Кремль. Отчет перед народом - Сергей Кара-Мурза

Русская школа, которую мы помним в облике советской школы, сложилась в результате исканий и споров конца XIX века. Тогда русская культура сопротивлялась «импорту» западного капитализма, она вырабатывала свой тип школы. Первый учительский съезд в 1918 г. утвердил главный выбор — единая общеобразовательная школа. Оба признака очень важны.

«Двойная» школа исходит из представления о двойном обществе — «собственники» и «пролетарии». Это как две разные расы с разными типами культуры. Единая школа исходит из того, что есть единый «народ», дети которого равны как дети одной семьи. В единой школе они и воспитываются как говорящие на языке одной культуры. Реформаторы с начала 90-х годов поставили задачу сломать этот принцип единой школы. Их цель — разделить единую школу на два коридора — создать небольшую школу для элиты и большую — для фабрикации массы.

Наша общеобразовательная школа, включая вечерние школы и ПТУ, строилась на базе университетской, а не «мозаичной», культуры и всем давала целостный, дисциплинарный свод знаний. Советская школа вся была школой для элиты — все дети в этом смысле были кандидатами в элиту. Конечно, другие условия еще довольно сильно различались, сельская школа по ресурсам была беднее столичной, но тип образования и культуры для всех был единым. ПТУ и вечерние школы не были иным «коридором». В них учились по тем же учебникам и тем же программам — по своему строению это было то же самое знание.

Советский корпус инженеров в большой мере создан из людей, прошедших через ПТУ и техникумы. Два Главных конструктора, два академика, руководители космической программы — Королев и Глушко — в юности окончили ПТУ. Юрий Гагарин окончил ремесленное училище. Программа единой школы позволяла всем детям освоить культурное ядро своего народа.

Что дала России единая общеобразовательная школа? Не только позволила совершить скачок в развитии, стать мощной независимой державой, собрать из городков и сел неиссякаемые ресурсы Королевых и Гагариных. Школа помогла соединить тело народа, сформировать тип личности, реализующей общую силу.

Сейчас эту школу хотят сломать, и тут уж каждый должен сделать свой выбор — помогать ее уничтожению или противодействовать ему. Раскол принципиальный, от выбора зависит единство или разделение народа.

ЧТО ТАКОЕ РУССКИЙ ПАТРИОТИЗМ И НАЦИОНАЛИЗМ

В проблеме объединения русских нельзя обойтись без применения понятий нация, национализм, национальное государство и патриотизм. Все они многозначны и расплывчаты, и каждый раз надо учитывать, о какой стороне этих понятий идет речь. Сделаем первый шаг в разграничении двух понятий — национализм и патриотизм.

Эти понятия в чем-то перекрываются, и потому иногда употребляются как равноценные, взаимозаменяемые. Это часто ведет к ошибке, поэтому делаем упор на различии.

Национализм — необходимый срез сознания любого народа. Без него народа просто не может быть, а имеются только племена. Тем более без национализма народы не могут собраться в нацию — для такой сборки требуется наличие общего набора главных представлений, разделяемых всеми, кто желает принадлежать к нации. Набор этих главных представлений и становится национализмом как государственной идеологией. Без нее не может быть создано и узаконено национальное государство как тип политической организации территории и жизни населения.

Именно усилиями этого национального государства население и превращается в нацию как общность граждан. Можно сказать, что национальное государство выработало качественно новую матрицу сборки народа, введя новое измерение для самоосознания людей — гражданственность. Говорят, что «национализм создает нации, а не нации — национализм».

Это довольно новое явление в истории — такие государства стали складываться в момент Французской революции, и большую роль в этом сыграли идеи Просвещения. Как идеология национализм сложился в XVIII веке, но с тех пор показал свою исключительно высокую эффективность в политике. Этничность, сопряженная в национализме с гражданством, сильно сплачивает людей и позволяет мобилизовать большие общности. Надо, впрочем, делать различие между национализмом и принадлежностью к нации: национализм относится к осознанным «активным» чувствам, а принадлежность к нации — ощущение, что ты «дома». Так что многие, «принадлежащие к нации», себя к националистам не отнесут, хотя они и лояльны к идеологии своего государства.

