Ворона на мосту - Макс Фрай

Проблема с продовольствием, впрочем, решилась сама собой.

В какой-то момент я почувствовал, что в доме кроме меня есть еще кто-то. Впрочем, в присутствии постороннего не было угрозы, более того, оно показалось мне не просто нейтральным, а доброжелательным, дружественным. Сделав это – удивительное, строго говоря, – открытие, я тут же понял, что присутствующее существо мне знакомо. Утверждать, что я опознал Кеттарийца по запаху, будет ошибкой, тем не менее это действительно очень похоже на запах, только чуешь его, конечно, не носом, и вообще обоняние тут ни при чем.

Описание требует слов и занимает довольно много времени, а тогда я потратил на анализ ситуации всего какую-то долю секунды, после чего решил, что, если Кеттариец захочет привлечь мое внимание, он это непременно сделает, а пока можно не отвлекаться, и вернулся к своим занятиям. Таким образом, я сэкономил добрую половину минуты и, будьте уверены, потратил ее с куда большей пользой, чем если бы начал оглядываться по сторонам в поисках гостя.

– Ну ты даешь! – не то одобрительно, не то укоризненно сказал Чиффа. – Вид у тебя тот еще, выглядишь как мой земляк, отлично замаскировался, только я не понимаю зачем? Ты же один дома. Впрочем, дело хозяйское. У меня, собственно, другой вопрос. Я тебе зов несколько раз посылал, а ты не откликаешься. До сих пор я думал, что могу докричатьсядо кого угодно, если припечет. Оказалось, это не так. Что окружил себя защитой – молодец. Но не от меня же.

Я смирился с необходимостью оторваться от своего занятия и ответил:

– А я не окружал себя защитой. Во всяком случае, не делал этого намеренно. Просто сконцентрировался на работе. Наверное, поэтому.

– Если так, твоя способность к концентрации превосходит мои представления о возможном. Сосредоточившись на деле, ты как бы временно умираешь для всего остального. Во всяком случае, такое объяснение лучше, чем ничего. А я, как и ты, не люблю не понимать.

Невозможность немедленно вернуться к работе причиняла мне почти физическое страдание. Но я понимал, что придется потерпеть.

– Ты хоть мое появление учуял? – озабоченно спросил он. – Или сидел тут беспомощный, как младенец, с неприкрытой спиной?

– Учуял конечно. Просто я сразу вас узнал. И решил, что можно не беспокоиться.

– Ну, хвала магистрам, что так. Вероятно, ты прекрасно понимаешь, что смерть может стать серьезной помехой работе, поэтому и не утратил бдительность.

– Вероятно, – вежливо согласился я.

У меня не было решительно никакого желания поддерживать разговор.

Чиффа поставил на пол огромную корзину, вдвое больше той, что я несколько дней назад уволок из “Кладовой Менки”.

– Я так понимаю, ты еще и не жрешь ничего, – сказал он. – Благородная бледность тебе, конечно, к лицу. И голодать два года кряду ты, не сомневаюсь, вполне способен, если уж без сна столько времени обходился. Но не все, что человек способен выдержать, непременно идет ему на пользу.

– Вы принесли мне еду?

Сказать, что я удивился, – ничего не сказать. Я не привык быть объектом чужой заботы – если, конечно, речь не идет о слугах, которым, собственно, за то и платят, чтобы они интересовались, сыт хозяин или голоден. Даже отец никогда не беспокоился, есть ли у меня еда или, скажем, одежда. Само собой разумелось, что, если у меня возникнет какая-то нужда, я об этом тут же скажу, причем не ему, а тому, кто за это отвечает. А уж чтобы моим телесным благополучием интересовался посторонний человек, да еще и сам Кеттариец, – такого я и вообразить не мог.

– Как видишь, принес, – сказал он, доставая из корзины аппетитно пахнущий сверток. – И никуда не уйду, пока ты не съешь хоть что-нибудь у меня на глазах. Чем больше, тем лучше. Не смотри на меня так, ничего необычного я не делаю, просто выполняю свой долг. Если уж спас сдуру чью-то жизнь, значит, обязан продолжать в том же духе. Никаких привилегий спаситель не получает, только дополнительные обязанности. Это, будешь смеяться, правило, отступать от которого лично я не рискую. А ты сейчас как новорожденный младенец, всему должен учиться заново. В том числе заботиться о себе. Надеюсь, ты хотя бы в уборную сам ходишь – все-таки гений. Лучший из своего поколения.

Я с досадой подумал, что он, пожалуй, излишне фамильярен. Но вслух говорить ничего не стал. Спор не принесет пользы, зато отнимет время, которое можно потратить на куда более важные дела, вернее, Дело. А пока все равно нельзя вернуться к занятиям, неплохо бы поесть, действительно. И рассказать Чиффе о том, как мертвые руки сами подсказали мне ответ. Ему, наверное, будет интересно.

Мой отчет его скорее встревожил, чем обрадовал. Я-то, честно говоря, ожидал иной реакции.

– Покажи-ка мне записи, – велел он, когда я завершил рассказ. – И книги, которые упали с полки. А сам тем временем прими ванну и переоденься. Ты уже давно не на Сумеречном рынке, а значит, притворяться шимарским горцем тебе ни к чему. А пока будешь мыться, постарайся сформулировать какое-то внятное объяснение этого замечательного происшествия. Почему руки пришли тебе на помощь? С какой стати избавили тебя от необходимости годами рыться в древних манускриптах, причем без особой надежды на успех? И зачем были эти книги на полу, если в тетради записана подробная инструкция, не требующая дополнительных исследований? Имей в виду, это очень важно для меня – получить представление о твоем понимании происходящего. Для нас обоих это очень важно. И для дела, которым ты сейчас занят, разумеется, тоже.

Это было очень важное дополнение. Если важно для дела – что ж, значит, я в лепешку разобьюсь, но сформулирую.

Через час, когда я вернулся, Чиффа сидел в моем кресле и курил трубку. Вид он при этом имел довольный, вернее, даже самодовольный, ни дать ни взять сытый лис, только что безнаказанно разоривший чужой индюшатник. Поглядев на него, я сразу понял, что он уже разобрался в моих делах или, по крайней мере, думает, что разобрался, но вместо того, чтобы милосердно объяснить все простыми человеческими словами, твердо намерен тянуть из меня жилы, сколько возможно и еще чуть-чуть.

– Ну, как твои успехи? – спросил он. – Понял, почему так случилось?

– Думаю, да.

В качестве награды я получил раскуренную трубку, в которой еще оставалось довольно много табака.

– Излагай, – потребовал Чиффа.

– Думаю, эти руки обладают каким-то подобием личной воли и сами хотят стать Перчатками Смерти, – сказал я. – Естественное, во всяком случае, понятное мне желание. Быть оружием лучше, чем валяться без дела. Наверное, быть магическим артефактом в каком-то смысле приятно. Мне недостает воображения, чтобы понять, как вещь может получать удовольствие, но теоретически я готов принять такую идею…