История религий. Том 1 - Крывелев Иосиф Аронович

Точных данных о количестве жертв испанской инквизиции не существует, хотя ее историк Х.-А. Льоренте на основе архивов пытался дать такую статистику. За 18 лет деятельности Торквемады, как считает Льоренте, живыми было сожжено 8800 человек, 6500 человек сожжено фигурально после их смерти или бегства, 90 004 человека присуждены к другим наказаниям. Таким образом, общий итог жертв превысил 100 тыс. человек. Ссылаясь на историка Мариана, Льоренте сообщает, что в 1481 г. в одной лишь Севилье было заживо сожжено 2 тыс. человек.

Не менее свирепо действовала инквизиция и в Португалии. На Пиренейском полуострове она существовала большее время, чем во всех других странах Европы. Последнее аутодафе в Испании было совершено в 1826 г. И только в 1834 г. была ликвидирована в этой стране инквизиция 55.

Лютеранская и англиканская церкви, возглавлявшиеся государственной властью, в ее лице имели и инквизиционное учреждение для борьбы с инаковерующими. В Германии протестантские князья выступали в качестве наиболее рьяных борцов за истинно лютеранскую веру. Меланхтон подвел теоретическое обоснование под тезис о том, что государство обязано наказывать смертью не только за политическую оппозицию, но и за религиозную. Шпейерский рейхстаг 1529 г., на котором приверженцы Лютера заявили свой знаменитый «протест», принял следующее постановление относительно анабаптистов: «Каждый, совершивший вторичное крещение или принявший оное в сознательном возрасте, будет ли это мужчина или женщина, повинен в смерти при помощи огня, меча или другого рода казни, смотря по обстоятельствам, без всякого предварительного расследования в духовном суде» 56. За это решение, кстати сказать, голосовали и католики, и «протестовавшие» против подавления их духовной свободы лютеране.

Сохранилось страшное свидетельство того, как решение Шпейерского рейхстага об истреблении анабаптистов осуществлялось на деле. Современник событий сообщает: «Некоторых (анабаптистов. — И. К.) разорвали и растерзали, некоторых сожгли в пепел и изжарили на столбах, искалечили раскаленными щипцами, иных запирали в домах и сжигали всех вместе, других вешали на деревьях, казнили мечом, топили в воде» 57.

Пощады анабаптистам не было и в том случае, если они отказывались от своей веры. Известно распоряжение по этому поводу герцога Вильгельма Баварского: «Кто отречется, тому голову долой, а кто не отречется, того на костер» 58. Количество казненных анабаптистов только в Южной Германии исчислялось тысячами. Протестантские инквизиторы считали своей задачей не уничтожение ереси, а истребление еретиков.

Аналогичной была и практика англиканской инквизиции. Ересь, в особенности католическая, была там приравнена к государственной измене. К. Маркс пишет об этом: «В 1582 г. было объявлено, что тот, кто обращает протестанта или присутствует при обращении его в католичество, виновен в государственной измене…» Каждый, упорно отказывающийся признать верховенство короля в вопросах религии, объявлялся «рекузантом» (отвергающим: от to recuse — отвергать) и автоматически подлежал смертной казни. «Служить мессу, присутствовать при этом, исповедываться, наставлять в католической религии или быть наставляемым в ней, уклоняться от присутствия при богослужении в церкви Бесс — все это были великие преступления» 59. В конце XVI в. те католические священники, которые не покинули Англию, были физически истреблены, а в отношении возможной иммиграции их были приняты довольно решительные меры: «…священнику, приехавшему из-за границы, грозила смерть, за укрывательство его — смерть, за отправление им богослужения в Англии — смерть, за исповедь у него — смерть» 60. В некоторых случаях по отношению к «рекузантам» проявлялось трогательное «милосердие»: их «подвергали всенародному бичеванию или отрывали им уши раскаленным железом и потом отпускали» 61. «Христианская кротость» такого обращения с ближним имеет точные аналогии в практике католической инквизиции.

