Флибустьерское море - Жорж Блон

– Виват яду! – кричали пираты, наливая себе полные котелки.

Восемь лье отделяют Крус от Панамы. Даже сегодня, несмотря на оживленное движение по каналу, эта часть перешейка выглядит безлюдной. В окна электропоезда, если только слепящее солнце не заставляет опустить жалюзи, взору пассажиров открывается каменистая пустынная местность. Воздух кажется застойным, словно ветры с обоих океанов по взаимной договоренности останавливаются в этой пограничной зоне. В небе, не обращая внимания на достижения цивилизации, парят, словно куски сажи, огромные птицы стервятники. Совершенно так же они вились, выискивая поживу, над моргановской колонной. Птицы привыкли за долгие века собирать с людей дань...

Но пираты считали, что худшее позади – наконец-то они вышли на столбовую дорогу, ту самую караванную тропу, по которой испанцы перевозили награбленное у индейцев золото. Тропа имела не более дюжины шагов вширь; местами топь сужала ее еще пуще и почва ходуном ходила под ногами; повсюду валялись скелеты мулов, отполированные стервятниками до блеска. Зрелище бренных останков нисколько не омрачало настроения флибустьеров. Они знали, что вожделенная Панама не за горами и скоро они отведут душу. После стольких дней лишений и смертельной усталости их аппетиты были поистине ненасытными.

Люди, шедшие по Золотой тропе, были небриты и нечесаны, в изодранной в клочья одежде и сбитых сапогах, покрытые коростой, отощавшие донельзя – сплошные мышцы и сухожилия. Со стороны они не могли внушить ничего, кроме ужаса. Пираты несли помимо оружия и пороха еще и знамена, и трубы, и барабаны. Морган намеревался развернуть настоящую баталию. Ее тактика была продумана адмиралом в мельчайших деталях. Знамена и музыка были атрибутами настоящей армии. На сей раз Морган имел не только официальное поручительство (он не знал, или забыл, или хотел забыть о мире с Испанией, дезавуировавшем его жалованную грамоту), но и офицеров, воевавших в Европе. Этот факт, как надеялся вожак флибустьеров, должен был раз и навсегда заставить забыть о его сомнительном прошлом и возвести его в ранг полководца.

Марш по Золотой тропе несколько раз прерывался стычками с индейцами и испанцами. Последние, правда, старались не ввязываться в бой, а лишь выкрикивали издали угрозы:

– Выходите в поле, собаки, мы вам зададим!

Колонна, кстати, как раз выходила в пампу. Головной отряд бросился ловить лошадей, быков и мулов. Божественный запах жареного мяса окутал дневку. Вместе с едой к пиратам возвращались силы, и жгучая жажда битвы росла в них от часа к часу.

В предпоследнюю ночь разразилась гроза, и все вымокли до нитки, но порох сумели уберечь. Наутро флибустьеры двинулись дальше под низкими, набухшими от влаги тучами. Через два часа пути Морган, шагавший во главе колонны, взошел на холм, и впереди, за невысокой грядой, ему открылось безбрежное пространство – Южное море, Тихий океан. Он не переливался голубизной и не серебрился на солнце, как Карибское море; это была неукротимая стихия, с которой теперь предстояло столкнуться пришельцам. Морган насчитал на рейде пять трехмачтовых кораблей. Казавшиеся отсюда крохотными суденышки плясали на крутой волне.

Минула еще одна ночь, а наутро заговорили пушки. Ядра плюхались справа и слева от тропы, но флибустьеры не обращали на них внимания, словно это были ярмарочные шутихи. Штурмовая колонна быстро двигалась вперед. Осталось уже недолго! И вот наконец им явился город.

Будущая жертва кружила голову больше, чем любая женщина. Вытянувшиеся вдоль океана улицы, колокольни и каменные строения конечно же были битком набиты сокровищами. Флибустьеры вопили от радости, подпрыгивали на месте и обнимались, не веря собственным глазам. Неужели добрались? В порт входили и уходили суда, совершенно, похоже, не заботясь о нависшей угрозе.

В Панаме звонили колокола. Псалмы возносились к небу с дымком ладана. Людская река текла по городу: впереди священники в золоченом облачении, за ними жители с молитвенно сложенными руками, а в конце процессии вновь священники и монахи со Святыми Дарами[20] под балдахином. Колокола всех церквей и монастырей звонили без устали, и заезжий путник мог подумать, что город празднует победу. Но нет, достаточно было взглянуть на губернатора дона Хуана Переса де Гусмана, шагавшего в голове процессии, сразу за прелатами, впереди городской знати. Лицо его было сумрачно, отмечено печатью глубокой тревоги. Процессия подошла к кафедральному собору, где Гусман поклялся перед образом пречистой Божьей Матери не пожалеть жизни для защиты святого места. Вместе с ним поклялись все присутствующие – «истово и благочестиво». Дон Хуан Перес де Гусман почти с отчаянием молил небо о помощи, ибо чувствовал, что без божественного заступничества ему не совладать с вражьей силой.

