Тайна заброшенного хутора - Анфиса Кохинор

Ингур, красивейший на Восточном материке город, располагался на берегу Внутреннего Моря. Его сердцем была резиденция корифея, построенная на пологом холме. Огромный каменный особняк царственно возвышался над городом, словно трон в парадном зале императорского дворца. Вокруг "трона" толпились приближенные - храмы Экры, Мина и Туана, средняя и высшая школы магов, где учились будущие каратели, ратуша, которая занималась делами горожан, не принадлежащих Плеяде, и, наконец, дома знатных и именитых жителей Ингура. Центральную часть города окружали кольца берёзовых, дубовых, ясеневых и кипарисовых аллей, высаженных по распоряжению корифея. Йозеф возник на дубовой аллее, возле трёх сросшихся между собой деревьев. Под ними, как и много лет назад, стояла деревянная резная скамья с высокой спинкой. Старик-изгой уселся на неё, погладил гладкие дощечки, полюбовался причудливыми тенями дубовых веток и неожиданно для себя расхохотался. Его хрипловатый, старческий смех вспугнул стайку хлопотливых воробьёв, копошившихся в траве. Птицы испуганно вспорхнули, однако не улетели, а расселись на тонких ветках молодого дуба.

- Я старый, сентиментальный дурак, - отсмеявшись, сообщил воробьям Йозеф и решительно сжал в руке Серьги.

На этот раз он возник прямо перед воротами резиденции. Йозеф провёл рукой по волосам, и седые пышные кудри стали угольно-чёрными, морщины на лице разгладились, а сутулая спина распрямилась. Теперь, даже самый придирчивый прохожий, не дал бы магу больше сорока пяти лет. Преобразившийся изгой гордо вскинул голову, расстегнул тёмный бархатный плащ, выставив напоказ пёструю одежду плеядца, и трижды стукнул бронзовым дверным молотком по железной пластине. Удары молотка, словно удары колокола, разнеслись по спящей резиденции, и маги-часовые бросились к воротам. Тяжелые створы распахнулись. Йозеф вступил в сердце Ингура.

Глава 11.

Полуголый громила ударил Дана по голове, и тот упал. Кирик хотел броситься к Даниэлю, но сильные руки удержали его на месте. Юноша рывком повернул голову: над ним возвышался мускулистый детина с белым ломаным шрамом на правой щеке. Его голова была гладко выбрита, шею и плечи покрывали замысловатые татуировки, а мощные бёдра обтягивали короткие кожаные штаны с широким поясом, на котором висела колючая булава. Кирик перевёл взгляд на лицо детины, и сердце ухнуло в пятки: бритоголовый улыбался ему, вернее, скалился в приветливой улыбке.

- Не бойся, господин, - пророкотал он и вежливо представился: - Я Аруа, первая булава Жайлета.

- Кирик, - пискнул юноша, испуганно глядя на жаулета. - Не убивайте меня, пожалуйста.

- Что ты, господин Кирик, - оскорбился детина. - Мы пришли с миром.

Кир покосился на колючие булавы и зазубренные сабли жаулетов, на бездыханное тело Даниэля и кивнул:

- Я вижу.

- Ты о нём? - Аруа пренебрежительно указал на Даниэля. - Он жив. - Жаулет махнул рукой, и один из воинов перекинул Дана через плечо. - Домой! - скомандовал Аруа и, крепко держа Кирика за плечо, крутанул булавой в воздухе.

Раздался хлопок, и перед жаулетами открылась чёрная дыра портала. Кирик привычно замер, разглядывая мрачную пустоту внутри. А когда, спустя несколько минут, оторвал взгляд от пустоты, то с удивлением обнаружил, что всё это время грозные жаулеты терпеливо ждали, пока он налюбуется порталом. Однако благодарить их Кирик не стал, ведь, как ни крути, жаулеты, хоть и очень вежливо, но пленили его. Да и состояние Даниэля настраивало отнюдь не на дружелюбный лад.

Аруа с неожиданной для могучего воина мягкостью подтолкнул юношу к порталу, и, собрав остатки мужества, Кирик шагнул в пустоту. На миг он словно погрузился в холодное растопленное масло. Лицо лизнула жирная и, одновременно, сухая воздушная волна, глаза потонули во мраке, и в ту же секунду их ослепил яркий полуденный свет.

Кирик ступил на светло-зелёный травяной ковёр и в изумлении остановился: было так странно попасть из ночи в день, из ранней осени в позднюю весну. Кругом простиралась цветущая степь. Сочные травы ласкал игривый ветерок, и они раскачивались вправо-влево, будто исполняя причудливый танец под искусный аккомпанемент сладкоголосых жаворонков. Кирик позабыл и о жаулетах, и о диковинном портале, и даже о Даниэле. Он вдыхал незнакомые горьковато-сладкие ароматы и порхал, порхал, порхал над степью вместе с лёгкими серыми птичками. А бритоголовые воины стояли поодаль и с почтительным благоговением наблюдали за ним. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Кирик почувствовал на себе взгляды воинов и обернулся. Жаулеты слегка склонили бритые головы, но юноша был слишком опьянён степью, чтобы задумываться об их странном поведении.

- Как здесь прекрасно, - улыбнувшись, произнёс он.

Жаулеты добродушно заулыбались ему в ответ. Улыбки не вязались с их грозными физиономиями, и Кирик моментально вспомнил о том, что он пленник, а не гость. Он посмотрел на Даниэля, который всё ещё был без сознания, и губы его упрямо сжались.

Жаулеты сникли. Аруа потоптался на месте и виноватым голосом произнёс:

- Пойдём, господин Кирик, тебя ждут.

Кир неопределённо пожал плечами и зашагал за первой булавой Жайлета. То, что Аруа обращался с ним, как с дорогим гостем, оставило юношу равнодушным. "В конце концов, какая разница нищий ты или принц, если идёшь на плаху", - угрюмо думал он, шагая по прекрасной степи не то под эскортом, не то под конвоем жаулетов. Аруа то и дело оборачивался и озабоченно посматривал на Кирика, но не делал попыток заговорить с ним.

Примерно через полчаса молчаливая процессия достигла одинокого чахлого дерева. Тёмные тонкие ветви покрывала вялая сморщенная листва, как будто дерево было давно и безнадёжно больно. На фоне цветущей степи оно выглядело жалким и неуместным, словно грязный прокажённый в пёстрой толпе жизнерадостных клоунов. Кирик хотел поскорее обойти дерево, но на его плечо легла широкая ладонь Аруа:

- Мы пришли, господин.

Юноша недоумённо огляделся: степь, дерево, трава, жаворонки - и ни единого намёка на человеческое жильё. Аруа снял с пояса булаву, шагнул к дереву и со всего размаха ударил по хилому кривому стволу. Кирик зажмурился. Что-то мягко коснулось его лица, но это были не щепки. Юноша распахнул глаза: жаулеты вежливо прикрывали рты ладонями, пряча улыбки. Дерево ничуть не пострадало от удара колючей булавы. Напротив, его кривой ствол выпрямился, ветви наполнились жизнью, вялые листья разгладились и засеребрились, а среди них распустились нежные белые цветы. Чудесное "излечение" дерева потрясло Кирика, и он привычно замер с приоткрытым ртом, не замечая, что стоит на круглом холме, вокруг которого раскинулось становище жаулетов.