Аномальные каникулы - Алексей Гравицкий

Девчонки хихикают. Даже Тимур улыбается.

— Не у всех папа маме на день рождения салон красоты дарит, — вяло огрызается Ворожцов.

— А я в мамкином салоне даже укладку не делаю, — фыркает Сергуня. — Вот еще.

— Чего так?

— А зачем? Чтоб меня там маменькиным сынком считали? Там знаешь какие девки работают! К таким надо подкатывать не за материнскими чувствами.

Девчонки, что стоят рядом, переглядываются. Одна шепчет что-то другой на ухо, и обе снова хихикают. Над ним? Или над Сергуней?

Вообще Сергуня выглядит сейчас дешевым позером. Но это для него, для Ворожцова, да и то после того, как брат про блондинчика все разъяснил. А чего там в мозгах у девчонок, кто ж его знает? Это только считается, что девочки быстрее мальчиков развиваются. А поглядишь на это глупое хи-хи, и сразу берет сомнение.

— Поговорить надо, — обращается он к Тимуру.

Тимур кивает.

— Наедине, — тихо добавляет Ворожцов.

— Ворожкин, — радостно подхватывает Сергуня, — так тебя девки не интересуют. Летела стая голубей, один другого голубей. Что ж ты раньше молчал? Ты не обольщайся: Тимур не из этих.

Девчонки откровенно потешаются над ситуацией. Ворожцов понимает, что надо как-то ответить.

— Сергунь, ты совсем озабоченный? — спрашивает он свысока.

И тут же задним числом понимает, что сморозил глупость. Что это ничуть не обижает блондина, а скорее его самого выставляет занудой. Сергуня и девчонки хохочут.

Ворожцов с Тимуром отходят.

— Чего хотел? — спрашивает на ходу Тимур.

— Идея есть, — говорит Ворожцов. — Надо обсудить.

— Так давай обсуждать, — останавливает его Тимур. — Куда тащишь-то?

Ворожцов пристально смотрит на Тимура.

На секунду, на какое-то мгновение ему кажется, что он обратился к нему зря. Но тот спокоен: в нем нет глупости девчонок из параллельного. Нет понтов Сергуни. И сомнения оставляют Ворожцова, не успев застрять в душе.

— Говорю же, наедине надо. Тема такая… не для посторонних. Ты же знаешь, откуда у меня брат вернулся?

Тимур кивает.

— Я тебе расскажу, что там было…

— Твой братец рассказывал, — давит улыбку Тимур. — Фиг поймешь, чего там было.

— Поймешь, — уверенно говорит Ворожцов. — Я расскажу понятнее. А потом идеей поделюсь.

— Хочешь пойти по стопам братца? — поддевает Тимур. — Смотри, сопьешься.

Но, несмотря на отпускаемые колкости, с Ворожцовым он идет.

Они запираются в туалете, и Ворожцов начинает говорить. Заходит издалека. Рассказывает, постепенно приближаясь к сути. Тимур заинтересовывается.

Звенит звонок.

Ворожцов замолкает, смотрит на Тимура.

— Пошли на литру, потом дорасскажу.

— Фиг с ней, с литрой, — останавливает его Тимур, и Ворожцов понимает, что тот уже проникся идеей. Или задумал что-то свое.

Весь урок они проводят в туалете. Ворожцов рассказывает. Тимур слушает, не перебивая, что случается с ним редко.

Выслушав предложение Ворожцова, кивает.

— Когда ты это хочешь?

— Надо собраться, подготовиться, — размышляет вслух Ворожцов. — Пока туда, пока обратно, пока там. Это время. За выходные не успеем, значит… на каникулах. Не прогуливать же. Предки просекут.

Тимур задумчиво шкрябает ногтем по крашеному оконному стеклу, на котором уже кто-то нацарапал до него «Динамо — чемпион», а кто-то другой в ответ приговорил мечтательные пожелания любимой футбольной команде коротким вердиктом из трех букв.

— Лады, — говорит он наконец. — Надо подумать, что с собой брать. И это… Вдвоем опасно.

— Согласен, — кивает Ворожцов.

— Надо кого-то еще взять. Понадежнее.

— Хорошо. Только не Сергуню.

Перекинувшись еще парой фраз, они выходят из туалета и идут к кабинету литературы. Вид у обоих заговорщицкий. Они единомышленники. Команда. Вот только надо как-то оправдываться перед литераторшей.

Объясняться с училкой не приходится: возле кабинета их нагоняет звонок. Дверь распахивается. В числе первых в коридор вылетает Сергуня.

— О! — горланит он на весь этаж. — Голубятня! Тимур, а я думал, ты нормальный чел. Вы где шляетесь?..

…Ворожцов отвлекся от мельтешащей под ногами травы. Поднял голову и поглядел вперед.

