Нет причины для тревоги - Зиновий Зиник

же инстинктивно – я верю в инстинкт – начинаешь искать знакомое, запомнившееся. Инстинктивно ищешь в толпе знакомое лицо. Но ее лица я, нужно сказать, не помнил. Как ее звали? Зоя? Нет. Тоня. Ее звали Тоня. Челка, отброшенная со лба, закушенная губа, сигарета. То есть я помнил ее облик, но, если бы снова увидел, не уверен, что узнал бы. Зато мужа-эстонца я запомнил. Да, узнал бы на расстоянии. Непонятно, как мы в многотысячной толпе лиц узнаем знакомое лицо. Я, естественно, вовсе не выискивал сознательно ее или его лицо тридцать лет спустя. И тем не менее я чего-то искал в этом городе. Меня куда-то несло. Я не знал, чего я ищу, но знал, где это можно найти. Об этом позже. Let’s talk about it later.

«Со мной там произошел странный случай, – неожиданно для себя сообщаю я Мелвину. Видимо, третья водка-мартини. – Я столкнулся в Таллине с одним человеком. Он был тоже в белом костюме». Я не могу понять, что подмывает меня рассказать Мелвину о невероятной встрече в Таллине. Я не собирался вообще упоминать этот инцидент. Это табу. Чтобы замести следы, я выдумываю фиктивные резоны этой странной встречи: «Представьте, Мелвин, встречаешь на улице человека, которого не видел тридцать лет, и он – в таком же костюме, как у тебя. В белом костюме».

«Неужели?» Притворное удивление, ради вежливости. Мелвин бросает оценивающий взгляд на мой костюм. Ясно, что сам он в таком костюме не появился бы – ни в Таллине, ни у себя дома.

«Это запутанная история. Как-нибудь в другой раз. Странное совпадение», – я оправдываюсь, но скорее перед самим собой. Хватит ерничать. Меня загипнотизировала его спина впереди в белом пиджаке, таком же, как у меня. Я не видел его лица, лишь затылок. На улице мы можем спокойно рассматривать впереди себя лишь спины и затылки. Как и во время лыжной прогулки. Широкая спина и затылок Левы рядом с Леной – ее тугой зад в польских джинсах. Они энергично работали лыжными палками, смеялись на ходу, и лыжные палки иногда касались друг друга в движении, как будто в случайном поцелуе. Чужое счастье всегда впереди тебя, спиной к тебе. Я тоже был неплохой лыжник, тоже умел работать палками: раз-два, раз-два! Все говорят – советская безнадега, все мы рабы. Но финны отбились от советских – значит, не все балтийцы вели себя как невинные овечки. С тех пор я больше никогда не катался на лыжах.

«Совпадений не бывает. Это иллюзия нашего трехмерного мира, – говорит Мелвин. – Я на днях закончил книгу Кестлера о совпадениях. The Roots of Coincidence. Знаете, кванты, антиэлектроны, психозоны, многомерное пространство и так далее. То, что нам кажется случайным, – это в действительности пересечение траекторий будущего в прошедшем».

Между тем прошло больше часа – и вот еще один сотовый текст от Марины. Мелвин снова виновато улыбается, уже без иронии, и предлагает мне еще один драй-мартини. Мне совершенно ясно, что сегодня она не вернется, найдется еще один экскьюз: с подругой вдруг стало плохо, она проведет ночь у нее – что-нибудь в этом роде, не впервые. Я ждал ее десять лет, можно подождать и еще час. Пока Мелвин после очередного визита в Москву не привез ее в Америку как свою супругу. Фиктивный брак? Так изначально предполагалось. Сам же я их и сосватал. Я был еще не разведен с бывшей женой. Была идея вывезти Марину сюда, ко мне, любым способом, почему бы не через брак с Мелвином? И с визой проще. Загадочное сватовство с моей стороны. При первой же встрече стало ясно, что десять лет спустя мы смотрим друг на друга несколько по-иному. Сколько раз я встречался с ней за последний год? Два? Три раза? Три раза. Два раза просто в баре, для разговора. Разговора не получалась. У вас была тоска в глазах усталых. Let’s talk about it later.

«Я, пожалуй, пропущу», – отклонил я протянутый бокал – который по счету? Не следовало так увлекаться эстонской водкой во время прогулки по Таллину с эстонцем. Эстонская водка. Лучше, чем даже «Финляндия», хотя, казалось бы, лучше «Финляндии» никакой водки быть не может. Недаром финны отбили советское вторжение. Потому что хорошо катаются на лыжах. Эстонцы не могут пробиться на мировой рынок. Есть такое подозрение, что финны скупают эстонскую водку и продают ее с наклейкой «Финляндия». Мелвин согласен. Сегодня Мелвин распробовал эстонскую водку – мой единственный подарочный сувенир из Таллина.

О чем я говорил со своим эстонским коллегой-гидом? О чем можно болтать русскому с представителем бывшей национальной республики? Угро-финская группа языков. Удмурты, коми, ханты, манси и венгры, конечно. Древние саамы у Тацита, где сказано о народе фенни. На этой фене. По фене ботают. Ну и, конечно, Солженицын. Солженицын уважал эстонцев за их стойкость в лагерном режиме. И еще Довлатов. Эстонцы любят Довлатова. Довлатов смешно описал год своей жизни в Таллине. Я не читал. Эти эстонцы знают русскую литературу лучше, чем я. Я вообще давно ничего не читал по-русски. Принципиально. Чтение на русском – это как возвращение в Россию. Я так решил. Нечего возвращаться на место преступления. Но вот я оказался снова в Таллине и должен вежливо поддерживать разговор про русскую литературу. Разговор, впрочем, шел по-английски. На конференции были и русские коллеги (нейрофизиология мозга в телекоммуникациях и проблемы рекогниции), но и с ними, и с эстонцами я предпочитал общаться по-английски. Я отвечал на осторожные вопросы о своей жизни в Америке охотно: «В отличие от России в Америке, знаете ли…»

Мой эстонский партнер по конференции – он вызвался быть моим гидом – показывал мне Таллин как заезжему американцу, представителю мощной американской корпорации. «Вы бывали в Таллине?» – «Да нет, но изучил путеводитель» (соврал я снова). Гигантский православный собор – мэрия Таллина казалась в сравнении кукольным домиком. Русские любят все большое. Тут недалеко было озеро. Полно мелкой рыбешки. Но советский начальник выловил всю мелкую рыбешку и наполнил озеро огромными рыбинами: чтобы приезжало политбюро на рыбную ловлю. Эти большие рыбины стали умирать, потому что им для прокорма нужна была мелкая рыбешка. Большая нация – русские. Но их не видно в Таллине. Впрочем, это не совсем так. Здесь есть русские, но они – как бы это сказать? – на уличных углах их сразу узнаешь: они продают ландыши. Светлого мая привет. В первый же вечер кучка пьяных подростков – выкрикивали чего-то свое и громко хохотали: кто еще на центральной площади будет сбиваться в агрессивные кучки, кроме русских? Ну еще черные на соцобеспечении, но их здесь нет. Они ощущают свою чуждость и сбиваются в коллектив.