Девять жизней Греты. Смерть отключает телефон (сборник) - Анна Данилова

— Нет. Понимаете, такого не может быть, чтобы семья из четырех человек исчезла каким-либо криминальным образом! Я сразу поняла, что они куда-то уехали.

— Вы поняли это по тому, в каком состоянии они оставили квартиру? Ну, там, к примеру, отсутствие вещей, чемоданов, документов?

— И потому тоже. Квартира не выглядела разгромленной. Видно было, что люди собирались, укладывались… Меня единственно, что удивило, — Борис не продавал квартиру и даже не пытался этого сделать. Откуда у него деньги на то, чтобы начать новую жизнь? Ведь там, куда он уехал, нет господина Агишина, я имею в виду хозяина ресторана, который помогал Борису все последние месяцы после смерти его жены. И еду на блюдечке ему тоже никто там не принесет. Где и каким образом он раздобыл деньги на первое время? В голову мне приходила только одна мысль на этот счет — предположим, он сдал квартиру на длительный срок и получил с жильцов плату. Я ждала, что вот-вот в квартире кто-то поселится, и тогда я узнаю правду! Но прошло полгода, а квартира так и стоит пустая. Представляете, даже ко мне приходили и спрашивали — не могла бы я дать ключи от этой квартиры и пустить туда постояльцев. Люди же знают, в каких отношениях мы были с Борисом, они могут предположить, что у меня остались ключи…

— А разве нет?

— Да, вы правы. У меня есть ключи, но квартирантов я туда не имею права пускать, это же понятно. Вот если бы, к примеру, Борис позвонил мне и сказал, что он находится в затруднительном положении, мол, не могла бы я ему помочь найти жильцов и взять с них за несколько месяцев вперед, — вот тогда бы я начала действовать, из кожи вылезла бы, но исполнила его просьбу. Но таких звонков, как вы понимаете, не было. Борис исчез.

У Глафиры зазвонил мобильник. Это оказался Сергей Мирошкин.

— Привет, Глафира, — услышала Глаша его бодрый голос.

— Ну что, есть новости?

— Есть. Целый список пропавших без вести. Но мне думается, что будет лучше, если я перешлю тебе все по почте. Это не телефонный разговор.

— Хорошо. Скажи, этот список перед тобой?

— Ну да, а что?

— Нет ли там фамилии Трубников? Борис.

— …Андреевич, — подсказала Светлана.

— Борис Андреевич Трубников, — повторила Глаша.

— Нет. Трубникова там нет. Это точно. А он тоже пропал?

— Сам же говоришь — не телефонный разговор, — улыбнулась Глафира в предвкушении новых событий, касающихся ее дела. Она почувствовала, что нечто начинает сдвигаться с мертвой точки, однако Трубников к исчезновению Веры Нечаевой не имеет никакого отношения.

Она поблагодарила Мирошкина и снова обратилась к Светлане:

— Кстати! Фамилия Нечаева вам ни о чем не говорит?

— Нечаева?

— Да, Вера Нечаева. Дело в том, что примерно в то же самое время, когда исчез Борис Трубников с детьми, пропала и эта женщина. День в день, шестнадцатого июня две тысячи восьмого года. Сами понимаете, связь между этими исчезновениями так и напрашивается. Особенно если учесть образ жизни этой женщины.

— Не поняла… О каком образе жизни вы говорите? — Светлана нахмурилась.

— Сожитель бил ее, унижал. К тому же она, педагог по образованию, мыла полы в офисе. Так что ей было от чего сбежать и попытаться начать новую жизнь.

— Вы намекаете на то, что они могли быть знакомы, два эти несчастных человека? И сговорились, сбежали? Но ведь это же бред! Он не мог ей ничего предложить, кроме того, чтобы вместе нищенствовать и заботиться о его детях! Нет, нет, это невозможно. Он рассказал бы мне об этом. Он не такой уж и скрытный. Вернее, я хотела сказать, что он мне доверял, понимаете? И я сделала для него немало, то есть вполне заслужила его доверие, — возразила Света.

— Светлана, пожалуйста, не воспринимайте мои слова буквально. Может, между ними и нет никакой связи. Абсолютно никакой. И общее только одно — дата их исчезновения.

— Ой, чайник! Я же поставила чайник! — вдруг воскликнула Светлана.

Светлана выбежала из комнаты, и Глафира наконец-то осмотрелась. Скромная квартира, очень чистая. Она представила себе, как здесь, на толстом ковре, играли дети, как их голоса заполняли все пространство вокруг. Как пахло едой и кипяченым молоком, свежевыстиранным бельем и зубной пастой. Пока Бориса не было дома, пока он встречал в ресторане посетителей, Светлана за какие-то гроши воспитывала его детей, учила их умываться и чистить зубы, аккуратно складывать свои вещи и игрушки. Еще она наверняка учила их читать и писать. И все это она проделывала с любовью, мечтая скорее всего о собственных детях. Она, по сути, заменила им на какое-то время мать!

