Картинная галерея (сборник) - Михаил Пухов

— Смотрите, — сказал Гудков.

Коровин, подняв кинокамеру, вгляделся в экран бортового телеглаза торпеды. Рядом с центром экрана он с трудом различил едва заметную бледную точку. Гудков сказал официальным тоном:

— Цель в поле зрения первой торпеды.

Коровин, на мгновение подняв глаза, удивленно посмотрел на пилота. Оказывается, тот говорил в микрофон, беседуя с диспетчерским пунктом. Коровин снова заработал кинокамерой. Он осторожно перевел кадр на главный экран, где одна из искр слилась с целью, ставшей за это время гораздо ярче. Потом направил камеру так, чтобы поймать в поле зрения профиль Гудкова, говорившего в микрофон с каматом.

— Перехожу на непосредственное сопровождение, — сказал Гудков. — Поражение через тридцать секунд.

Коровин снял крупным планом его жесткие металлические пальцы на клавишах управления торпедами. Цель на малом экране сдвинулась к центру. Она становилась ярче.

— Вторая торпеда в пределах оптической видимости, — сказал Гудков далекому диспетчеру камата. На втором малом экране шевельнулся крошечный огонек. Повинуясь пальцам Гудкова, он двинулся к центру. Коровин продолжал работать кинокамерой.

— Поражение первой торпедой через двадцать секунд, — сказал Гудков.

Коровин поймал в видоискатель световое табло. Расстояние от снарядов до цели — 2160 км. Расстояние от цели до катера — 9870 км. Расстояние между катером и каматом — как обычно, тысяча километров.

— Смотрите, — услышал вдруг Коровин шепот Гудкова, искаженный двумя скафандрами. Оторвавшись от кинокамеры, он глянул на экран передатчика первой торпеды.

Оттуда, увеличенная маломощным бортовым рефрактором, на него надвигалась цель, уже переставшая быть просто точкой. Но метеоритом она так и не стала.

Это был вытянутый металлический цилиндр, освещенный яркими лучами Солнца, к которому он приближался из глубокой черноты космоса. Цилиндр был маленький, еле видный на пределе разрешения телескопа торпеды. Но он быстро увеличивался в размерах, приближаясь. Скоро стало видно, что с одной стороны он обломан или оборван, а с другой кончается гладким сферическим утолщением. Металлический предмет горел в свете Солнца. И он приближался.

— Пятнадцать секунд.

Цилиндр увеличивался. Он занимал уже половину площади экрана. Стало заметно, что его поверхность неоднородна. Нет — в солнечный блеск незнакомого металла вплетался сложный узор круглых матовых пятен. В руках Коровина был фотоаппарат. Он делал снимки.

— Десять секунд до поражения цели.

Разве бывает поражение цели? Поражение терпят люди. Те, кто ее поставил. Те, кто идет к ней, поставив на карту все.

— Пять.

Изображение росло. Вот весь экран заняло одно из матовых пятен. И вдруг все исчезло, как будто ничего никогда не было, будто странный предмет сдуло ветром из телеэкрана. Там остались только звезды, далекие и холодные.

Глаза Коровина наткнулись на резкий, чужой взгляд Гудкова. Тот, ничего не сказав, отвернулся к пульту управления. Последовав за его взглядом и увидев знакомое изображение на втором малом экране, Коровин понял, что произошло. Первая торпеда прошла мимо не разорвавшись. Теперь история повторялась.

— Двадцать секунд, — сказал Гудков. Пленка у Коровина кончилась, в его руках появилась вторая фотокамера. Она щелкала совершенно независимо от его желания. Он смотрел на невозможную, немыслимую вещь, похожую на металлическую колбу или на половинку гантели, стремительно выраставшую в экране торпедного телескопа. Но потом ее не стало и здесь, как будто она им приснилась или пришла галлюцинацией в награду за долгую пустоту дежурства.

— «Рубин-пять», «Рубин-пять», — сказала база металлическим, нечеловеческим голосом. — «Рубин-пять» вызывает база. Почему цель не уничтожена?..

Громкоговоритель умолк на полуслове, внезапно, будто его выключили. На главном экране возникла медленно толстеющая асимметричная точка.

— Вот он, — сказал Гудков. — Наши телескопы его достали.

Рисунок созвездий на малых экранах утратил устойчивость. Звезды начали вращаться. Ставшие неуправляемыми торпеды теряли стабилизацию.

— Чуть не забыл, — сказал Гудков.

Малые экраны погасли одновременно с двумя нестерпимо яркими вспышками на главном экране, по эту сторону звезд. Некоторое время ничего там нельзя было различить, но постепенно двойная сверхновая потускнела, и от взрыва осталось медленно расплывающееся облачко, на фоне которого быстро увеличивался в размерах диковинный цилиндр с шаровым расширением на неповрежденном конце.

— Вы уверены, что это не наше? — спросил Гудков неожиданно спокойно.

Коровин кивнул. Во рту у него пересохло, и он не мог говорить. Он еще раз кивнул. И он делал снимки.

На потолке кабины, над дистанционными индикаторами зажегся транспарант: «Дистанция лазерного огня».

— Тридцать секунд до встречи, — сказал Гудков.

Коровин смотрел на экран сквозь видоискатель, лихорадочно нажимая на спуск. Вот она приближается. Красивая, цилиндрическая, шарообразная. Чужая, неземная, изготовленная в недоступных глубинах вселенной. Она прилетела в Систему, оставив позади себя десятки и сотни световых лет. И вот она приближается — для того, чтобы они ее уничтожили.

— Пленка, — сказал он, с трудом ворочая сухим языком. — У меня кончилась пленка.

— Ничего страшного, — сказал Гудков. — Все фиксируется на магнитной ленте.

Коровин опустил камеру на грудь. Числа на указателе расстояния все уменьшались. На потолке кабины горел транспарант: «Дистанция лазерного огня». Обломанная гантель надвигалась из глубины курсового экрана. Гудков смотрел на нее из своего кресла молча и сосредоточенно. В кабине было жарко. Коровин начал расстегивать привязную систему.

— Перестаньте, — прозвучал в наушниках искаженный голос Гудкова. — Ведь вы же мужчина!..

Коровин не мог найти запоров. Он рвался из ремней, хотел порвать их, рассчитанные на стократную перегрузку. В кабине ничего не осталось. Только цепкая паутина привязных ремней, да вязь матовых пятен в прицеле курсового локатора, да Гудков со взглядом охотника. Его жестокие металлические пальцы лежали на клавиатуре.

— Нет, — беззвучно сказал Коровин. Он вырывался из душивших его ремней. — Нет!..

Цель висела сейчас в центре курсового экрана, она была красива небывалой, небесной, так никем и не понятой красотой, начиная от замысловатого орнамента темных пятен на зеркальной поверхности сферы и кончая волнистым, разорванным, с острыми зазубринами краем цилиндра. Проклятый запор наконец поддался. Но было поздно.