Известно, с какой свирепостью Кальвин подчинил инквизиционному режиму всю жизнь Женевы. Отнюдь не единственной, хотя и выдающейся по своему изуверству была его расправа с Мигелем Серветом. Можно было бы приписать такую нечеловеческую жестокость характеру самого Кальвина — мрачного и злобного мизантропа. Но его обхождение с Серветом не только не выделялось из всей религиозно-инквизиторской практики того времени, но даже было расценено коллегами Кальвина как в своем роде образцовое. Тихий и елейноблагостный Меланхтон назвал сожжение Сервета «благочестивым и достопамятным для всего потомства примером» 62.

Опубликование папой Иннокентием VIII в 1484 г. буллы «Summis desiderantis» 63 послужило толчком к разгулу инквизиционного террора в отношении огромного количества людей, преимущественно женщин, по обвинению в колдовстве.

Размах и масштабы ведовских процессов, развернувшихся в XVI–XVII вв. в Западной Европе, превысили все, что творилось ранее. Преследование ведьм по своим масштабам и ожесточенности превзошло даже гонения, которым подвергались ереси и еретики. Поощряемые инквизиторами доносчики составляли списки сотен и тысяч женщин, повинных в ведовских деяниях, и трибуналы инквизиции привлекали к ответственности далеко не всех обвиняемых, а лишь то количество, с которым могла справиться их техника пыток и казней, а также соответствующее пропускной способности тюрем. Известно, например, что некто Труа-Эшель в 1576 г. заявил инквизиции, что он может сообщить ей имена 300 тыс. колдунов и ведьм. Полностью использовать благочестивое рвение доносчика инквизиция не смогла 64.

Были случаи, когда обвиняемые выдерживали все мучения до конца и погибали «нераскаянными». Но, как правило, «сознавались» все, причем не только возводили на себя дичайшие обвинения, но и оговаривали других людей. Вероятно, при этом играли роль не только пытки. В ряде случаев данные «ведьмами» показания наводят на мысль о том, что обвиняемая находилась в состоянии умопомешательства, так что в некотором смысле и сама верила в истинность своего нелепого бреда. Одни сходили с ума от пыток, другие были сумасшедшими уже к моменту их привлечения к следствию. В господствовавшей тогда духовной атмосфере всеобъемлющей фантастики, удивительного легковерия и религиозной истеричности психическое состояние многих людей обычно находилось в какой-то мере на грани патологии; особенно среди женщин было много истеричек, кликуш, одержимых, которые могли вообразить себя союзницами дьявола. А возможные в этом состоянии галлюцинации и даже сновидения подкрепляли несчастных в «воспоминаниях» о том, как они совершали путешествие на шабаш. Таким образом, не всегда признания были не «чистосердечными». Но это не снимает вопроса о той омерзительной роли, которую играла церковь в трагической эпопее ведовских преследований.

РАЗВИТИЕ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ И ЦЕРКОВЬ

В раннее и среднее средневековье развитие естествознания не доставляло католической церкви особых хлопот. Относительно застойный характер феодальных производительных сил не выдвигал перед естествознанием тех задач, решение которых могло бы наталкивать мысль на антихристианские и антирелигиозные идеи. Наука располагала, как писал Ф. Энгельс, гениальными натурфилософскими догадками древних и весьма важными, но лишь спорадическими и по большей части безрезультатно исчезнувшими открытиями арабов 65, причем все это по своему содержанию не выходило за рамки христианско-католической догматики; метод же, который применялся отдельными мыслителями в их почти случайных и почти интуитивных прорывах к научному знанию, был столь же схоластическим, как и метод богословия и подчиненной ему философии. Это являлось дополнительной гарантией безопасности для христианского вероучения и для духовного господства церкви. А такие опередившие свой век мыслители, как Альберт Великий и Винцент из Бове, немедленно отступали от своих позиций и становились в позу католической благонадежности, как только оказывалось, что мышление ведет их в сторону от догматической ортодоксии.