Курьерская служба 3. Кандидат - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я честно продержался до четырёх часов, и у меня уже начали слипаться веки, когда пришли они.
Дюжина пар глаз показалась в темноте у горизонта. Я услышал крик, похожий не то на орлиный клёкот, не то на волчий вой. Они становились всё ближе и ближе. Наконец, я решил разбудить Самиру.
— Что?… Ой, ты меня нарисовал! — почему-то она в первую очередь увидела листок, который лежал у моих ног, но затем всё поняла и быстро поднялась. — Дай пистолет.
Я нашёл и протянул.
— У них, наверное, очень хороший нюх. Сколько бы трупы не закапывали, запах крови долетел.
Вскоре в темноте проступили силуэты. Их действительно можно было бы принять за гиен или крупных шакалов, если не обращать внимания на короткие рудиментарные крылья на спине, скорее похожие на странный капюшон, и морды с клювами, абсолютно птичьи. Ещё я разглядел, что у некоторых была короткая грива, и они были чуть крупнее, а те, что помельче и без гривы держались поодоль. Покрывали их тела не то шерсть, не то перья окраса от бурого от светло-серого, пара щенков-подростков, обходивших нас сбоку, были, как водится у жителей саванны, полосатыми.
— Окружают… Или им нужны именно могилы? — с надеждой посмотрела на них Самира. — Жалко, конечно, покой Янко, но…
— Понятия не имею, что им нужно. Я про их существование узнал, ну, то есть, вспомнил только вчера, когда ты сказала. Я бы просто шмальнул из пистолета по вожаку. Понять бы, кто вожак…
— Только в голову. Они огнестрела не особо боятся. И, бывает, выживали после попадания в грудь или в спину.
Они были уже в метрах тридцати от нас. Недолго думая, я прицелился и выстрелил в самца, который показался наиболее крупным. Матрицированный ствол не подвёл с попаданием, хоть и не прикончил тварь — пуля попала в верхнюю часть задней лапы, зверь взвизгнул, отскочил. Но стая и не думала прекращать движение. Крупные особи переглянулись, посмотрели друг на друга, как будто договариваясь о тактике. Затем пара из них побежала к месту катастрофы, за которым я зарыл трупы. Стая снова завыла-заклекотала, причём с разными обертонами, послезвучиями, и от этого звука мурашки побежали по спине.
Во-первых, включился древний инстинкт страха перед хищниками — «бей и беги». Во-вторых, я не слышал ещё такого звука ранее ни в одних мирах. Это вполне очевидно был какой-то звериный, но весьма сложный язык, вроде того, что есть у дельфинов.
Я не нашёл ничего лучше, кроме как выстрелить ещё пару раз через прутья шалаша. Снял одного крупного, попав ровно в голову и ранил ещё одного. Соседние звери тут же взвизгнули, не то жалобно, не то обиженно, рявкнули — и в три прыжка оказались рядом с нами.
Костёр их совершенно не испугал, они прошли через языки пламени, как ни в чём не бывало. Мы отступили назад, Самира вжалась в моё плечо. Клювы длиной в две ладони щёлкнули по обломкам лопастей, оставив длинные борозды. Когтистая лапа пролезла вниз, зацепив край сиденья. Я чувствовал их пряно-гниловатое дыхание, а главное — чувствовал их силу. Ровно тот же привкус на языке и жжение на коже, которое я испытывал при приближении сенсов, примерно равных мне по могуществу.
— Стреляй! — услышал я голос Самиры.
Но я медлил, как зачарованный, в упор глядел на короткие перья на голове, больше похожие на чешуйки. Они поменяли цвет, и изменились, стали глянцевыми, а затем — переливчатыми, перламутровыми. Наверное, причиной моего транса не было какое-то воздействие, просто я очень хотел спать.
Но наконец наши пистолеты выстрелили — почти синхронно, и не ясно, чей был первый. Один грифон, стоящий на дыбах, упал навзничь в костёр, запахло палёной шерстью. Но второй оставался жив.
— Я попала! — крикнула Самира. — Пуля отскочила! Почему ты не стреляешь ещё?
— Пули берегу! Почему ты не кричишь⁈ — спросил я.
— Думаешь, поможет? Погоди!
Приготовиться мне она не дала. В следующий миг уши заложило от крика, меня снова буквально придавило к земле, я почувствовал тошноту и прошлые побочки от действия навыка Самиры. Когда всё кончилось — встал, огляделся. Стая, похоже, тоже получила некоторый урон от крика. Она тоже поднималась с земли, отступала, медленно, но гордо.
— Они не испугались… — прошептала Самира. — Они просто уходят.
— Да. Как будто им что-то сказал вожак. Может, ты умеешь с ними разговаривать? Не думала об этом?
— Не думаю… Навык звериного языка и укрощения зверей — один из самых редких, он даётся одному из десяти тысяч…
— Может, это как те аборигены? Почуяли нашу кровь?
— Может.
Стая удалялась, подняв хвосты. Я решил выйти из укрытия, но Самира вздрогнула и схватила меня за руку, указала на незаметную фигуру.
— Смотри, а вот этот остался.
Неподалёку от нашего костра остался подросток — совсем маленький зверь, который молча глядел, как пламя обнимает тело его сородича. Тело горело странно, словно оно не состояло из плоти и крови, а было пластиковым — быстро и с неприятным запахом.
— Чёрти что. Хочешь сказать, они оставили этого за нами приглядеть?
— Есть только один способ выяснить.
Я взял в руки нож, которым резал стропы парашютов. Снял лопасти и приоткрыл шалаш, осторожно пошёл в сторону грифона. Тот лежал в характерной позе, которая известна по множеству средневековых статуй, и издал тихий и, судя по всему, недовольный восклик только когда я приблизился на метр. Нападать или выражать агрессию при этом он не пытался.
— Что ж. Теперь у нас есть сторож, — усмехнулся я. — Сиди здесь, я посмотрю, что они сделали с могилами.
Удивительно, но могилу Янко они не тронули. То ли просто не успели, то ли сознательно выбирали кровь тех, кто наименее сенситивен. От могилы пилота же осталось мало чего. Прибираться нормально я не стал, попросту не хватило сил — оттащил трупы грифонов подальше и вернулся в шалаш.
— Спи, — сказала Самира. — Ты совсем не спал уже почти сутки. Я постерегу.
— Ты ему доверяешь? — спросил я.
— Я доверяю тебе. И себе, — улыбнулась она.
Наутро мы почти допили вторую бутылку воды и выпили по глотку воды, которая накопилась в моём приспособлении. На трупах грифонов кишела живность: прилетели какие-то здоровые красные попугаи и приползли змии вроде того, что был на аэробазе, только мелкие, бурые и зелёные, похожие на помесь сколопендры и летучей мыши. Щенок грифона всё это время грелся на солнце около нашего убежища, лишь ненадолго отбегал поохотиться, поймав какую-то мелкую не то мышь, не то местную сумчатую твать. Я же прибрался, попытался нарыть корешки у окрестных трав, почистил и пожевал на свой страх и риск — по вкусу оказалось съедобно, хоть и мерзко, что-то вроде горьковатого сырого корня сельдерея.
— Что-то не видно помощи, — озвучил я общую мысль после нашего недо-завтрака. — Ну-ка, давай зайдём ещё раз в карты.
Включил телефон, сверился. В этот раз курсор прыгал всего на два-три километра в сторону, и стало чуть понятнее, где мы находимся.
— Получается, в двадцати пяти километрах на северо-восток — прибрежная деревня Шабтай, если верить картам. Можем до вечера добраться. Либо хотя бы просто идти на север, и до дороги — километров двадцать.
— Надо идти, — кивнула Самира.
Наш странный четвероногий спутник тут же встал и потянулся, внимательно глядя на нас.
Мы разобрали шалаш, соорудили подобие санок из обломков корпуса, положили груз, привязали стропами парашютов и собрали в уцелевшие сумки то, что могло пригодиться.
Сориентировавшись по солнцу, мы пошли прямо на север. Сперва санки вёз я, но скоро грифон трусил рядом. Самира сняла мой пижамный комплект и снова предстала в короткой футболке и шортах, через минут десять пути увидела, как я мучаюсь с грузом и предложила тащить вместе.
— Интересно, грифона можно выучить в ездовую собаку? Знаешь, как у тонмаори в Антарктиде. Или хотя бы в домашнюю… Ты бы хотел иметь такого питомца?
— Ещё бы. Видно, что умная тварь.
— Только для нашего климата непригодная… А вообще — вы с Аллой думали завести собаку? Или рысь.
Я почуял, что предстоит разговор на тему
