, не подбирая платья. Потом вдруг обернулась, вышла опять на улицу и ещё раз пожала Кольдевину руку.

Потом снова взбежала по лестнице и вошла в дверь.

Он постоял некоторое время. Он ещё слышал её шаги в квартире, потом они замерли. Он повернул назад и пошёл вверх по улице, не видя и не слыша ничего, что делалось вокруг него.

Инстинктивно он пошёл по дороге к погребку, где обыкновенно обедал. Он зашёл в него и спросил себе поесть. Жадно он съел всё, что ему подали, словно давно не видел пищи, и даже хлеба не оставил ни кусочка. Покончив с едой, он вынул из газетной бумаги свои десять крон и расплатился. В то же время он ощупал в жилетном кармане маленький пакетик, несколько серебряных крон, которые он отложил на железнодорожный билет в Торахус и боялся тратить.

На следующий день, около пяти часов, Агата шла по гавани, к тому же месту, где накануне гуляла с Иргенсом. Иргенс уже ждал её.

Она быстро подошла к нему и сказала:

— Я пришла, не только для того, чтобы сказать вам... Я не хочу видеться с вами, мне некогда разговаривать с вами. Но я не хотела, чтобы вы ходили здесь и напрасно ждали меня.

— Послушайте, фрёкен Агата, — сказал он резко, — не начинайте опять сначала.

— Я больше не пойду к вам, никогда. Я стала умнее. Почему вы не берёте с собой фру Тидеман? Да, да, почему вы не берёте её?

Агата была бледна и взволнована.

— Фру Тидеман? — изумлённо проговорил он.

— Ну да, я всё знаю, я расспросила кое-кого... Да, я думала об этом всю ночь. Ступайте к фру Тидеман.

Он подошёл к ней ближе.

— Фру Тидеман не существовала для меня с тех пор, как я увидел вас. Я не встречался с ней уже много недель, я даже не знаю, где она живёт.

— Ну, это всё равно, — ответила она. — Вы можете всегда разыскать её... Я пройду с вами немного. Я не пойду к вам, но по улице я могу пройтись с вами немножко, — сказала она.

Они пошли. Агата несколько успокоилась.

— Я сказала, что думала об этом целую ночь, — начала она. — Но это, конечно, неправда. Я хотела сказать, целый день. Да даже и не целый день, а... Неужели вам не стыдно! Замужняя женщина! Вы не особенно горячо защищаетесь, Иргенс!

— Я знаю, что это бесполезно.

— Нет, вы, наверное, её любите. — И так как он молчал, она сказала злобно и ревниво. — Вы могли бы, по крайней мере, сказать мне, любите вы её или нет.

— Я люблю вас, — ответил он. — Я не лгу в эту минуту, я люблю вас, Агата, и больше никого, делайте со мной, что хотите, но я люблю вас. — Он смотрел не на неё, а на мостовую, и несколько раз судорожно сжал руки.

Она чувствовала что волнение его искренне, и сказала мягко:

— Я верю вам, Иргенс... Но я не пойду с вами, не пойду к вам.

Они помолчали.

— Кто это настроил вас так враждебно ко мне? уже не этот ли?.. Он был вашим учителем, но он мне чрезвычайно антипатичен. Отрёпан и грязен, как грех. Пренесносный субъект.

— Я вас попрошу не бранить Кольдевина, — решительно сказала она. — Я вас очень прошу об этом.

— Ну да, он уезжает сегодня вечером, так что мы, слава Богу, избавимся от него.

Она остановилась.

— Разве он уезжает сегодня?

— Да. С вечерним поездом.

Так он уезжает? Он не сказал ей ни слова об этом. Иргенс должен был рассказать ей, откуда он это узнал. Она была так поглощена этим сообщением об отъезде Кольдевина, что больше ничего не слышала. Отчасти она испытывала облегчение при мысли о том, что старый учитель теперь уже не будет больше следить за ней. Когда Иргенс тихонько тронул её за руку, она машинально пошла за ним. Они дошли до его квартиры. У лестницы она вдруг опомнилась и несколько раз отказывалась войти, неподвижно смотря на него. Но он продолжал настаивать и, в конце концов, крепко взял её за руку и ввёл в свою комнату.