Осколки турмалина - Анна Николаевна Ольховская

еще могут сбежать… Но когда ты втягиваешься, теряешь связь с прошлым, начинает всплывать… всякое. Тебя больше не слепит первое впечатление, и ты видишь то, что раньше не замечал.

– Поясните.

– У сообщества денег больше, чем должно быть. Я, конечно, не бухгалтер, но я считать умею… У нас всегда было больше, чем могло быть. Просто пользоваться этим позволяют не всем. У таких, как я, была обычная жизнь, какую мы сами себе наладим, такая и будет. Но у Хоста и его окружения было все. И работать тоже нужно не всем, а некоторые вроде работают, но никто не знает, чем они занимаются.

– Вы сказали, что подозреваете их в преступной деятельности?

– Не только я. Многие говорили, что окружение Хоста – это не просто его охрана. Это воры и… и убийцы. Они это делают за деньги. Слушайте, мне ведь точно положена защита?

– Конечно. Вас будут охранять до самого суда, ни о чем не беспокойтесь.

Я чуть не рассмеялась – нервно, потому что в этом не было ничего веселого. Охрана до суда! А потом? Что будет дальше? Ведь даже если бы Хоста посадили, у него остались бы помощники на воле!

Но его так и не посадили.

– Вы говорили, что Хост был жесток с вами. Как?

– Не только со мной, со всеми. Он сам вводил наказания, чаще всего – телесные. Сам не бил, но смотрел. Говорил, что так он заботится о нас.

– Сколько раз наказывали лично вас?

– Три. После третьего я сбежал.

– Расскажите, за что и как вас наказывали.

– Ну, первый-то раз я был сам виноват… У меня началась бессонница. Уж не знаю, почему, у меня и раньше так бывало. Я перестал спать по ночам, заснуть мне удавалось только под утро, я просыпался поздно и опаздывал на работу. Сначала мне никто ничего не говорил, потом стали предупреждать и даже отчитывать. Но я это всерьез не воспринимал, думал: чего мне беспокоиться? Мы ж там не на компанию работали! Что они сделают, зарплату мне сократят? Или уволят? Так дело дошло до Хоста. Он велел наказать меня при всех – тридцать ударов палкой для начала. Но это я хоть мог понять!

Он действительно воспринимал это как норму, я по глазам видела. Его даже подозрение, что при Хосте жили воры и убийцы, не особо шокировало. Оставалось лишь догадываться, что должно было произойти, чтобы он решился удрать из секты, да еще и выступить против Хоста в суде.

– Второй раз я получил, когда начал задавать лишние вопросы. Кончалась зима, у нас на общей кухне осталось совсем мало продуктов, питались чем попало. А Хост и его свора машины новые закупали и бриллианты! Я и стал мутить воду… За это – пятьдесят ударов на морозе. Хороший стимул заткнуться. Я тогда пневмонию подхватил, чуть на тот свет не отправился, мне уже не до болтовни было.

– Но вы все равно остались в секте? – не выдерживает интервьюер. Его гложут те же вопросы, что и меня.

– Да.

– Почему?!

– Это был мой дом. Мне некуда было уйти оттуда. Да и потом, поговаривали, что уйти не так просто… Мне не нужны были эти неприятности. Остаться и молчать было куда проще. Тем более что там не всегда было очень плохо. Только иногда.

– Но что-то же заставило вас уйти?

– Да. Третье наказание.

– Из-за чего вы его получили?

– Из-за женщины. Очень это странно, да? Все серьезное всегда происходит из-за женщин!

– Каким было отношение к женщинам?

– В той части сообщества, где жил я, – таким же, как к мужчинам. Мы все были равны. Все прекрасно знали, что у Хоста и его свиты свой гарем. Туда женщины шли добровольно, там можно было не работать. Но если кто-то не хотел идти туда, они и не шли – так нам сказали. Я не вдавался в подробности, меня это не касалось.

– В чем тогда причина конфликта, из-за которого вы были наказаны?

– Спать можно было с кем угодно. Но на то, чтобы жить вместе, получить комнату, которая будет только нашей, нужно было разрешение Хоста.

– Это никого не возмущало?

– Нет, мы все считали, что это чисто формальность, что-то вроде родительского благословения. Потому что Хост обычно очень быстро все разрешал. Как будто никому не отказывают! Это потом уже я понял, что об отказах просто не кричат.

– Вам отказали?

– Да.

– Почему?

– Женщина, с которой я хотел быть… Она понравилась охране Хоста. Тогда я и узнал, сколько вокруг неправды. Неправда, что всем дозволяется быть вместе, стоит только попросить. И неправда, что женщинам дают выбор, если хотят видеть их в гареме.

– Вас наказали, потому что хотели забрать вашу невесту?

– Нет, меня наказали, потому что я не согласился с этим. Я возмущался и всем пытался доказать правду. Но меня посадили в клетку на несколько недель… Больше я ту женщину не видел. Никогда.

Ему до сих пор было больно. Свидетель говорил спокойно, как будто бы невозмутимо. Но в его голосе и взгляде навсегда остался отпечаток тех дней. Дело было не только в совершенном против него преступлении. Дело еще и в том, что рухнули его идеалы. Сообщество было его семьей – однако теперь оно не могло играть эту роль, как бы он ни старался.

– Расскажите о слухах, – просит полицейский.

– Слухи я доказать не могу. Все, что случилось со мной, – правда, и я повторю это под присягой. Но слухи – это слухи.

– Мы это пониманием. Ваши показания не будут искажены. Где вы услышали эти слухи?

– В клетке… В сообществе нет тюрьмы как таковой. Мы жили в заброшенных зданиях, кажется, раньше это были корпуса больницы. Один из этажей был заставлен старыми большими клетками – думаю, для каких-нибудь тигров или медведей. Не знаю точно. Туда помещали меня и других провинившихся. Только Хост мог решить, как нас наказывать.

– Например?

– Кого-то просто держали взаперти, кого-то лишали воды и еды, кому-то не позволяли спать. По-разному. Были там, в клетках, люди, которых я не смог найти, когда сам освободился. Я спрашивал, за что их посадили в клетки. Тогда я и узнал слухи. Они про Хоста… Я, когда там поселился, даже не думал, что про него могут так говорить. Да я его спасителем считал! Если бы при мне о нем такое ляпнули, я бы сам придушил болтуна! Но теперь я готов был верить.

– Что именно о нем говорили?

– Что он на самом деле не верит в то, чему учит нас. Но это как раз понятно – дурак я был,