Стихотворения и поэмы - Елизавета Полонская

Мандалей

Возле пагоды Мульмейна, на восточной стороне,Знаю, девочка из Бирмы вспоминает обо мне, —И поют там колокольцы в роще пальмовых ветвей:— Возвращайся, чужестранец, возвращайся в Мандалей,

Возвращайся в Мандалей,Где стоянка кораблей,Слышишь, хлопают их веслаИз Рангуна в Мандалей.На дороге в МандалейПлещет рыб летучих стая,И заря, как гром, приходитЧерез море из Китая.

В волосах убор зелёный, в жёлтой юбочке она,В честь самой царицы Савской Цеви-яу-лай названа.Принесла цветы, я вижу, истукану своему,Расточает поцелуи христианские ему.

Истукан тот — божество,Главный Будда — звать его.Тут её поцеловал я,Не спросившись никого.На дороге в Мандалей…

А когда над полем риса меркло солнце, стлалась мгла,Мне она под звуки банджо песню тихую плела,На плечо клала мне руку, и, к щеке щека, тогдаМы глядели, как ныряют и вздымаются суда,

Как чудовища в морях,На скрипучих якорях,В час, когда кругом молчанье,И слова внушают страх.На дороге в Мандалей…

— Это было и минуло, не вернуть опять тех дней.Ведь автобусы не ходят мимо банка в Мандалей!В мрачном Лондоне узнал я поговорку моряков:— Кто услышал зов с Востока, вечно помнит этот зов,

Помнит пряный дух цветов,Помнит пальмы, помнит солнце,Перезвон колокольцов,Шелест пальмовых листов.На дороге в Мандалей…

Я устал сбивать подошвы о булыжник мостовыхИ английский мелкий дождик сеет дрожь в костях моих.Пусть гуляю я по Стрэнду с целой дюжиной девиц,Мне противны их замашки и румянец грубых лиц.

О любви они лопочут,Но они не нужны мне, —Знаю девочку милееВ дальней солнечной странеНа дороге в Мандалей…

От Суэца правь к востоку, где в лесах звериный след,Где ни заповедей нету, ни на жизнь запрета нет.Чу! Запели колокольцы! Там хотелось быть и мне,Возле пагоды у моря, на восточной стороне.

На дороге в Мандалей,Где стоянка кораблей.Сбросишь все свои заботы,Кинув якорь в Мандалей.О дорога в Мандалей,Где летает рыбок стаяИ заря, как гром, приходитЧерез море из Китая.

Дэнни Дивер

— О чем, о чем сигналит горн — промолвил рядовой.— Равненье нам! Равненье нам! — сказал сержант цветной.— Зачем вы побледнели так? — промолвил рядовой.— Боюсь взглянуть на караул, — сказал сержант цветной.— Это вешают Дэнни Дивера, слышишь, смертный марш трубят.Полки построились в каре, сейчас его казнят.Нашивки его сорвали с него и блестящих пуговиц ряд,Это вешают Дэнни Дивера ранним утром.— Как тяжко дышат там в строю! — промолвил рядовой.— Мороз жесток! Мороз жесток! — сказал сержант цветной.— Там кто-то впереди упал, — промолвил рядовой.— Случился солнечный удар, — сказал сержант цветной.— Это вешают Дэнни Дивера, вот последнее дефиле.Он стоит у своей могилы, гроб стоит перед ним на земле.Он повиснет через полминуты, извиваясь, как пес в петле.Это вешают Дэнни Дивера ранним утром…— Его койка стояла рядом с моей! — промолвил рядовой.— Сегодня он ночует не у нас, — сказал сержант цветной.— Он пиво меня угощал не раз, — промолвил рядовой.— Он горькое пиво в одиночку пьет, — сказал сержант цветной.Это вешают Дэнни Дивера, и вина его велика:Налог на его селенье, и позор для его полка!Это вешают Дэнни Дивера ранним утром.

— Что-то черное пред солнцем! — промолвил рядовой.— Это Дэнни борется со смертью, — сказал сержант цветной.— Что-то всхлипнуло там высоко… — промолвил рядовой.— Это жизнь от него отходит, — сказал сержант цветной.Покончено с Дэнни Дивером. Чу! Барабаны бьют.Строится полк за полком, а сейчас и нас поведут.Ого! Новобранцы трясутся, сегодня они попьют,Повесив Дэнни Дивера ранним утром.

