Не ломайся, девочка - Айрин Лакс

каким-то. За ним, юркая между охранниками, спешит та самая девушка.

Александра Ставрина, очень известный фотограф! Та, что заказывает у меня наряды, она и бутылку шампанского презентовала, ее супруг — хозяин этого ресторана.

Стоп! Ее супруг — этот кавказец?!

И Тихон их знает, потому что спешит в его сторону.

— Все норм, Рас. Расул, я заплачу.

— За что ты мне заплатишь, а?! У меня приличное заведение, а не сральня, где можно разборки устраивать. Сегодня замминистра культуры с супругой миловался. Ебать, ты культурную программу им подвез! Ты… С бабой своей разобраться не можешь?!

— Я не его баба! — возражаю устало. — Его бабы… рангом пониже, шлюхи! — кривлю губы. — Простите. Я возмещу убытки. Выставите счет на мое имя.

— Рас, все норм. Я заплачу, виноват! Я… — оправдывается Тихон.

— Тихо! — рявкает.

— Расул, ты не слишком… — интересуется его супруга, коснувшись напряженного плеча ладонью.

— Не слишком! Они репутацию, нарабатываемую годами, могут за один, сука, вечер, мне угробить! — возражает резко.

После этих слов Расул разворачивается, бросив охране:

— Обоих в мой кабинет.

Глава 43

Аглая

Никуда не денешься.

Нас окружает охрана. Тихон прижимает к голове бумажные салфетки, которые быстро окрашиваются красным.

Аня смотрит на меня широко открытыми глазами.

Она в шоке. Не ожидала от меня подобного.

— Аня, за Никой присмотришь? Она сегодня у Леши с Кристиной. Вдруг им помощь потребуется? Я позвоню!

— Конечно. Даже не переживай. Разбирайся там… кхм… Сколько нужно! — выкрикивает мне вслед.

Честно говоря, я сама от себя в шоке.

Я же не такая… Или такая… О, как меня бесит этот мужлан, который вышагивает рядом и смотрит на меня.

— Не пялься! — еще раз сумочкой замахиваюсь.

— Можешь мне еще раз по голове зарядить, если полегчает!

— О нет! Мне не полегчает. Мне полегчает, когда твоя гнусная, наглая, блядская морда исчезнет из моего поля зрения… на-всег-да!

Охранники идут рядом, никак не реагируя, ведут вниз по коридору. У одного из них срабатывает рация.

— Да, шеф.

— Значит, так, спусти голубков в старый кабинет. На цокольном. Мало ли что. Не хочу, чтобы они мой кабинет разъебали.

— Понял, — кивает и показывает в сторону темной лестницы. — Нам туда.

Здесь мало света, только аварийная лампочка распространяет красный свет. Ступеньки высокие и узкие. Я судорожно хватаюсь за перила, но все-таки оступаюсь, вскрикнув.

Тихон, спускающийся впереди, реагирует мгновенно, обхватив за талию.

— Все хорошо. Я держу!

Горячие ладони крепко-крепко обхватили меня, и его дыхание так близко. Прерывистое, жаркое. Взгляд сумасшедший…

— Отцепись, тьфу. Уберите его от меня! — требую, пытаясь его лягнуть. — Держись подальше, говнюк.

Продолжаем путь дальше.

— Прошу.

Охранник распахивает дверь.

Второй проходит внутрь, щелкает выключателем. Под потолком одиноко загорается лампа неяркого света. Меньше всего это похоже на кабинет! Скорее, склад мебели: диван, несколько стульев, поставленных один на другой, стол, вешалка, коробки с выпивкой и пометкой «просрочка».

— Это что, кабинет?!

— Расул сказал, сюда. Значит, сюда. Сейчас шеф занят. Администратор подсчитывает стоимость испорченного имущества и пытается уговорить гостей остаться…

— Вот черт, а… — шиплю.

