Великий китайский файрвол - Джеймс Гриффитс

сторону Ларри Пейджа. Исполнительный директор компании Эрик Шмидт, который все еще верил в китайский проект, остался в меньшинстве[412]. 12 января 2010 года, на следующий день, Драммонд выложил в блоге компании пост, в котором излагалась новая политика: Google прекращает фильтрацию поисковых результатов в китайской версии. «Меня радует такое решение по нашему китайскому проекту еще и потому, что ситуация, сложившаяся в Китае, дает другим странам и режимам сигнал, что можно попробовать сделать свой файрвол», – объяснял потом Брин.

Ли Кайфу, который к тому моменту открыл в Пекине свой венчурный фонд, считал, что Google совершает ошибку. Как многие другие представители новой китайской технократии, он верил: интернет сам по себе подтолкнет режим к либерализации, а пока можно расслабиться и зарабатывать деньги. «Через два года или даже меньше к власти придет следующее поколение, – говорил он в 2010 году. – Они моложе, прогрессивнее, многие из них учились в Америке, работали на большие компании, возглавляли банки. Они будут более открытыми»[413].

Предсказание совсем не оправдалось, но это ничуть не навредило интересам венчурных инвесторов вроде Ли. Кстати, на мои многочисленные просьбы дать интервью для этой книги он так и не ответил. Фонд[414], который он основал в 2009 году, менее чем за десять лет увеличил свой капитал с 115 млн долларов до 1 млрд. За Ли закрепилась репутация провидца в мире технологий. Держалась она во многом на том, что для публики он был чем-то вроде борца с цензурой. Это, конечно же, не вполне соответствовало действительности. Его давний соперник Робин Ли, глава Baidu, после ухода Google из Китая тоже не сидел сложа руки. Baidu стала практически монополистом на рынке поисковых систем в Китае с долей около 80 %[415] и сделала Робина Ли мультимиллиардером.

Объявив об отмене фильтрации поисковой выдачи в своей китайской версии, Google попала под шквал критики со стороны государственных СМИ. Например, ультранационалистический англоязычный таблоид Global Times писал, что компания стала рупором политической воли и ценностей администрации США за рубежом[416].

«В их глазах если где-то ущемляют Google, то ущемляют всю западную культуру, – отзывалась о ситуации партийная газета «Чжунго цинняньбао». – Google используют для насаждения свободы слова в американском ее понимании. Вот почему Google пытается решать проблемы не экономическим, а политическим способом». В «Жэньминь жибао» вышла колонка под названием «Дорогая Google, не стоит брать китайских пользователей в заложники», где автор сетовал, что вся дискуссия безнадежно перетекла в политизированное русло[417].

«В это политизированное русло дискуссию загоняет не Китай, а США и страны Запада, – говорилось в колонке. – Когда-то на Западе очень одобрительно отзывались о Горбачеве, а его политические реформы даже отметили в Китае. Но именно Горбачев нанес Советскому Союзу смертельный удар. Поэтому Китаю не стоит гнаться за западным миром в таких жизненно важных вопросах, как регулирование и надзор за интернетом».

Как раз тогда же, очень не вовремя, с речью о свободном интернете выступила госсекретарь США Хиллари Клинтон. Она уделила Китаю особое внимание, сказав, что США не допустит отделения целого народа от остального человечества за стенами цензуры, и пообещала приложить все усилия, чтобы новые технологии стали катализатором прогресса во всем мире[418]. Ответом стало ужесточение критики в адрес Google и США. Обращаясь непосредственно к Клинтон, представитель министерства иностранных дел Китая Ма Чжаосюй заявил: «Мы выражаем решительное несогласие со всеми словами и действиями, которые расходятся с действительностью и наносят вред отношениям между США и Китаем»[419]. В шанхайском издании «Вэньхуэйбао» риторику Клинтон назвали высокомерной, нелогичной, исполненной политической показухи и расчета, приписав ей образ мышления времен холодной войны.

Как говорится в телеграмме Госдепартамента США, опубликованной группой WikiLeaks, проблема свободного интернета обсуждалась даже на уровне политбюро. Там считали, что она заменила права человека как новое поле сражения между США и Китаем. Некоторые пользователи в китайском интернете одобряли речь Клинтон (эти комментарии, впрочем, моментально удаляли). Среди других защитников свободы интернета преобладали скептические, даже упаднические настроения. Как сообщается в той же телеграмме, специалист по китайско-американским отношениям Ю Ваньли долго и терпеливо втолковывал американским дипломатам, что высказывания Клинтон и им подобные играют на руку цензорам. Ведь теперь они могут использовать это в качестве доказательства, что для США интернет – действительно орудие, позволяющее свергать неугодные режимы.

«Интернет принадлежит всем странам. Все могут туда заходить, добавлять информацию и использовать ее. Мы, китайцы, чувствовали себя там свободными, – сказал Ю. – Теперь США объявили интернет своей территорией, поэтому он все чаще воспринимается как новое поле битвы идеологий». Это поле битвы идеологий становилось все больше и больше. Однако, перед тем как перейти в наступление на противников за рубежом, китайские цензоры должны будут справиться с новым, на этот раз последним, внутренним вызовом. Этот вызов придет со стороны социальной сети нового типа, которая даст китайским оппозиционерам и вольнодумцам возможность немного отодвинуть сжимающиеся границы регулируемого интернета.

Глава 15

Социальная сеть

Weibo и последняя платформа, где осталась свобода слова

На дворе позднее лето 2009 года. Комната в общежитии заставлена до самого потолка. Четыре двухъярусные кровати втиснуты в крошечное пространство. Сверху – тонкие матрасы и бамбуковые циновки, внизу – письменные столы в завалах книг, ноутбуков, проводов, одежды и всевозможного хлама. К некоторым кроватям сбоку приделаны минНа маленьком балконе сохнут горы одежды и хранятся пластмассовые ящики с вещами. Раздвижные балконные двери часто оставляют открытыми на ночь, чтобы хоть немного перевести дух во время изнурительного шанхайского зноя.

Если долго жить вместе в такой обстановке, можно либо стать друзьями на всю жизнь, либо возненавидеть друг друга. К счастью для оппозиционного политического карикатуриста Бадюцао, ему достался первый вариант. Соседи допоздна не ложились спать, обсуждая фильмы, девушек, компьютерные игры и политику. На занятиях о многих фактах из современной китайской истории не говорили то ли намеренно, то ли просто по незнанию. Между собой в общежитии можно было свободно обсуждать что угодно. У студентов элитного Шанхайского университета, исторически славящегося свободомыслием, был доступ к дисциплинам, недоступным прочим, а преподаватели поощряли, пусть и неформально, самостоятельный поиск информации.

Одной из тем, которые никогда не поднимались в университете ни прямо, ни косвенно, была бойня на Тяньаньмэнь в 1989 году. Прошло двадцать лет после кровавого подавления студенческих протестов, и эти события были стерты из истории практически полностью. Вот почему таким шоком для всех четверых стал скачанный с пиратского сайта