— Вот, пожалуйста. Чай, конфеты. Угощайтесь. Извините, что я так разнервничалась. Я не ревную Бориса, нет, говорю же, я никогда не видела в нем… не то чтобы мужчину… Как бы это сказать… Я не верила, что между нами может быть что-то серьезное или тем более обычная интрижка. Ему нужна была другая женщина, такая, которая полюбила бы его без памяти и приняла бы вместе с детьми. Вы не представляете себе, какая это ответственность — воспитывать сразу троих детей! К тому же детей хороших, с чудесными задатками.

— Да вы просто не любили его, вот и вся причина, почему вы не стали жить вместе. Светлана, вы тогда встречались с кем-то? — осторожно спросила Глафира.

— Да, у меня был мужчина. Но потом выяснилось, что он женат, — вздохнула она. — И у него тоже есть дети. Словом, после отъезда Бориса и его детей я осталась совсем одна. И, честно говоря, до сих пор не могу прийти в себя. Время от времени хожу в их квартиру, вспоминаю все, что было. Иногда мне кажется даже, что я слышу их голоса. Не может быть, чтобы с ними что-нибудь случилось… — И она внезапно разрыдалась. — Вы вот поверили мне, что они могли поехать в деревню или еще куда-то. Но я все это просто придумала, чтобы как-то успокоить саму себя! Да, теплые вещи детей и Бориса действительно отсутствовали. И чемоданы тоже. И квартира как будто была в порядке. Но само их исчезновение выглядело неестественным. Он не мог, не должен был так поступать со мной. Я не заслужила того, чтобы он не поделился со мной своими планами! С ними всеми что-то произошло, понимаете? Но вот что, что?! Я даже думала о том, что он мог что-то вдруг увидеть и это явилось причиной его…

— Убийства?

— Да. Я так думала. Потому что прошло полгода, а он не дал о себе знать! Что мешало ему позвонить мне? Написать хотя бы пару строк? Он не такой человек, чтобы забывать своих друзей. И если он молчит, значит, его просто нет. Ну, вот я вам все и сказала.

— Успокойтесь, Светлана. Все, может быть, и не так трагично. Мне жаль, что я своим визитом так вас расстроила. Давайте лучше еще раз осмотрим квартиру, хорошо? 

8. Июнь 2008 г

— Что с тобой? Ты куда? Что-нибудь случилось?

— Что-то попало в глаз… О-ой… как щиплет, Кира, такое впечатление, будто в глаз попало бревно! Где у тебя ванная комната?

Кира, поддерживая подругу под локоть, провела ее в ванную комнату, включила воду.

— Промой глаз. Непонятно только, что могло тебе туда попасть? Может, тополиный пух? Или паутина? Но у меня нет паутины. Может, мошка? Оля, ты почему молчишь?

Оля вдруг замерла, отняла ладонь от больного покрасневшего глаза и замотала головой:

— Подожди… Сейчас я поморгаю, может, эта дрянь выскочит из-под века, а там уж я ее подцеплю.

Они познакомились в магазине, где двадцатипятилетняя Оля работала продавщицей в отделе шуб, а Кира отвечала за бухгалтерию всех магазинов, принадлежавших Раисе Халимовой, своей хозяйке. Оля встречала покупательниц, улыбалась им, показывая свои чудесные зубки и предлагая дамам новые шубки и шапки, а Кира сидела в самой глубине подсобки, в крохотной комнатке, перед компьютером, и составляла бухгалтерские документы и все считала, считала… Сначала у Киры был маленький офис в другом районе города, но потом и его тоже превратили в склад, и вот теперь она вынуждена была все свое рабочее время проводить в этой тесной, душной комнате с маленьким оконцем под самым потолком. Единственное, что ее спасало от возможной слепоты, — яркая настольная лампа.

Кира, привыкшая к тому, что люди, увидевшие ее в первый раз, отворачиваются, смущаясь, или же, напротив, рассматривают ее нахально, пытаясь понять, в чем же дело и откуда взялись на этом лице такие странные пропорции — этот непомерно длинный, крупный нос, толстые губы, почти сросшиеся с ноздрями, — впервые оценила такт человека, испытавшего к ней, как ей показалось, искреннюю симпатию. Оля, увидев ее впервые, улыбнулась ей, но не как очередной посетительнице магазина, а как коллеге, которая будет теперь работать по соседству, и пригласила Киру выпить чаю вместе с ней.

— И как только могла наша грымза посадить тебя в эту маленькую клетушку? — возмущалась Оля действиями своей хозяйки. — Как ей не стыдно заставлять первоклассного специалиста работать в таких условиях?