Фуззи-вуззи

Сражались за морем мы с многими людьми,Случались храбрецы и трусы среди них:Берберы и Зулусы, Сомали;Но этот Фуззи стоил всех других.Ни на полпенса не сдавался он:Засев в кусты, он портил нам коней,Он резал часовых, срывая связь колонн,Играя в кошки-мышки с армиею всей.Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, за Судан, где родной ваш дом:Вы были язычником темным, но первоклассным бойцом;Мы выдадим вам свидетельство и, чтобы его подписать, —Приедем и справим встречу, лишь стоит вам пожелать.Мы шли вслепую средь Хайберских гор.Безумец Бур за милю в нас стрелял.Бурми нам дал неистовый отпор,И дьяволов Зулус нас предавал.Но все, что мы от них терпели бед,В сравненье с Фуззи было лишь игрушкой:«Мы процветали» — по словам газет,А Фуззи нас дырявил друг за дружкой.

Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, за миссис и за малышей.Задача была — разбить вас, мы, к слову, справились с ней.Мы били по вас из Мартини, без вежливости в игре,Но в ответ на всё это, Фуззи, вы нам прорвали каре!Он о себе газет не известил,Медалей и наград не раздавал потом,Но мы свидетели — он мастерски рубилСвоим двуручным боевым мечом.С копьем, с щитом — как крышка от гробов,Меж зарослей он прыгал взад-вперед;Денечек против Фуззи средь кустов, —И бедный Томми выбывал на год.

Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, и за ваших покойных друзей!Мы бы вам помогли их оплакать, не оставь мы там наших людей!Но мы хоть сейчас побожимся, что в этой открытой игре,Хоть вы потеряли больше, вы нам прорвали каре!Он ринулся на дым под лобовым огнем, —Мы ахнули: он смял передовых!Живой — он жарче пива с имбирем,Зато, когда он мертв, он очень тих.Он уточка, барашек, резеда,Модель резинового дурачка,Ему и вовсе наплевать тогдаНа действия британского полка.

Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, за Судан, где родной ваш дом:Вы были язычником темным, но первоклассным бойцом,Оттого, что вы, Фуззи-Вуззи, с головою как стог на перье,Черномазый бродяга, прорвали британское каре!

Томми

Однажды я зашел в трактир и пива заказал.«Солдатам мы не подаем», — трактирщик мне сказал.Девчонки за прилавком хихикали, шипя,А я на улицу ушел и думал про себя:

О, Томми то, и Томми се, и с Томми знаться стыд,Зато «спасибо, мистер Аткинс», когда военный марш звучит!Военный марш звучит, друзья, военный марш звучит!Зато «спасибо, мистер Аткинс», когда военный марш звучит!

Однажды я пришел в театр, я трезвый был вполне,И штатских принимали там, но отказали мне,Загнали на галерку — неважный кавалер!А только до войны дойдет — пожалуйте в партер!

О, Томми то, и Томми се, тебе не место тут!Зато есть «поезда для Аткинса», когда войска идут.Ого, войска идут, друзья! Ого, войска идут!Зато есть «поезда для Аткинса», когда войска идут.

Ну да, оплевывать мундир, что ваш покой блюдет,Гораздо легче, чем его надеть на свой живот.И если встретится солдат навеселе чуть-чуть,Чем с полной выкладкой шагать, милей его толкнуть.

О, Томми то, и Томми се, и как с грехами счет?Но мы «стальных героев ряд», лишь барабан забьет.О, барабан забьет, друзья! О, барабан забьет!И мы «стальных героев ряд», лишь барабан забьет!

Мы не стальных героев ряд, но мы и не скоты,Мы просто люди из казарм, такие же, как ты.И если образ действий наш на пропись не похож,Мы просто люди из казарм, не статуи святош.

О, Томми то, и Томми се… На место! Задний ход!Но «сэр, пожалуйте на фронт!» — когда грозой пахнет.Ого, грозой пахнет, друзья! Ого, грозой пахнет!И «сэр, пожалуйте на фронт!» — когда грозой пахнет.

Вы нам сулите лучший кошт и школы для семьи,Мы подождем, но обращайтесь вы с нами как с людьми.Не надо кухонных помой, но докажите нам,Что быть солдатом в Англии для нас не стыд и срам.

О, Томми то, и Томми се — скота такого гнать!Но он «спаситель Родины», когда начнут стрелять.Пусть будет, как угодно вам, пусть Томми то да се,Но Томми вовсе не дурак, и Томми видит всё.

Из Бертольда Брехта