Патриотизм — также есть необходимая часть любой государственной идеологии. В чем же отличие от национализма? Как говорят, патриотизм утверждает вертикальную солидарность — приверженность личности к стране и государству. В этой приверженности нет акцента на ценности «низшего уровня», скрепляющие этническую общность, даже столь широкую, как нация. Напротив, национализм активизирует чувство горизонтального товарищества, ощущения национального братства.

Патриот любит Россию, но при этом ему могут быть противны населяющие ее русские. Например, во время революции большой части дворянства и либеральной интеллигенции России было ненавистно русское простонародье, они просто зубами скрежетали от ненависти к подавляющему большинству народа (об этих чувствах эмиграции много писал Иван Солоневич). Эти патриоты России не были русскими националистами — они в тот момент были русофобами. В моменты кризисов политический порядок и тип государства могут быстро меняться, поэтому возникают патриотические движения, имеющие разные идеальные образы России.

И белые, и красные в Гражданской войне были патриотами — но «разных Россий». Но общего ощущения национального братства у них быть не могло. Поэтому обе воюющие стороны представляли себе противников как «иной народ». Идеологи белых считали большинство русских народом-богоотступником, а крестьяне считали помещиков и буржуазию «внутренним немцем». В таких трагедиях меньшинство, воюющее против большинства сограждан, более или менее отчетливо ощущает себя отщепенцами. Например, Керенский с горечью написал о себе: «Ушел один, отринутый народом».

Сегодня в России — подобный раскол. Идеологи команды Горбачева — Ельцина много лет пытаются убедить мир, что народ России оказался «негодным материалом» для их реформ. Их идеал — Россия, но населенная другим, хорошим народом. Они — патриоты созданной в их либеральном воображении «России», и этот ее образ можно вполне точно описать. Но они — непримиримые противники русских националистов, которые любят реальных русских людей, со всеми их недостатками, испытывают к ним чувство национального братства и «горизонтального товарищества». Между собой русские националисты могут ожесточенно спорить о лозунге «Россия для русских», но они будут вместе воевать против тех, кто пытается устроить «Россию без русских».

Здесь важно рассмотреть вопрос: Россия — национальное или интернациональное государство? Этот вопрос, который часто поднимается в СМИ и на политических собраниях, поставлен неверно. Как говорят, демагогически, чтобы затуманить суть дела. Берут два однокоренных слова — национальный и интернациональный — и рассуждают так, будто это понятия одного уровня. На деле это понятия разного уровня, соединять их союзом «или» нельзя.

В понятиях важно не сходство или различие слов, а тот смысл, который в них вкладывается. Смысл понятий — предмет соглашения, он вырабатывается в спорах и принимается авторитетным сообществом почти голосованием. Конечно, всегда есть диссиденты, которые кричат: «А я понимаю этот термин совсем по-другому!» Это их личное дело. Можно им сочувствовать, интересоваться их оригинальным мнением, но при этом обязательно надо знать господствующую на данный момент трактовку.

Согласно этой трактовке, Россия и в конце XIX века в виде Российской империи, и до конца XX века в виде СССР, и теперь в виде Российской Федерации есть полиэтническое национальное государство. Если демагоги так уж настаивают, скажем, что Россия — интернациональное национальное государство. Суть этого утверждения в том, что и в конце XIX века, и в советский период в России складывалась большая гражданская нация. Складывалась она вокруг русского народа как ядра этой нации, но была полиэтнической — включала много народов и народностей (этносов). Их у нас называли «национальностями», что и создавало некоторую путаницу (отсюда и слово интернациональный или, точнее, многонациональный).

Формирование в России большой гражданской нации было прервано глубокими кризисами — в начале и в конце XX века. Но в обоих случаях оно не прекращалось, а продолжалось в новых условиях. Менялись символы государственности, идеология, даже территория, но процесс снова набирал силу. Даже сегодня, когда историческая Россия претерпела самую глубокую трансформацию и ее нация прошла через этап очень опасного распада, основа ее не сломана — она «выздоравливает». В международных отношениях, где как раз и важно определение типа государственности, уже с Ивана Грозного считалось, что Россия — национальное государство.