Тимур свернул с заросшей бурьяном улицы, толкнул калитку соседнего участка. Та не поддалась. Ворожцов остановился рядом. Забор здесь был решетчатым, сделанным на совесть, хоть и изрядно проржавевшим. Кое-где еще лохматились остатки облупившейся краски. Калитка и ворота смотрелись основательно, как и вся ограда, только приржавели намертво.

Не найдя щеколд, замков или чего-то еще, что могло бы помешать попасть внутрь, Тимур пихнул калитку снова, уже сильнее. Бесполезно.

— Прикипело, — поделился наблюдением Тимур и посмотрел сквозь решетку на участок.

Дом здесь был основательный, как и ограда. Строили его с любовью и своим пониманием красоты и богатства, которое вылилось в глупый флюгер на крыше и вычурные наличники на окнах.

За домом чернел сруб бани с низкими оконцами. Возле ворот ржавел на спущенных колесах ярко-оранжевый когда-то тарантас со смешными ушами на задних крыльях. «Запорожец» — дитя советского автопрома, брошенное здесь в прошлом веке.

— Чего шарманка?

— Три аномалии, — поглядел на экран Ворожцов.

— Тогда давай через забор, — предложил Тимур. — Перелезть сможешь?

— Смогу.

Тимур кивнул, отошел в сторону, туда, где за забором стояла навечно припаркованная старая ушастая машина, ухватился за решетку и полез наверх. Подтянулся, вскарабкался. На секунду завис на самом верху, подобрав под себя ноги, покачнулся, как петух на жерди, и спрыгнул.

Гулко металлически грохнуло. Тимур приземлился на капот убитой машины. А уже с него легко соскочил на землю.

— Давай, — позвал он с той стороны.

Ворожцов поравнялся с машиной и принялся карабкаться наверх. Забраться на забор оказалось сложнее, чем представлялось вначале. Ржавое железо неприятно скребло ладони. Ухватиться было практически не за что, оттолкнуться не от чего. Оставалось только подтягиваться, а рука по-прежнему болела.

«Тимур в лучшей форме», — пришла мысль, когда Ворожцов добрался до верхнего края и перелез через украшающие его ржавые шпили и завитушки. Зацепившись штаниной за торчащую железку, он потерял равновесие и полетел вниз.

На капот приземлился неудачно: ушиб колено. Громыхнуло. Выставленные вперед руки остановили падение и не дали шваркнуться мордой о мутное лобовое стекло.

Потирая ногу, Ворожцов сполз на землю.

— Живой, спортсменка-комсомолка? — поинтересовался Тимур.

— Нормально, — поморщился Ворожцов.

Признаться, сейчас он больше опасался за наладонник. Но напрасно: ПДА оказался цел и невредим.

Ворожцов сверился с детектором, кивнул на дом.

Через двор снова шли плечом к плечу, хотя расстояние было небольшим.

Дом сохранился лучше забора. Даже стекла и решетки на окнах не пострадали со временем. И дверь висела ровно.

Тимур потянул за ручку, подергал, толкнул. Отступил на полшага.

— Заперто, — констатировал он. — Причем давно.

— С чего ты взял?

— Сам посмотри, — кивнул Тимур на замок.

Дверь и в самом деле заперли очень давно. Судя по внешнему виду, замок последние лет десять точно никто не трогал.

— А на окнах решетки, — оценил Ворожцов. — И как входить будем? Может, через второй этаж?

— Зачем? — вылупился на него Тимур, хотя он вроде бы не сказал ничего странного.

— На окнах первого этажа решетки. А на втором их нет. Если забраться по решетке наверх, можно дотянуться до карниза на втором этаже и…

— Зачем? — тупо повторил Тимур.

— А как мы еще туда заберемся? — совсем озадачился Ворожцов, не понимая, с чего такая реакция.

— Никак, — отрезал Тимур. — Зачем нам вообще туда лезть?

— Там три аномалии, на одну из них может…

— Да не может, — разозлился Тимур. — Ворожцов, включи мозги. Если дверь не открывали много лет, то как твой брат со своими пенсионерами туда вошел бы? По решеткам через второй этаж? Не смеши. А если их там не было, то и нам внутри делать нечего.

И он пошел обратно к забору. Объяснение было настолько простым, что Ворожцов почувствовал себя идиотом. Неприятное ощущение. Услышать от кого-то, что ты балбес, всегда было обидно. Понять это самому оказалось обиднее во сто крат.

Когда он вернулся к забору, Тимур уже ждал по ту сторону.

Ворожцов влез на помятый от их прыжков капот. С него влезть наверх оказалось значительно проще, чем с земли. Спрыгнул он на этот раз тоже расчетливо и приземлился как надо, но в ногу все же отдало болью.

Он встал, прислушался к ощущениям. Привычно уже дергало больную руку. Ныло колено. Хорошо хоть голова прошла и тошнота отпустила. Продышался.