Главный противник - Николай Басов

– Моря переплывать, как я понял, в ваших силах, пробегать по сотне километров в день – тоже, – с деланой невинностью сказал Ростик. – Но летать вы не умеете?

– Для хорошего боя летать не обязательно, – отозвался аглор. – Хотя, должен сказать, перемещаться по воздуху мне понравилось.

– Где ты все-таки находился в… антиграве? – последнее слово, за неимением аналога, Рост произнес по-русски.

– Уселся за прозрачной башенкой, чтобы было не слишком холодно от ветра.

– Попросил бы, я посадил бы тебя в башенку для стрелка.

– Все и так получилось неплохо, – небрежно ответил невидимка.

– А смысл? – спросил Рост, и аглор его понял.

– Ты дал обещание. Мы тебе верим. Но нам не нравится то, что мы ощущаем в ваших командирах. – Он помолчал. – Может получиться, что они примут решение, из-за которого ты не сможешь выполнить нашу договоренность… Чтобы этого не произошло, я решил помочь.

И он надвинул капюшон. Вероятно, это было сигналом, что беседа закончена.

Действительно, они входили в город. Появлялись уже первые прохожие, главным образом крестьяне, чьи поля находились неподалеку от Боловска. Некоторые косились на Ростика, но были и такие, что подходили и спрашивали, как там с пауками. Почему-то все уже знали, что Ростик командовал армией у Перекопа.

Рост успокаивал людей как мог, да так, с постоянными извещениями о победе, и дотопал до Белого дома. Тут ему стоило некоторого труда, чтобы не разозлиться, когда трое очень упитанных, даже толстых, по мнению Ростика, солдатика быстро и привычно разоружили его, не постеснявшись даже залезть под доспехи.

– Ну и повадки у вас, – пробурчал он, поглядывая в сторону двери, размышляя, сумел ли Бастен проникнуть внутрь. Он, конечно, придержал дверь, чтобы невидимка успел проскользнуть, как собирался придерживать и впредь или делать вид, что забыл закрыть дверь за собой… Зачем это нужно, он пока не понимал, но, раз его разоружали, это могло быть совсем не лишней предосторожностью.

Правда, оставалось загадкой, правильно ли поймет аглор то, что могло тут произойти, ведь говорить они будут по-русски… Но Ростик рассчитывал на немалый опыт и здравый смысл невидимки.

– Приказ начальства, – лениво объяснил самый пожилой из охранников, который сам не обыскивал, но приглядывал, чтобы это было сделано со всей тщательностью.

Рост поднялся по широкой, бывшей райкомовской лестнице. Тут многое перестроили, он и не обратил на это внимания прошлый раз, когда был у Мурата на приеме, но теперь с обостренным чувством опаски заново оценил и бойницы, за которыми скрывались невидимые стрелки, и даже отсутствие перил на верхней площадке второго этажа. Негромко, чтобы люди не подумали, что он совсем съехал с катушек, произнес на едином:

– Раньше такого не было, значит, что-то готовится. Вероятно, они чего-то боятся.

– Разве мы не одержали победу? – спросил едва слышным шепотом аглор, так могла бы шелестеть трава на слабом полдневном ветру.

– У нас могут наказать даже за победу, если кому-то из начальства это нужно.

В приемной Рост снова не закрыл дверь. Но одна из двух секретарш, которые, кажется, сидели тут вечно, как только мохом не обросли, недобро взглянув на нарушителя порядка, тихо, но жестко притворила ее, словно окончательно отрезала путь к свободе. Опасения Роста окрепли.

Просидев в приемной почти полтора часа, порадовавшись, что аглор ничем не выдал себя, словно шепот на лестничной площадке только почудился ему, Ростик все-таки был приглашен в кабинет.

Тут уже было немало народу, который собрался за эти полтора часа, рассевшись по стульям у стен. На возвышении, перед троном, на котором еще никого не было, толокся Калобухин, который с возрастающим беспокойством поглядывал на часы над входной дверью. Ростик тоже обратил на них внимание и засмотрелся. Это были часы с двадцатичасовой шкалой, с минутной стрелкой, которая делала оборот за сто минут, и, следовательно, не нужно было вычислять настоящее время Полдневья, используя коэффициенты пересчета с земных часов, что у Ростика всегда вызывало трудности. Ну, решил Рост, раз сделали для Председателя, теперь дело пойдет, скоро, вероятно, и часы-луковицы научатся делать для нового, здешнего времени.

Он пропустил момент, когда в комнату вошел Мурат. Сапаров был… в чем-то, похожем на мантию из темно-синего очень красивого бархата. Правда, она не гармонировала с офицерскими френчем и сапогами, но это было уже неважно.

Мурат вошел, все встали, он уселся в кресло, милостиво покивал кое-кому из самых избранных, потом вперил в Ростика немигающий взгляд. Почему-то Рост понял, что он тренировал этот взгляд перед зеркалом. Зачем-то это было ему нужно, вероятно, он полагал, что таким образом развивает в себе качества вождя.

– Рассказывай, – резко, повелительно бросил новый Председатель Боловска, хотя скорее уже полумонарх, который явственно стремился к тому, чтобы стать полным феодальным властителем города, способным править бесконечно и передать власть по наследственному принципу.

– Во-первых, здравствуй, – сдержанно отозвался Ростик. – А во-вторых…

– Тебе приказали, – проскрипел Калобухин, – а потому – подчиняйся. Нечего демонстрировать тут свое знаменитое непослушание.

– Что происходит? – удивился Ростик. – Или у вас теперь образовался двор при монархе, а не здравое, цивилизованное администрирование?

– Нам нужна информация, – мягко высказалась бывшая теща Ростика, мать Любани, Тамара Ависовна. А Ростик ее и не заметил, когда вошел.

Она поколебалась, кажется, решила все-таки поздороваться, но, бросив быстрый взгляд на Мурата, отвернулась, словно и без того слишком явно обозначила себя.

– Хорошо, – легко согласился Ростик, – посмотрим, что дальше будет.

И, похаживая от стены к стене, потому что никто ему сесть не предложил, быстро рассказал – именно что рассказал, а не доложил по форме, – как погиб Достальский, как ему пришлось командовать войсками, что он сделал во время этого сражения, как оно протекало и как они в конце концов победили.

Едва он закончил, очень тихий, но отчетливый ропот пробежал по рядам слушавших его чинуш. Все-таки такой факт, как спасение города от реальной угрозы гибели под ударами комши, не был новостью, которую даже эти холодные, почти уже бесчувственные люди могли принять без единого слова.

Мурат окинул взглядом сидящих у стены людей. Потопал по полу каблуком сапога, поправил мантию, которая довольно нелепо свисала с его плеч, мешая удобно сидеть.

– Значит, победили… Я и не сомневался, – высказался он, наконец. – Но тут дело не в победе, даже не в упущениях, которые за тобой заметили…