Его письма, адресованные королеве-матери Марии-Анне, регентше малолетнего Карла II, поразительны для губернатора, осуществлявшего военную и гражданскую власть в заморской провинции. Вначале он намеревался защищать Панаму возле Круса. Получив известие о высадке пиратов в устье Чагреса, он привел туда войска. Однако депутация знатных горожан явилась в Крус с просьбой «не рисковать войсками, которые потребуются для защиты подступов к столице». Гусман сообщал королеве, что, учитывая слабость городских оборонительных укреплений, подобная тактика самоубийственна. Тем не менее он согласился эвакуировать Крус и отвел войска в Панаму. «Приступ» твердости побудил было его к своеобразному компромиссу: напасть на пиратскую колонну на открытом месте вблизи городских окраин. Однако сам же Гусман писал, что это неразумно и надо было дать генеральное сражение в Крусе. Что же осталось теперь, кроме как молить Господа? Перед крестным ходом состоялись и другие благочестивые мероприятия: повсюду выставили Святые Дары, устраивали публичные молебны, налагали епитимьи, Божьи слуги лихорадочно грузили в порту на быстроходный корабль самые ценные вещи из церковных и монастырских алтарей.

18 января Гусман предпринял вылазку из города во главе 1200 солдат, 200 всадников и довольно большого числа (точная цифра неизвестна) вооруженных рабов. Тридцать индейцев должны были в решительный момент выпустить на поле полторы тысячи «боевых единиц», с которыми моргановским флибустьерам еще не приходилось сталкиваться, – полудиких быков. Сейчас эти звери, взмучивая пыль, медленно брели стадом в плотном окружении индейских ковбоев. Небо было ясным, светило солнце.

Как только Гусман с офицерами переехали холмистую гряду и увидали пиратскую армию, они остановились в изумлении.

Морган назвал придуманное им расположение войск терцией. Это был плотный порядок, напоминавший формой ромб. В голове размещался отряд из 300 человек, обращенный острием в сторону врага. В центре – главные силы, 600 человек, стоявшие прямоугольником. Затем – арьергард, треугольник в 300 человек острием назад. Один фланг флибустьерской армии защищал холм, другой – болото. Весь строй медленно двигался вперед под барабанный бой, с развевающимися знаменами.

Дон Франсиско де Харо, командовавший кавалерией испанцев, посмотрел на дона Гусмана. Тот кивнул головой:

– Атакуйте.

Это было ошибкой. Следовало подождать, пока пиратская армия продвинется дальше и оголит свои фланги. А так испанской кавалерии пришлось идти лобовой атакой против острия. Почва была неровная, местами болотистая, усеянная кочками и рытвинами. Шедшие в авангарде флибустьеры опустились на колено, вскинули мушкеты и встретили нападавших дружными залпами. Гусман видел, как всадники, натолкнувшись на острие терции, рассыпались в стороны, а пираты продолжали вести в упор убийственный огонь. Харо собрал всадников и вновь повел их в атаку. Когда пороховой дым рассеялся, испанская кавалерия перестала существовать.

Пиратская армия двинулась дальше, по-прежнему в плотном строю, нацелившись на левый фланг Гусмана. Испанцы были вооружены в основном аркебузами, оружием куда менее дальнобойным и бившим не столь прицельно, как мушкеты. Губернатор отдал приказ пехоте стоять насмерть. Различные грешащие неточностями рассказы очевидцев позволяют, тем не менее, заключить, что этот приказ не был исполнен. Часть испанцев начала отходить под огнем пиратов, другие с пением «Магнификат...» бросились вперед. По прошествии некоторого времени Гусман, не в силах понять, что происходит, отдал приказ бросить в бой быков.

– Обойти холм и пустить быков в тыл пиратам!

Командующий надеялся, что быки, ворвавшись в ряды пиратов, посеют панику, топча поверженных и разя их рогами. Но животные двигались шагом, иногда ленивой рысцой, а после первого залпа флибустьеров повернули назад и, отбежав подальше в поле, принялись мирно щипать травку. Испанская пехота бросилась наутек.

«Мы преследовали врага буквально по пятам, так что его отступление вылилось в паническое бегство», – писал Морган. Битва продлилась два часа.