Как убить литературу. Очерки о литературной политике и литературе начала 21 века - Сухбат Афлатуни

возникшие в 2010-е, существуют, как правило, года два-три – пока есть финансирование. После чего, не успев толком разгореться, гаснут.

Фестивали затронул общий процесс «затягивания поясов». Было бы даже удивительно, если бы на фоне закрытия премий и журналов, сокращения тиражей и числа книжных магазинов – цвели и пахли фестивали.

«И все-таки орешник зеленеет». Вот уже третий год в Нижнем Новгороде проходит Горьковский фестиваль. Проводится благотворительной организацией «Дороги добра» при поддержке правительства Нижегородской области.

По сути – проект писателя и общественного деятеля Дмитрия Бирмана.

В этом году фестиваль проходил с 25 по 30 марта и собрал писателей и поэтов из Армении, Белоруссии, Италии, США, Узбекистана, Франции. И самой России, разумеется. Виктора Ерофеева, Рене Герра, Илью Фаликова, Марину Москвину, Вадима Месяца, Максима Гуреева, Валерия Бочкова…

Впрочем, всё это есть на сайте gorkyifest.ru.

Меня, как обычно, интересует не внутрилитературная составляющая, а те выходящие за пределы литературы тенденции, которые этот фестиваль отразил.

Фестивали нулевых были в основном фестивалями для самих литераторов. Например, на одном из Русско-грузинских фестивалей, когда участники просто жили дней десять у Черного моря, наслаждаясь общением и читая стихи друг другу.

Это тоже было важно, учитывая исчезновение в предыдущее десятилетие общего литературного поля и усыхание коммуникации между авторами, особенно из бывших республик.

Бывали, конечно, в фестивальных программах и встречи с читателями – которыми зачастую оказывались местные самодеятельные поэты (жаждавшие пробиться к микрофону) или нагнанные для заполнения рядов свежемороженые студенты… Или просто случайная публика кафе, увлеченно поедавшая шницель, пока некто на импровизированной сцене пытался перекричать общий гул и грохот кофе-машины.

И это было тоже неплохо. Лучше хоть какая-то аудитория, чем никакая.

В десятые фестивальная волна, как уже было сказано, пошла на убыль. Но вместе с тем наметился и новый формат – с активным участием местных библиотек. Не только центральных, предоставлявших площадку, что случалось и раньше. Но и районных, сельских.

Впервые с этим форматом я столкнулся в ноябре 2016-го, на новосибирском фестивале «Белое пятно», который проводит Областная научная библиотека.

Из трех дней фестиваля один был выделен под встречи с читателями в библиотеках небольших городов и сел Новосибирской области. Мне выпало съездить в деревню Мошково; впечатлениями и размышлениями после этой поездки я тогда же поделился в «Барометре»[121].

В Нижнем Новгороде у каждого из участников было как минимум по три встречи в библиотеках. В одной из городских библиотек Нижнего, остальные – с выездом в область. Называлось это «литературным десантом». В моем случае это была Нижегородская областная библиотека, библиотеки города Бор (город-спутник Нижнего) и села Вад.

Впечатления в целом совпали с прошлыми, новосибирскими. Совпали и уточнились. Полные залы, внимательное вслушивание, живые вопросы. В селе Вад желавших встретиться с литераторами было столько, что их не вместила главная библиотека, пришлось подключать еще детскую.

В крупных городах, особенно миллионниках, читатель избалованный. И писатели у него под боком ходят, и книжные магазины какие-никакие. Не говоря о массе прочих развлечений и средств культурно провести досуг. Больше суеты вокруг, не слишком способствующей вдумчивому чтению. Да, чем крупнее город – тем плотнее литературная среда; но читатель внимательный, неторопливый чаще встречается всё же за пределами городских муравейников. Там, где, почти по Рильке, после чтения «люди собираются в кружок, / и тихо рассуждают, каждый слог/ дороже золота ценя при этом».

Я немного преувеличиваю; читательской идиллии – как и любой другой – нет нигде. Читательское сознание в небольших населенных пунктах более консервативно. Оно, насколько можно судить по вопросам «из зала», застыло где-то в конце прошлого века. Все, что после – не в резкости, за вычетом нескольких имен, регулярно всплывающих в телеящике. Но интерес к современной серьезной литературе значительный. «Что порекомендуете? Что почитать? Какие назовете имена?»

И второе впечатление – в литпроцессе всё более заметную роль начинают играть библиотеки. Библиотеки стали финансироваться чуть лучше, и это уже дало заметный результат. Библиотеки помолодели. Читаем в одном из блогов:

…Устаревший образ сухой строгой старушки в очках и с пучком на голове не имеет ничего общего с теми, кто действительно работает в библиотеках. Средний возраст библиотекарей – от 20 до 40 лет[122].

Самый креативный, кстати сказать.

Меняется не только возрастной, но и гендерный состав библиотекарей – всё чаще встречаются библиотекари-мужчины, и тоже не пенсионного возраста. Уточняю это наблюдение в разговоре за чашкой чая в одной из нижегородских библиотек: верно ли? «Да, молодые парни идут. Особенно в селах. С библиотечной зарплатой на селе прожить можно…»

Появление в любой «женской» профессии мужчин – признак роста ее востребованности. В отношении библиотек это, правда, не появление, а возвращение. До революции, да и в первые десятилетия советской власти, большая часть библиотекарей была «мужской». Да и многие литераторы тогда не считали для себя зазорным библиотечный труд. Крылов, Одоевский, Стасов, Бунин… Даже Блок одно время собирался устроиться библиотекарем в Академию наук.

Сегодня наблюдаем что-то близкое. Могу назвать имена как минимум трех литераторов из младшего поколения, работавших или работающих в библиотеках. Антон Метельков, Ростислав Амелин, Дарья Серенко. Имен наверняка больше.

В отличие от филфаков и книжных – других важных звеньев в распространении современной литературы – библиотеки имеют более широкий территориальный охват.

Их сеть присутствует там, где не откроются ни вузовские филиалы, ни книготорговые точки. И сеть эта, насколько могу судить, пусть даже по очень поверхностным впечатлениям, работает неплохо.

И еще. Библиотечная система, в отличие от книготорговой, лишена коммерческой составляющей. Что для читателей серьезной литературы – а публика эта, как правило, не слишком богатая – тоже немаловажно.

Возвращаясь к фестивальной теме, подытожу. Формат литературного фестиваля с активным подключением местных библиотек кажется сейчас наиболее удачным. Проблема коммуникации между литераторами сегодня уже не стоит так остро, как пятнадцать-двадцать лет назад. Теперь эту функцию вполне (и даже с избытком) выполняют социальные сети. Сложнее обстоит с коммуникацией с читателем. Которого, как показывают соцопросы и цифры тиражей, у нас всё меньше.

Некоторые литераторы, впрочем, пытаются решать и эту проблему через социальные сети, усердно френдя и комментя своих потенциальных читателей… Но на этом поле серьезный литератор заранее проигрывает более резвым блогерам. Писательство всё-таки дело одинокое, требующее изрядного количества тишины, неторопливости и несуетливости мысли. Далеко не всякому дано быть и «писалой», и «зазывалой». Нужен посредник – посредник между автором и читателем. Редактор, издатель, критик, преподаватель словесности, книготорговец…

И, разумеется, библиотекарь.

Такие вот впечатления после фестиваля. Есть, разумеется, и другие. Волга с