Боже, здесь ценник… просто космический! Я едва с долгами раскидалась, дорого же мне обойдется приглашение подружки расслабиться…

— Я заплачу, — повторяет Тихон.

— Завались, пожалуйста.

Дверь закрывается.

— Эй вы, я хочу пить! Воды принесите! — требую.

Клац.

Нас закрыли. Хотя бы воздух свежий, работает вентиляция. Протерев диван влажной салфеткой, сажусь на него. Тихон метится тоже на диван.

Я закидываю на диван ноги в туфлях, вытянувшись вдоль всей софы.

— Не смей даже на метр ко мне приближаться.

— Раньше ты такой не была, — качает головой.

— О да, раньше ты имел дело с лохушкой из деревни, которая была слишком доверчива, неуверена в себе и лишена поддержки. Еще ее легко можно было обмануть и лгать о неземных чувствах! Ты врал мне. Ты все это время трахал другую девку, а потом полез ко мне. Ты хотя бы… Хотя бы член после нее подмывал?! Или совал ко мне грязный отросток?! — плюю с ненавистью.

Он смотрит ошарашенно, сглатывает, проводит рукой по голове.

— Я… Глаш, я не отрицаю своей вины. Но все-таки кое-что я могу объяснить. Но сначала пообещай, что это останется между нами.

— Нет никаких мы. Поэтому никаких между нами не будет. Можешь трепаться о чем угодно, но я ни одному твоему слову не поверю. И, даже если я тебе что-то пообещаю, с этого дня не рекомендую на них опираться. Я поступлю с ними так же, как ты со своим клятвами и обещаниями «Я только твой!» — передразниваю его голос. — Словом, просто подотрусь ими и буду действовать исключительно в своих интересах!

— Блять, а… — выдыхает. — Я знал, что будет непросто. Но… Но ты же меня ненавидишь! Как? Откуда… Я думал, ты не способна на ненависть.

— У меня были очень хорошие учителя, — отворачиваюсь взглядом в пустую стену.

Чтобы занять себя, достаю телефон.

Черт, здесь, в подвале, нет сигнала.

Дверь открывается, охранник заносит целых две упаковки минеральной воды, бутылки небольшого объема.

— С газом, без газа. За стопкой стульев — дверь в уборную.

— Ваш босс скоро?

— Пока занят, — неопределенно мотает головой и выходит.

— Черт побери. Какого черта, а? — смотрю на Тихона с ненавистью. — И без тебя прекрасно жилось. Более того, я хорошо начала жить, когда тебя в моей жизни не стало!

Он продолжает стоять, опершись затылком о стену. Салфетка промокла.

— Хочешь, бей. Я не буду сопротивляться.

— Не хочу пачкаться о…

— Да, я дерьмо. Дерьмово повел себя, и совершал еще более дрянные поступки, и я ушел в дерьмо по самую макушку, на дно, чтобы оттолкнуться и выплыть. Знаешь, ради чего? Ради… Тебя! Потому что любил тебя и продолжаю любить. И ради дочери. Она — твоя и моя — тоже! Не надо мне спектаклей дешевых! — повышает голос. — Я правду знаю.

— Ну, знаешь, и что дальше? Живи с этим знанием. Но приближаться не смей.

— Дочь должна знать своего отца.

— Отца у нее, как раз-таки нет и никогда не будет. Есть одна безумно любящая мама, есть бабушка-дедушка, есть куча любимых тетушек и дядюшек.

— Отец — это совсем другое.

— Не в нашей реальности. И ты не имеешь никакого права называть себя отцом… Ах, посмотрите на него! Что, курва твоя не родила? Соврала тогда мне, что ли?! Или она тебе наскучила, дура силиконовая? Наблядовался?! Решил в спокойную гавань. А вот хрен тебе! Хренушки без масла!

Показываю ему фак, и, подумав немного, добавляю еще один. Вот тебе! Дважды фак…

Неожиданно Тихон смеется и произносит с нежностью: