Куница. Том 1 - Вадим Александрович Оришин

меня Алина, когда я расселся на диване, показывая, что играть больше не буду.

Хмыкнул.

— Докажи. Как именно я жульничал?

— Я не знаю! — Алина, игравшая лучше остальных, искренне возмущалась. — Ты точно играл раньше! Ты соврал! Признавайся! Ты здесь уже бывал!

Отрицательно качаю головой.

— Нет, я здесь впервые.

— Ага! Значит, ты успел потренироваться где-то в другом месте! — попробовали ухватиться за мою оговорку.

— И снова нет. Слово дворянина, я играл в настольный теннис впервые, — отвечаю, продолжая улыбаться.

В будущем эта игра обошла меня стороной, так что я не врал.

— Ты врёшь! — не унималась девушка.

— Ты двигался так, как будто делаешь это далеко не в первый раз, — поддержал сестру Кирилл.

Он был несколько зажат вначале, но постепенно разговорился.

— Просто я хорош, — пожимаю плечами и сосредоточил внимание на своём стакане с коктейлем, откуда торчала трубочка для питья, показывая, что разговор окончен и возражений я не принимаю.

Естественно, и слепой бы увидел, что я шучу, поэтому никто особо не обижался. А Пётр и вовсе потешался над остальными, потому что играл хуже всех.

Мы играли ещё какое-то время, а затем Пётр и Алина вышли под каким-то надуманным предлогом, а Вова намылился в туалет. Я, естественно, понимал, для чего, но вида не подал. Зачем? Кирилл, помявшись немного, сел на диван, уставившись перед собой.

— Дима я... Я извиниться хотел.

— Тебе не передо мной, а перед Алиной.

Он кивнул:

— Перед ней я уже извинялся. Да, я вёл себя, как кретин. Но... Алина тебе рассказала, что произошло у нас в семье. Я испугался. Признаю! Это было неправильно, и...

Нелегко ему это даётся. Но искренне, похоже.

— Всё в порядке, Кирилл, — киваю. — Я тебя прощаю и не держу зла. Каждый может ошибиться, главное — вовремя это понять и исправиться.

Парень облегчённо выдохнул.

— Спасибо.

— Выпьем за дружбу, — предлагаю.

Панкратов, естественно, не отказался.

Дальше вечер пошёл веселее. Ребята вернулись, сделали вид, что ничего не произошло, чтобы не ущемлять гордость Кирилла. И в то же время радовались, что наша компания воссоединилась. Если бы. Мои старые уже не совсем друзья плохо вписывались в дальнейшие планы. Пока у меня не было лишних ресурсов и возможностей, чтобы их тащить вперёд. А сами по себе, на фоне тех людей, с которыми я собираюсь работать, они терялись.

Ещё хуже было именно то, что мы друзья. Вечная проблема, когда друг становится начальником, «мы же с тобой вместе пили». Пока лучший вариант, который я видел — дистанцироваться сейчас, чтобы привлечь их позднее, когда я уже буду другим, буду иметь другой статус в обществе. Если я буду расти на их глазах, оставаясь «другом», они изменений не осознают, я останусь просто другом. Уж лучше сейчас мы разойдёмся друзьями, а в следующий раз они увидят меня уже другим человеком.

К счастью, всё это будет не сегодня...

Глава 26

Берлин. Первый Императорский Железнодорожный Вокзал

Октябрь 1982 года

— Герр Шолль, — в купе заглянула миловидная проводница. — Ваша станция.

Молодой мужчина оторвался от чтения газеты и выглянул в окно.

— Благодарю, — сухо кивнул девушке молодой маркграф и начал складывать газету.

Проводница почтительно присела, обозначая книксен, и прикрыла дверь. Целый маркграф, путешествующий обычным поездом, пусть и в вагоне люкс — это было несколько нетипично для земель Священной Империи. Но молодой Эмиль мог досадовать только на себя. Добраться из дальней южноамериканской колонии, куда он по молодости сбежал от опеки родителей, до имперской столицы удалось лишь за два месяца, и это учитывая, что у его семьи было несколько своих самолётов.

Но Эмиль забрался в такую глухую деревню, что пришлось две недели добираться до мест, где есть хоть какая-то связь. А затем ещё почти месяц плыть до Белена, единственного города, где был подходящий аэродром. Попробовал попросить у родителей прислать самолёт, но те совершенно по-детски обиделись на мальчишескую выходку и отказали. Поэтому был коммерческий самолёт до старушки Европы, а затем обычный поезд. Дело не ждало!

В Имперскую Армейскую Разведку Эмиль попадёт через четыре года, во время волнений в колонии. В девяносто первом станет оперативным офицером, высшая полевая должность. В девяносто шестом перейдёт на службу в управление. С двухтысячного будет работать при штабе войск. В две тысячи девятом попадёт на Восточный Фронт. Через семь лет, в две тысячи шестнадцатом, во время допроса русского офицера получит посмертное проклятие. Через месяц мучений и попыток избавиться от разъедающей его дряни, согласится на участие в проекте Walhalla. Инструктаж, получение секретного кода, что позволит ему работать в этом времени и, наконец, ритуал перехода в стазис.

В сознание Эмиль пришёл в объятиях двух голых аборигенок, в молодом теле, здоровом, но таком слабом...

Поезд мягко остановился. Шолль поспешил покинуть вагон, прихватив небольшую сумку с вещами. Десяток лет работы научили его обходиться малым. Прогулка по вокзалу и выход на стоянку такси.

— Куда вас доставить? — спросил немолодой баварец, глянув в зеркало, когда Эмиль устроился на заднем сидении.

— Тирпицуфер семьдесят восемь, — ответил Шолль.

Таксист не удивился. Штаб-квартира проекта Валгалла была засекречена, здание проходило по документам как архив. Поездка по довоенному Берлину немного подняла Эмилю настроение. Здесь всё было хорошо, всё спокойно, много людей, много улыбок. В шестнадцатом году город будет выглядеть не так. В горниле войны сгорят миллионы людей. Это не была авантюра, Кайзер и руководство империи всегда знало, что война со второй Великой Империей будет тяжёлой, а за победу придётся дорого заплатить. Идея о гегемонии Священной Империи над всем миром стоила потерь и крови.

В две тысячи двенадцатом в Берлин проникнет группа диверсантов. Они принесут себя в жертву, забрав с собой в бездну четверть города. Берлин на памяти Эмиля так и не отстроили до конца. За годы войны империя потеряет чуть больше половины европейского дворянства. С десятого года на фронт отправляли мелких колониальных дворян, потому что ещё немного, и порядок в колониях поддерживать было бы некому. Бунтов Кайзер допустить не мог. Тогда, когда он ехал по этому же адресу, жители казались ему уставшими, измученными долгой войной. И Эмиль даже не знал, чем война закончилась. Да, они побеждали, но до окончательной победы было ещё далеко.

Покинув такси молодой маркграф вошёл через обшарпанную дверь в небольшой