Талисман моей любви - Нора Робертс

Он увидел Сибил с бледным, как полотно, лицом. Ее рука кровоточила, его тоже. Гейдж жадно втягивал пропитанный дымом воздух, обжигавший легкие. Услышав тревожные крики, он приготовился.

К чему? Для чего? Что он знал?

Оно наступало со всех сторон. Из тьмы, из дыма, из земли, из воздуха. Гейдж потянулся за пистолетом, но рука вернулась пустой. Он шагнул к Сибил, но она рухнула на землю и застыла, словно мертвая.

Он был один со своей яростью. То, что его окружало, издало жадный, торжествующий рык. Что-то обрушилось на него, рассекло грудь. Боль поглотила его почти целиком.

Спотыкаясь, он попытался оттащить Сибил. Ее глаза открылись, остановились на нем.

—Сделай это сейчас. Ты должен. Иного выхода нет.

Гейдж прыгнул к Языческому камню, упал на него, и все тело пронзило болью. Голой рукой схватил лежащий на плите гелиотроп. Не обращая внимания на пламя, сочившееся сквозь сжатые пальцы, он швырнул амулет в абсолютную черноту.

Не осталось ничего, абсолютно ничего, кроме боли. Он лежал на Языческом камне, и огонь пожирал его.

Гейдж с трудом вернулся в реальный мир: в голове звенело, желудок выворачивало наизнанку. Вытерев сочившуюся из носа кровь, он посмотрел в застывшие глаза Сибил.

—Ничего себе медленно и плавно.

12

Сибил не потребовалось долго уговаривать, чтобы следующие несколько дней посвятить исследованиям. Они с Гейджем снова должны заглянуть в будущее, но нельзя сказать, что она с нетерпением ждет этого события.

Видела ли она смерть Гейджа? А свою собственную? Сибил снова и снова возвращалась к этой мысли. Смерть ли это была, или какой-то другой конец, когда тьма окутала ее, скрыв все вокруг? Чьи крики она слышала? Свои?

Сибил и раньше видела себя у Языческого камня и каждый раз встречала там свою смерть. Не жизнь и счастье, как у Лейлы и Куин, а кровь и смерть.

Она понимала, что должна вернуться туда. И мысленно, и в реальности. Чтобы не только найти ответы, но и принять их. И тогда она станет сильнее. Но не сегодня. Сегодня в городе праздник — с красными, белыми и синими флагами, духовыми оркестрами и маленькими девочками в ярких костюмах. На ее взгляд, сегодняшний парад по случаю Дня поминовения был небольшим срезом жизни Холлоу, напомнившим ей, почему она должна вернуться к камню.

Ступеньки конторы Фокса были превосходным местом для наблюдения.

—Люблю парады, — призналась стоявшая рядом Куин.

—Мейн-стрит, США. Трудно сопротивляться.

—Смотри, вон ребята из детской бейсбольной команды. — Куин привстала на цыпочки, чтобы лучше разглядеть пикап, который вез мальчишек в черной униформе. — Это «Блейзере», который спонсирует «Боул-а-Рама». Отец Кэла их тоже тренирует. Они выиграли три игры подряд.

—Ты по-настоящему увязла. Я имею в виду в жизни маленького города.

—Кто знает? — Куин со смехом обняла Сибил за талию. — Я подумываю, не вступить ли мне в какой-нибудь комитет, и собираюсь устроить встречу в книжном магазине, с раздачей автографов. Мама Кэла предложила научить меня печь пирог, но я отказалась. Хорошего понемножку.

—Ты влюбилась, — заявила Сибил. — Не только в Кэла, но и в город.

—Точно. Похоже, работа над этой книгой изменила мою жизнь. Привела сюда, заставила понять, что я часть легенды, которую изучаю. Привела меня к Кэлу. Но не только. Помимо ужаса, с которым нам пришлось столкнуться, я узнала еще кое-что. Людей, общность, гордость. Мне всегда этого хотелось, в отличие от тебя.

—Не имею ничего против. На самом деле мне самой очень нравится.

Она окинула взглядом выстроившихся вдоль тротуаров людей: отцы с маленькими детьми на плечах, длинноногие девочки-подростки в ярких нарядах, семьи и компании друзей, расположившиеся на складных стульях у самого бордюра. Воздух был пропитан запахами хот-догов и карамели, а также ароматом гелиотропа — Фокс выставил горшки с цветами на ступени крыльца. Все было ярким и свежим: синее небо, желтое солнце, национальные флаги над улицами, красные и белые петунии в корзинах, подвешенных к каждому фонарному столбу на Мейн-стрит.

Маленькие девочки с украшенными блестками жезлами выполняли акробатические номера по пути к площади. Доносились звуки труб и барабанов — это приближался оркестр.

Сибил предпочитала энергичный Нью-Йорк, стильный Париж и романтичную Флоренцию, но в этот солнечный субботний день в конце мая ей казалось, что нет на свете места лучше, чем Хоукинс Холлоу.

Фокс протянул ей стакан и в ответ на удивленный взгляд объяснил:

—Солнечный чай. Пиво, если ты не против.

—Отлично. — Она сделала глоток и оглянулась на Гейджа. — Не любишь парадов?

—Уже навидался.

—А вот и гвоздь программы, — объявил Кэл. — Духовой оркестр старших классов.

Мажоретки и почетный караул подбрасывали и крутили серебристые жезлы и блестящие белые ружья. Девушки группы поддержки танцевали и размахивали мохнатыми помпонами. Любимицы публики, подумала Сибил, когда приветственные крики и аплодисменты стали громче. Промаршировали барабанщики, и оркестр заиграл «Вертись и кричи»[7].

—Как в кино, — сказал Кэл, и Сибил рассмеялась.

—Потрясающе, правда? Просто потрясающе.

От умиления у нее защипало глаза. Эти юные лица, яркие сине-белые костюмы, вращающиеся жезлы, веселая музыка. Люди на тротуарах начали танцевать и подпевать; от начищенной меди духовых инструментов разбегались солнечные зайчики.

И вдруг из труб хлынула кровь, заливая ярко-синюю и белоснежную униформу музыкантов, веселые юные лица, шляпы с высокими тульями. Она лилась из гобоев, сочилась из флейт, капала с барабанных палочек.

—О боже, — выдохнула Сибил.

В воздухе над улицей возник мальчишка, спрыгнул на мостовую и пустился пляс. Когда взгляд его жутких глаз остановился на Сибил, ей захотелось сжаться в комок, спрятаться. Она не шевелилась, борясь с дрожью. Рука Гейджа легла на ее плечо, и Сибил стало чуть легче.

Флаг над их головами вспыхнул. Оркестр продолжал играть под приветственные крики толпы.

—Погоди. — Фокс сжал руку Лейлы. — Кое-кто тоже видит или чувствует. Смотри.

Лейла с трудом оторвала взгляд от демона. На лицах некоторых горожан увидела страх, на других — растерянность или удивление. Родители хватали маленьких детей и проталкивались сквозь толпу, торопясь унести их, но многие продолжали хлопать в ладоши в такт музыке.

—Плохой мальчик! Плохой мальчик! — закричал ребенок, сидевший на плечах отца, и зашелся в плаче. Взлетавшие в воздух жезлы были объяты пламенем. По улице текли реки крови. Часть музыкантов нарушила строй и бросилась бежать.