Завещание - Джоанна Маргарет

– Она с ней хорошо знакома, – вмешалась графиня.

– Прекрасно образованная молодая леди, – одобрительно кивнул граф. – И симпатичная. Как… Как же ее звали?

– Папа, – отдернул Никколо, нащупывая свой телефон. Он встал. – Я сейчас вернусь.

Мастиф поднял крупную, похожую на молот голову, с вялым интересом наблюдая за Никколо. Я опустилась на колени и протянула руку, чтобы погладить собаку, но мастиф зарычал.

– Извините, – прошептала я. – Надеюсь, он не сердится.

– Она. Ее зовут Милашка. Она не укусит, но не трогайте ее, – предупредил граф. Графиня хлопнула в ладоши:

– А вот и Эмилиано с шампанским! Кто желает выпить бокал? У нас не каждый день бывают гости, и уж точно не в хмуром январе! По бокалу каждому из нас! – Она пригубила напиток из другого бокала, пока Эмилиано передавал хрустальные фужеры и первой налил шампанское мне. Дверь распахнулась, и вошла симпатичная брюнетка из бара.

– Извините, я опоздала. – Девушка остановилась возле моего стула и взяла меня за руки. – Ты, должно быть, Изабель? Очень приятно! Нет, не вставай. Прости, наверное, у меня холодные руки! – Она переоделась в шелковую блузку цвета индиго и черные кожаные брюки. В вырезе блузы виднелся янтарный кулон. – Я Северина Фальконе…

Графиня повернулась к ней:

– Я рада, что ты присоединилась к нам. Знаю, что у тебя напряженный график и много работы, но не стоит забывать о семье. – Северина подняла бокал шампанского, предназначенный для Никколо, и сделала большой глоток, затем тряхнула головой, чтобы отвести локоны от лица. Мать ответом она не удостоила. Графиня пояснила: – У Северины шикарная должность в лондонском Сити. Она не часто радует нас своим присутствием.

Дрова в камине потрескивали, покрываясь язычками пламени.

– Лондон – прекрасный город! – заговорила я. – Чем ты занимаешься, Северина?

– Я управляю небольшим фондом. Но это скучно и совсем не так интересно, как твоя работа. Тебе придется рассказать мне больше, когда мы покинем компанию обывателей.

Я улыбнулась ей и сделала еще один глоток шампанского. Тем временем Никколо вернулся.

– Оттавия готова подать ужин. Может, поспешим? Я умираю с голоду!

Эмилиано подтолкнул Милашку к лестнице, и мы впятером прошли через комнату под пристальными взглядами предков Фальконе. Никколо взял меня за руку.

– Как тебе мои дедушки? – прошептал он. – Ты очень красивая, Изабель.

Как раз в этот момент графиня обернулась, ее пристальный взгляд замер на наших руках.

Французские двери вели в столовую, стены которой были выкрашены в глубокий лазурный цвет. Вдоль стен были установлены массивные, футов десять в высоту, зеркала. Поверхность усеивали черные пятна, оставленные временем, отражение в них искажалось. Стены украшали широкие гобелены, изображающие классические сцены: в одном я распознала миф о Дедале и Икаре, в другом – Леду и Лебедя. Перед гобеленом с изображением Дедала стояла фигура в рыцарских доспехах, на нагруднике был выбит герб Фальконе. В металлической перчатке, усеянной шипами, была зажата алебарда. Никколо сжал мою руку и взглядом показал наверх. Потолок был украшен фреской с классической сценой «Времена года», изображавшей полных обнаженных женщин. В центре фрески на бархатном шнуре висела люстра из муранского стекла. Льдисто-голубоватый свет, казалось, искрился, несмотря на то, что большинство лампочек, имитирующих свечи, нуждались в замене.

Никколо выдвинул синее кресло времен Луи Филиппа, и я села, положив руки на тяжелые подлокотники, покрытые потрескавшейся серебряной краской. Никколо опустился в кресло рядом со мной. Графиня расположилась напротив него, а граф занял место во главе стола. Северина села между своими родителями, напротив меня. В двух серебряных канделябрах мерцали свечи. Столовое серебро было потускневшим, с черными пятнами.

В центре стола стояли три вазы с полураспустившимися белыми розами.

Появился Эмилиано, руки которого были затянуты в белые перчатки. На блюде исходила паром горячая паста.

– Фетучини с трюфелями, – объявил он.

– Изабелла, вы предпочитаете белые трюфели или черные? – спросила графиня.

– Не будь таким снобом, – перебила Северина. – Конечно же, Изабель предпочитает белые.

– Прежде вы восторгались моими предками. – Граф повернулся ко мне. – У нас есть и другие портреты в малом зале приемов, а в башне висят картины женщин рода Фальконе.

– Жаль, что синьорины не могут соседствовать с этими могущественными джентльменами, папа, – усмехнулась Северина.

– Таковы традиции, дочь моя, – напомнил граф. Северина вздохнула. Эмилиано закончил разливать вино по бокалам, и граф произнес тост в мою честь. Он спросил меня о диссертации, и я рассказала о планах исследований во Флоренции и Париже. Пока остальные ели, он продолжал вовлекать меня в разговор, и мы вдвоем обсуждали прошлое семьи Фальконе. Через некоторое время я взглянула на Северину, она наблюдала за нами и внимательно слушала.

Эмилиано начал готовить стол для перемены блюд, но Никколо поднял ладонь:

– Я доем пасту.

Пока он ел вторую порцию, Северина налила себе и отцу еще по бокалу вина.

– Еще вина, милый? – проворковала графиня, обращаясь к Никколо.

Она потянулась за бутылкой, но та была пуста. Эмилиано вернулся со вторым блюдом – равиоли в сливочном соусе.

Он подошел к графине, которая положила себе два равиоли, и отлучилась за бутылкой вина с замысловатой этикеткой. Северина произнесла тост в мою честь и опустошила свой бокал.

В качестве основного блюда Эмилиано подал телячье филе и тарелку свежей зелени. Мясо на моей тарелке было ярко-розовым и выглядело почти сырым. Я вяло поковыряла его вилкой – уже была сыта и не особо любила слабую прожарку мяса.

Граф с интересом спросил:

– Вы не едите телятину? Вы вегетарианка?

– Паста была очень вкусная и сытная, – улыбнулась я.

– Синьорина, а я уже упоминал о том, что моя семья сражалась вместе с Карлом Великим? Они были храбрыми господами. – Я промолчала, и граф продолжил медленно и с расстановкой: – Думаю, вы и так это знаете. Полагаю, вы упомянете их подвиги в вашей научной работе? – Он дважды моргнул.

– Разумеется, – ответила я. Разумеется, я не собиралась писать о Фальконе, который сражался бок о бок с Карлом Великим. Речь шла о прошлом, предшествующем созданию семьи более чем на пять веков.

Эмилиано оставил телятину на серебряном блюде, и Никколо положил себе еще одну порцию. К зелени он так и не притронулся.

– Учитывая твой аппетит, я удивляюсь, как ты остаешься таким стройным! – воскликнула графиня.

– Катаюсь на лыжах, – ответил Никколо. Графиня с интересом перевела взгляд на меня:

– А как насчет вас, Изабелла? Вы катаетесь на лыжах?

– Нет, – честно ответила я и тут же почувствовала толчок – Никколо легонько пнул мою ногу под столом.

– Но родители Харпо очень любят лыжи, – несколько растерянно произнесла графиня. – Я полагала…

– У