Сфера времени - Алёна Ершова

её время люди делились с кем-то своими переживаниями. Для этого у каждого был личный психолог, а для остальных всё, всегда только cool и OK. Но нужного врача здесь, увы, нет, а Давид последний, кто нуждается в жалости. Тем не менее промолчать казалось неверным.

— Знаешь, в этом всём нет твоей вины. Ты же дома не ходишь в доспехах. А это твой край, твоя Родина. Никто не мог предвидеть, что медвежонок застрянет, а его мать кинется на нас. А теперь представь, что вместо этого твои люди ехали бы по лесу в раскаленных кольчугах и шлемах, на которых хоть яйца жарь. Получили бы тепловой удар. Всё — был бы не отряд, а горстка котят недоношенных. А так они у тебя потрясающие! Слаженные, быстрые, ответственные. На счет меня не переживай: золотом я всё равно вышивать не умею, так что потренироваться на Жирославе — милое дело. Теперь у него один шрам точно страшный будет, — помолчала, а после добавила: — Если выживет, конечно. А вообще, знаешь, с того момента, как я попала сюда, пожалуй, только рядом с тобой и чувствую себя в безопасности. Поэтому не стоит переживать из-за тех вещей, которые от тебя не зависят.

Давид улыбнулся в бороду. Странная всё же ему женщина досталась. Странная и необычная, именно такая, о которой когда-то мечтал, слушая рассказы своего наставника и духовника. Вслух же он только и произнёс:

— Спи, ладушка, ночь на дворе. Больше не буду громко думать, — и тише добавил: — Спасибо.

Следующий день выдался тяжелый. У Жирослава поднялась температура и парень был очень слаб, потому тревожить его священник категорически запретил. Ретка не одходила от парня не на шаг. Поила, перебирала пряди каштановых волос. Давид, глядя на всё это отправил одного гонца в сторону ближайшего селения, до которого как раз не доехали вчера, и к обеду оттуда уже привезли телегу да коня отца Никона. Мерин игумена поутру прискакал в село, и обеспокоенные жители как раз решали, что делать.

Раненого, медвежат в наскоро сплетенной клетке да двух женщин посадили в телегу, и маленький отряд снова отправился в путь.

В селе отдохнули, снова потеряв один день. Утром их нагнала телега с детьми и воинами, отряженными в охрану. Жирослава оставлять одного Давид не захотел. Начнут гноиться раны, а ни отца Никона, ни врачевательницы рядом нет. Брать с собой тоже плохо, но из двух зол пришлось выбирать меньшее. Поразмыслив, сотник приказал собирать обоз из двух телег и идти тихим ходом в Муром.

— Лучше ко мне сначала в монастырь, — посоветовал отец Никон. Там с самого вашего обручения оглашение идёт. Оставишь невесту, детей и раненого у меня, сам в городе всё к свадьбе подготовишь. Так безопаснее, а я ряд пока составлю, приданное за свою крестницу соберу.

Давид удивлённо поднял глаза. Игумен хитро сощурился.

— Или ты что думал, княже, что я свою дочь единственную без сговора отдам?

И сотник в очередной раз порадовался, что старый хитрый лис на его стороне. Убрать хотя бы один кривотолк о Ефросинье, коих сейчас немало витает в Муроме, уже дорогого стоит.

Доехали до Борисоглебского монастыря лишь через седмицу после той встречи с медведем. Сотник, убедившись, что всех встретили, приняли и разместили, отбыл в город. А там завертелось: проверка постов, детинца, отчеты от Ильи, разговор с князем Владимиром, встреча с сыном старосты одного из сёл, что входили в личный удел. Там четыре избы сгорело, и нужно было решить, как помочь. Отрок, оказывается, уже десять дней ждёт, так как отец сказал без ответа княжеского не возвращаться. И только ночью, не дойдя до дома и засыпая в остроге, Давид подумал, что надо завтра отослать невесте шёлк на платье.

Утром домой так и не попал, сначала разбирался, отчего овес лошадям дали чёрный, порченый, потом выяснилось, что древки для сулиц все как один кривые, после сговаривался с кузнецом на подков лошадей. И только в обед, хмуро черпая ложкой похлебку, вспомнил про ткань. Раздосадованный, позвал Юру. Выдал ему серебра и погнал за шёлком да тонким льном на торг, так как до него ближе было, чем до дома. А после и вовсе велел отвезти всё это невесте с наказом к венчанию платье сшить. Сам же до вечера и не присел более. Отрядил три десятки к северо-восточной границе, так как пришло сообщение, что мордва там бесчинствует, проверил, как лучники с седла бьют, а вечером уже обсуждал с князем свадебный пир.

— На три ночи у меня останетесь, сенник вам приберут, ложе подготовят. Потом уже к себе поедете, — распорядился Владимир, и Давид не посчитал нужным спорить. Ночевать остался у брата. На следующий день нужно было ехать к отцу Никону подписывать сговор.

Futurum V

«После эпохи великих открытий обществу окончательно привили мысль, что наука опасна и агрессивна, поэтому не может быть доступна всем. Вытеснив собой созерцательность и переварив духовную сферу, само научное познание стало со временем достоянием единиц — граждан первых двух категорий остальные люди, лишённые созерцания и возможности прикоснуться к предметам подлинного искусства, стали довольствоваться суррогатами: музыка, синтезированная компьютерами, кино с эффектом полного погружения в сюжет, шоу, будоражащие психику, наркотики на аптечных сайтах…»

Из закрытой части доклада министра культуры Льва Бутова. Золотая сотня. 18 созыв. 17 цветня 2192 г.

Расставание прошло скомканно. Каждый думал о своём. Ефросинья хотела как-то успокоить, подбодрить. Сказать ничего не значащие глупости. Хотела и не решилась лишний раз лезть со своими нежностями. Спешно поцеловала, забрала корзинку красных с черными прожилками тюльпанов и ушла.

Мерно жужжал электромобиль, следуя знакомому курсу. Ночной город искрился неоном. Рекламные голограммы покидали витрины бутиков и отправлялись на поиски жертв. Фрося затонировала стёкла. Назойливость, с которой чужеродная информация таранила мозг, раздражала. Тем не менее женщина любила город и те блага, что он давал. Могла абстрагироваться, фильтровать, слушать и подмечать важное. Умела не верить словам, заявлениям, декларациям. Знала, к чему приводят решения под крики и улюлюканье толпы. Она жила в мирное сытое время, но прекрасно осознавала, что может быть иначе. Если не кормить толпу хлебом, если не ублажать зрелищами, толпа эта из ленивой аморфной массы превратится в безумную, алчущую крови лавину. Это знали в древнем Риме, об этом догадался первый созыв Золотой сотни. У первых на службе был Египет — житница всей империи. У вторых — технологии и компетентность чиновников, проверенная искусственным интеллектом.