Колхоз. Назад в СССР 4 - Павел Барчук

— Зачем тебе Наташка? — Николаич моментально забыл про клумбы и уставился на меня внимательным взглядом.

Я вспомнил его слова, которые он сказал девчонке во дворе дома. Ночью. Когда мы таскались по селу в поисках снарядов для футбольного поля. Что лучше бы ей со мной не связываться.

— Да так. Хотел кое-что обсудить.

— М-м-м-м-м… — Взгляд председателя стал совсем подозрительным. — Знаю я ваши обсуждения. Потом она мне в подоле принесет, а ты смоешься в свою Москву.

— Николай Николаич…

— Что? Я уже хрен его знает сколько лет Николай Николаич. Смотри мне, Жорик! — Председатель погрозил пальцем. Потом подумал буквально минуту и для большего веса погрозил ещё раз, но уже кулаком. — Обидишь Наташку, не посмотрю, чей ты сын. Ясно? Оторву все к чертовой матери. Она у меня девка хорошая. Ей замуж надо. Детей рожать, ячейку общества строить. А с тебя толку, что с козла молока. Никакого. Так что ты давай, со своими обсуждениями терпи до Москвы. Там, говорят, девки взглядов свободных. С ними — хоть наобсуждайся.

— Да я серьезно. Поговорить надо…

— Так и я серьезно, Жорик. Какие уж тут шутки. С матерью она, поехала в Воробьевку. Бабушка наша прихворала. Утром в больницу забрали.

— О, блин… — Я сразу вспомнил Нину Григорьевну. Что могло приключится, интересно?

— Да ничего страшного. Вроде, похоже, отравилась чем-то. Хотя, чем уж она могла оторваться, не знаю. Все свое, свежее. Ну, оставили, один черт, на несколько дней под присмотром. Мать у меня — женщина не молодая. Ну, ты в курсе. Лучше пусть рядом с докторами. Хотел сам поехать, но бабы мои решили, справятся без меня. Да и жду я ответа по транспорту.

— По какому транспорту? — Честно сказать, я на тему внезапной болезни Нины Григорьевны немного заволновался, а поэтому не сразу сообразил, о чем речь.

— Жорик, молодой, а памяти уже нет. Сказал же, в Москву поедем. В столицу нашей Родины. Олимпиаду своими глазами посмотрим. Так, ладно. Ты давай, не отвлекай. Нет Наташки и будет не скоро. Все.

Я не стал раздражать Николаича своим присутствием и пошел обратно в сторону дома.

Снова посмотрел на часы. Время — почти обед. Наташка с матерью в Воробьевке. Нина Григорьевна тоже в Воробьевке, да ещё и в больнице. Люди, когда им плохо, становятся более уязвимыми. Повод хороший. Приду весь такой молодец, типа, проведать. Заведу разговор, скажу, мол, случайно узнал, не мог оставаться в стороне. Тем более здесь, в деревне, не как в городе. Это если там я припрусь к левому человеку в больницу с заверениями, что очень переживал за болящего, он решит, я псих или извращенец. А в деревне, они тут все друг другу брат, товарищ и сват.

В общем, идея показалась мне очень даже го́дной. На крайний случай, если уж совсем что-то пойдет не так, скажу, искал Наташку. Зачем? Да хрен его знает. Придумаю.

Вдохновленный и окрылённый помчал к дядькиному дому. Надо было набрать с собой гостинцев. С пустыми руками точно нельзя. А денег у меня нет. Кстати! Пока маман здесь, надо это недоразумение исправить. Я, конечно, понимаю, в деревне больше в ходу натуральный обмен. Но ситуации бывают разные. А у меня, если что, нет в кармане ни рубля. Светланочка Сергеевна тоже молодец. Отправила сына из Москвы к родственникам без копейки. Наверное, чтоб наверняка не смог вернуться обратно.

Забежал во двор и прямой наводкой двинул в летнюю кухню. На столе стояла тарелка с яблоками. Рядом — глиняный кувшин, или, как тетка называла его, крынка с молоком. Не долго думая, высыпал яблоки в пакет. Разыскал среди посуды термос, туда налил молока. В конце концов, думаю, привередничать никто не будет. Главное, не подарок, а внимание.

Дальше встал вопрос, как мне добраться до Воробьевки. Самый популярный способ я знал. Пилить до станции пешком, а потом трястись на автобусе. Но это вообще не вариант. Во-первых, автобусы ходят раз во сколько-то там часов, во-вторых, пока до Квашино доберешься через эти поля и леса по жаре, с сумкой, я сам захочу лечь в больничку, рядом с Ниной Григорьевной на соседнюю койку. Перспектива, конечно, интересная, там уж мы точно подружимся, но сельская больница, как явление, вызывала у меня четкие ассоциации с чем-то очень неуютным и даже в какой-то мере опасным.

Так что, нет. Надо найти подходящий способ.

— Ты чего мечешься? — У калитки, которая соединяла между собой дворы, появилась Ольга Ивановна.

— Да так… — Я замер у летней кухни, соображая, как поступить.

Машина в деревне одна, только у председателя. Ее он мне точно не даст. Надо же будет объяснить, куда и зачем собрался ехать. Судя по настрою Николая Николаевича, если я скажу, что надо в Воробьевку к Наташке, или вообще сообщу, будто мне жизненно необходимо поговорить с Ниной Григорьевной, то единственное, что даст Николаич, это пинка под зад. Для скорости. Только в другую, скорее всего, диаметрально противоположную сторону. Мотоцикл имеется у Ефима Петровича, но на нём он ездит сам. И у Лидочки. Учитывая, как мы расстались, к ней точно не пойдешь. Остаётся… Я посмотрел на Ольгу Ивановну, которая набирала воды из колодца.

— У Вас есть велосипед? — Ляпнул, честно говоря, наугад.

— Само собой. На дойку езжу. А что?— Соседка вытащила ведро, которое было привязано к тросу и перелила содержимое в свою тару.

— О, а можно я у Вас его возьму в аренду. До вечера.

Ольга Ивановна посмотрела на меня, будто я сказал несусветную глупость.

— Зачем тебе велосипед? По улице кататься? Все? Закончилось в селе то, что можно сломать или испортить? Или Матвея Зинка под арест посадила? Вы ж по одному еще куда не шло. А если всей командой, так тушите свет.

— Ну, что Вы сразу. Мне надо в Воробьевку попасть. Срочно. Человек там в больнице, проведать хочу.

— Добить? Кому ж так повезло?

— Ольга Ивановна, мне кажется у Вас сложилось слишком плохое мнение обо мне.

— Нет, Жорик, — Соседка взяла ведро и направилась к калитке. — Наоборот. Мнение у меня о тебе слишком хорошее. А это зря. Идём. Возьмёшь. Вечером, чтоб вернул! И не дай боже́ я на нем колеса, например, не досчитаюсь. Или руль пропадет. А у тебя и такое может быть.

Я