Превзойти себя самого. Том 1 (СИ) - Эльза Фа

ни разу не оглянувшись, он оставил растерянную Лу Цайхуа одну посреди пустынной улочки.

Попытка понять, что именно сейчас произошло, не увенчалась успехом. В момент, когда из-за любого угла на неё может наброситься демон, было попросту некогда размышлять о странном поведении друга. Вместо этого Цайхуа полностью сосредоточилась на своих ощущениях и осторожно направилась прямо в густеющий мрак. Двигаясь так, что не слышно было даже дыхания, она скользила взглядом по крышам домов. Важно было заметить любое движение. Противник был где-то рядом.

— Господин, второй чаши здесь нет, — послышался вдруг низкий голос.

Цайхуа замерла и, постаравшись хоть немного успокоиться, выглянула из-за угла. Недалеко от неё, укрытые тенью цветущего дерева, стояли два взрослых мужчины. То, что их тела были заняты демонами, девушка даже не подвергала сомнению: уже отсюда она ощущала ужасающий холод их тёмной ци.

— А я что говорил?! Раз эта дура такая упёртая, пусть и дальше здесь шляется, но только без нас, — другой голос прозвучал ожидаемо резко.

— Господин, она ведь не только чашу ищет. Ей нужно убить ту девчонку. Свидетели нам ни к чему.

— Не мои проблемы. Я больше не намерен бегать за ней, — второй мужчина раздражённо плюнул на землю.

— Но ведь это и нас касается. Пока Гунъи с нами…

— Тао Янь! — резко оборвал демон. — Сейчас мы с ней плывём в одной джонке, но когда придёт время, за бортом окажется кто-то из нас. Не позволяй ей утопить себя до того, как разойдутся наши дороги.

— Вы правы, господин. Нам только сейчас по пути с ней. Про то, что у нас противоположные цели, трудно забыть, — смиренно согласился Тао Янь. И совершенно неожиданно обернулся.

Лу Цайхуа едва успела спрятаться обратно за угол. Пульсация отдавалась где-то на уровне горла, и хаотичные мысли окончательно спутались. По телу вдруг прошла крупная дрожь. Опасность.

— Господин, кажется, у нас с вами гости, — вкрадчиво произнёс Тао Янь.

Внезапный смех старшего демона обрушился на девушку громовыми раскатами. В момент всё похолодело внутри: не то от сильного страха, не то от пронзающих её потоков тёмной энергии, рекой заструившейся по каменной кладке.

— Снова эти детишки, — он усмехнулся. — В таком случае, я разрешаю остаться. Развлекись сегодня как следует.

Только услышав последнюю фразу, Цайхуа пустилась бежать. Трезво оценив свои силы, она поняла, что не продержится даже минуты в бою с этим демоном. От тёмной энергии веяло древностью. Необъяснимое могущество ощущалось в каждом из её врагов, и Лу Цайхуа была абсолютно уверена: не каждый бессмертный сумеет выйти из такой битвы живым. Найти бы только напарников и послать кого-то из них на Тайшань за подмогой. Подобное зло не должно гулять на свободе. Но для начала стоит позаботиться о своей безопасности. Собравшись с силами, девушка ускорила бег. Где же ты, Шанъяо?

— Не так быстро.

Насмешливый голос раздался прямо за спиной и одновременно повсюду. Со свистом рассекая воздух, в Лу Цайхуа полетел быстрый клинок. Увернуться она уже не успеет.

Примечание автора:

Баоцзы — китайские паровые пирожки (сама их готовлю целыми партиями и очень рекомендую попробовать. Изумительный вкус).

公义 (Гунъи) — правосудие.

讨厌 (Тао Янь) — ненавидеть (разделила на имя и фамилию).

Джонка — традиционное китайское парусное судно.

Глава 16. Орхидеи пахнут утраченным счастьем

Пурпурная лента заката окаймила собой горизонт. Ветер небрежно размазал по небесному полотну облака, и они, истончившись до состояния газовой ткани, замерли в ожидании ночи. От луны, сегодня особенно яркой, оторвался крупный осколок, что обернулся россыпью звёзд. Их тихое мерцание бередило душу, напоминая о безвозвратно утерянной юности. О тех неповторимых годах, изменивших судьбу и оставивших в сердце глубокую рану.

Боль не притупилась со временем. Она по-прежнему раздирала душу на части, стоило Мао Шуаю вглядеться в вечернее небо: пронзительно синее, словно подсвеченное изнутри белым пламенем, и непреодолимо глубокое. Но этот первозданный цвет казался лишь невзрачной копией в сравнении с глазами его близкого друга. Вместо звёзд в них открыто сияла почти детская радость, а где-то в глубине бездонных зрачков таилось большое и светлое чувство. Теперь же оно бесследно исчезло, рассеялось вместе с теплом совместно прожитых дней. Самый близкий человек навсегда покинул его. И дело не в тысячах ли, лежащих между школами Ли и Каймин. Имя и образ Шуая начисто стёрты из памяти Чжао, чьё сердце захлопнулось наглухо на долгие двадцать три года.

Не желая больше сдерживать слёзы, Мао Шуай заслонил лицо рукавом. Бирюзовая ткань с расшитыми по краю орхидеями надёжно скрывала все чувства от мира, но только не от него самого. Он долго их прятал в самых далёких и тёмных чуланах сознания, и лишь боль не позволяла забыть окончательно все те моменты, что составляли смысл его жизни. Когда он отказался от прошлого, смирившись, как ему казалось тогда, с этой потерей, боль каждую ночь разъедала стенки души. Она беспрестанно напоминала Мао Шуаю о том, ради чего он стремился к бессмертию.

Лунху Чжао обрёл бессмертие первым. Состояние, в котором просветлённый оказался после осады горы Лаошань, граничило с помешательством и стало для него тем самым судьбоносным испытанием, преодолев которое он добился пика своего совершенствования. Однако, овладев заново волей и разумом, Чжао так и не смог подчинить себе время. Оно приняло для него одним небожителям понятную форму и остановилось навек. Точно укрытое льдом, сознание оградило от любых изменений вовне, а память сберегла детали событий до той самой трагедии. Он помнил всех, кто когда-либо имел в его жизни значение. Всех, кроме Мао Шуая.

Мао Шуай не желал вечной жизни, если в ней не было места их с Чжао дружбе. Мужчина знал наверняка, что для восхождения на следующую ступень совершенствования ему придётся от неё отказаться, и платить столь огромную цену не собирался. Но когда Лунху Чжао добился бессмертия, у Шуая просто не осталось выбора: состариться и умереть, оставив Чжао одного, он не мог. Ради того, чтобы никогда не бросать человека, подарившего его существованию смысл, просветлённый решился пройти это жестокое испытание. Отринув былое, он превратил в чистый лист свою душу.

Мао Шуай провёл в уединённой медитации год с небольшим. Но даже сумев превзойти себя и поднявшись на ступень земного бессмертия, он всё равно ощущал эту жгучую боль. Она снова и снова возвращала мужчину к тому, от чего ему пришлось отказался. Вся дальнейшая жизнь превратилась в сплошное страдание. Мао Шуай сумел обмануть себя и богов, но не своё упрямое сердце.

Прежде чем полоска заката погасла, прозрачная