Каким быть человеку? - Шейла Хети

профессиональной, как он, но в своей сфере, не в его. Я отправилась в салон, сжимая в руке конверт с заявлением об уходе. Когда я пришла туда, то отметила необычную тишину в помещении; никто не сплетничал, а стилисты избегали моего взгляда. Даже девушка у приемной стойки, которая обычно улыбалась и откладывала дела, чтобы поздороваться, едва взглянула на меня, когда я вошла. В подсобке я встретила стилистку Эйми и спросила у нее, в чем дело. Она стрельнула глазами, а потом заговорила, глядя в зеркало, которое висело на розовой стене. Стилисты никогда не смотрели друг другу в глаза; они разговаривали только сквозь зеркала.

Она сказала:

– Юри объявил, что уходит на пенсию и продает салон. Он по-прежнему будет работать здесь, но на полставки. А Энтони, видимо, надеялся, что однажды Юри продаст салон ему. Но, конечно же, Юри не собирается ему ничего продавать! Когда сегодня утром мы узнали, что он продает салон Полю и Раулю, Энтони устроил скандал и перед всеми клиентами заорал на Юри: «Ты кусок дерьма, Юри!» А потом он разбил кулаком зеркало, и оно разлетелось вдребезги, кровь была повсюду. Так что Энтони забрал свои ножницы и ушел.

– Охренеть!

– Но мы же все знаем, что завтра Энтони вернется как ни в чем не бывало.

Я заметила, что Юри зашел в подсобку. Зная, что у меня мало шансов поговорить с ним в дневное время, я подошла к нему и вручила свое заявление об уходе, преисполненное вежливости и благодарности, которое я написала накануне вечером.

– Мне сейчас его прочитать? – спросил он меня. Я кивнула, пошла с ним в офис и стояла, пока он читал первую страницу, потом перевернул и прочитал вторую, затем перевернул и прочитал третью.

Он сказал:

– Ну что ж, будет жаль отпускать тебя. Ты очень ценная сотрудница. Но если тебе так хочется…

Затем он отвлекся.

– Слышала, что учудил Энтони?

Я кивнула.

– Он хотел, чтобы я продал салон ему – сказал, что всегда на это рассчитывал. Но я никогда не продам ему салон! У него никакой твердости характера, никакого самоконтроля. Он не преданный член нашей команды. Он думает только о себе. И ведь мы все знаем, он никогда не извинится за сегодняшнюю сцену. Что это за человек такой, который не может извиниться? Нет, я никогда не слышал, чтобы Энтони признавал свою вину. – Он пожал плечами. – Я посоветовал Полю и Раулю оставить его у себя в штате: мне просто интересно, сколько может протянуть человек, который никогда не извиняется.

Потом Юри сказал:

– Давай я сегодня позабочусь о твоих волосах. Это твой последний день, и я тебе промелирую несколько прядей.

– Спасибо, – ответила я, хотя не очень хотела делать мелирование. Но меня тронул его профессионализм в этом прощальном жесте доброты. Он снова превратился в человека, которого не в чем упрекнуть.

Я сидела в кресле, а Юри работал с моими волосами и ничего не говорил. Мне было неловко от своего письма, и я начинала жалеть, что отдала его. Может быть, я совершила ошибку? Так глупо было покидать салон. Я очень любила работать здесь! И как мне теперь зарабатывать? Сейчас мне стало ясно: счастье, которое я испытывала в салоне, было настоящим, и я отказывалась от него из-за необдуманного порыва тщеславия; из-за желания защитить свой образ в глазах Юри. Шли минуты, и мое решение становилось всё более безвозвратным, моя жизнь в этом салоне всё дальше убегала от меня назад в прошлое, и вскоре мне здесь вообще не будет места. Пока я пыталась придумать всевозможные способы отозвать свое увольнение, моя паника росла; одновременно с этим я напоминала себе, что смысл жизни не в том, чтобы избежать мук, – в каждом выборе была своя мука – и, выбирая увольнение из салона, я выбирала одну муку, а если бы осталась, то мучилась бы как-то еще, но вот эта нерешительность, метание от одного к другому было самым худшим истязанием, попыткой избежать жизни, которая в конце концов оставит меня ни с чем!

Я поняла это, пока мой мозг бесновался, надежно спрятанный в моей голове, над которой работал Юри, прокрашивая пряди моих волос. Я вдруг осознала: покончить с чем-то до смешного просто! Я отдала ему письмо, и еще до того, как я могла с Юри заговорить, мое время в салоне подошло к концу. Как только он докрасит мои волосы, я выйду отсюда навсегда. Я уже совершила эту огромную ошибку!

Я прошла за одной из девушек к раковине, где она стала мыть мне волосы, придерживая голову, в то время как в моей шее усилилось напряжение. И когда она привела меня обратно к моему креслу и вытерла волосы полотенцем, я увидела в отражении, что сделал Юри: он полностью высветлил мне все волосы на голове! Это не было мелированием. Тонер сделал мои волосы сухими и серыми – неприятного платинового оттенка Мэрилин Монро или серебряного, как у Энди Уорхола, – нет, это были волосы старухи. Я выглядела так, словно доживаю последние дни и, что хуже, как человек, проживший все эти дни. Юри вернулся, широко развел руки, улыбнулся мне и сказал: «Ну как?»

Я не могла улыбнуться ему в ответ. Я чувствовала себя так, как будто меня стерли, как будто никто больше никогда не посмотрит на меня. Но по крайней мере у меня не было ни малейшего желания посмотреть на себя в зеркало, склонив набок голову, как я делала это раньше.

Глава двадцать первая

Как прекрасно быть взрослой

Когда я была маленькой, я думала, что дети вырастают, а родители уменьшаются, так что однажды ребенок становится родителем, а родители становятся детьми. Взрослые казались мне чем-то поразительным. Я считала, что мой отец знает совершенно всё. Моя мама обладала удивительной уверенностью и способностью руководить. В моей голове существовал маленький квадратик благоговения перед ними, компактный и завершенный.

Они казались настолько же далекими от меня, как космический корабль от Земли, летающий по орбите в какой-то темноте, которую я не могла понять. Но теперь, когда я сама взрослая среди взрослых, я тоже там. В месте, которое когда-то казалось неизведанной стратосферой, совершенно иной стратосферой, но оказалось тем, что я имею теперь. Это крайняя внешняя граница человеческой вселенной.

Глава двадцать вторая

Чужак чужаку друг по причине их общей отчужденности на земле

Вот уже несколько недель моя мама звонила, оставляла мне сообщения на телефоне, посылала длинные и отчаянные имейлы, и в конце