Леонид Филатов - Татьяна Воронецкая

У нас зрители очень любят актеров, которые доставляют им радость. Они пишут им письма, они их обожают. Писать для каких-то актеров сценарии—это возможно и нужно. У нас есть целая плеяда актеров, для которых надо писать. Но это не очень принято, потому что актеры у нас находятся в очень унизительном положении. Актеры наши мало получают. Я не говорю о любимчиках, которых у нас не очень много и которые имеют право что-то выбирать, от чего-то отказываться. Актер наш —существо очень нежное, ранимое, тонкое. Его надо обязательно любить. Режиссерам надо создавать все условия, чтобы актер чувствовал себя совершенно спокойным, раскованным, чтобы не была зажата ни одна клеточка, что очень важно для актера. Импровизация в кадре возможна только тогда, когда актер совершенно раскрепощен, когда он знает, что его в группе обожают, любят, что он желанен. Это важно. Я актеров люблю и стараюсь им создать такие условия. У меня бывают случаи, когда я ошибаюсь в актере и натыкаюсь на циника, которому все равно. Второй раз я просто его никогда не снимаю и с ним никогда не встречаюсь больше. Если вижу, что актер работает, любит свое дело и отдает все свои силы, я стараюсь ему возместить всеми возможными способами, включая и материальные. Потому что самое важное и самое тонкое, самое большое оружие режиссера – это артист. Режиссер – там есть все: литература, пластика, музыка, но все равно мы доносим трепет сердца через глаза артиста.

У нас было единомыслие. Не было разногласий, споров, ссор. Мне нравилось, как он работает: человек очень точный, дисциплинированный. Леня удивительно техничен. Например, при озвучивании он просто снайпер новенно попадает в свою речь. Замечательно озвучивает. Леня пластичен, развит физически. Однажды на моей картине вдруг встал на голову. Я даже не пытался ему это предложить, потому что не знал, сможет ли он такое осуществить. Леня очень внутренне артистичен. В нем все: и любовь к поэзии, и умение сочинять стихи. Я считаю, что «Сказка про Федота» – крупное литературное произведение, единственное в таком жанре за все семьдесят лет. Я о таком просто не могу не сказать, и написана она крупным поэтом...

Мне очень хотелось бы использовать Леню так, чтобы он был контрапунктом к роли, а не брать его как иллюстратора к ней. Помню, я пригласил его на роль в фильме «О бедном гусаре замолвите слово». Мне нужен был добродушный дурак. Пришел Филатов и очень понравился, но я сказал: «Нет». Потому что это не совпадает никак. Это был тонкий, нервный, в чем-то изломанный, очень современный человек, а мне нужен был костюмный простак, то, что сыграл Садальский. Он в этой роли очень попадал. Простая наивность—это то, что я тогда еще в Лене не увидел. У него прекрасное чувство юмора. В нем много иронии, он по-доброму подтрунивал над актерами, партнерами по роли. Вообще, у нас в группе была такая ироническая атмосфера, мы все друг над другом подсмеивались, подтрунивали, постоянно шутили...

Когда душаВо мраке мечется, шурша,Как обезумевшая крыса,—Ищи в тот мигЛюбви спасительный тайник,Где от себя возможно скрыться.

В огне любвиСгорят злосчастия твои,Все, что свербило и болело,

Но в том огнеС проклятой болью наравне,Имей в виду, сгорит и тело.

И если тыПлатить не хочешь горькой мздыИ от любви бежишь в испуге —

Тогда живи,Как жалкий зверь, что акт любвиЛегко справляет без подруги.

Пусть ты сожжен,И все ж – хоть мать пытай ножом! —Покой души в любви и вере.

Но та, к комуЯ шел сквозь холод, грязь и тьму,Передо мной закрыла двери,

И боль во мнеЗвенит цикадой в тишине,И я глушу ее подушкой,—

Так сиротаС гримасой плача возле ртаБренчит дурацкой погремушкой.

О, есть ли путь,Чтоб можно было как-нибудьИзбавить душу от смятенья?..

Я без стыдаКазнил бы тех, чья красотаДля окружающих смертельна!..

Мне ль, дикарю,Носить пристойности кору,Что именуется культурой?..

Я не хочуЗадаром жечь любви свечуПеред божественною дурой!..

Дитя и матьВдвоем обязаны орать—Всегда двоим при родах больно!

Во тьме дворов,Рожая нищих и воров,Вы, женщины, орите: больно!

В чаду пивных,Стирая кровь с ножей хмельных,Вы, мужики, орите: больно!

И вы, самцы,Уныло тиская соскиПостылых баб, орите: больно!

И вы, скопцы,Под утро вешаясь с тоскиНа галстуках, орите: больно!

Ты, племя рыб,С крючком в губе ори навзрыдВо все немое горло: больно!

Моя же больСильней означенной любой,Ее одной на всех довольно.

И тот из вас,Кто ощутит ее хоть раз,Узнает, что такое «больно»!

Ты, майский жук,Что прянул точно под каблук,Всем малым тельцем хрустни: больно!

Ты, добрый пес,Что угодил под паровоз,Кровавой пастью взвизгни: больно!

Пусть адский хор,Растущий, как лавина с гор,Ворвется грозно и разбойно

К ней в дом – и там,Бродя за нею по пятам,Орет ей в уши: очень больно!

И пусть она,Разбита и оглушена,Поймет среди орущей бойни,

Что не любвиПришел просить я, весь в крови,А лишь спасения от боли...

«– Леонид Алексеевич, что значит музыка в вашей жизни?

– Я человек немузыкальный. Совершенно лишен слуха, видимо, поэтому все время что-то напеваю. С самой ранней юности я имел отношение к песенному творчеству. На мои стихи еще в театральном училище друзья писали песни. Потом я попил в театр, где очень любят и ценят музыку. Однако музыка – мощный компонент не только любого зрелища, но и индивидуального творчества. Люблю писать стихи под музыку, правда, не всегда это удается, но музыка очень вдохновляет. Стараюсь развить свой слух... В фильме, который я сейчас снимаю, будет много музыки – в него войдут произведения Гайдна, Вивальди, Скарлатти...».

«ЛЮБОВНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ» В ПАРИЖЕ

1992 год. Это было непростое время, время перестройки и осознали мы это значительно позже, как верны слова восточных мудрецов «не дай вам бог жить во времена великих перемен». Время очень сложное, напряженное, все живут в ожидании чего-то необычного, какой то свободы, но какой? Каких то изменений, но каких? Никто конкретно ответа не знал.