Цена невинности - Любовь Сергеевна Черникова

каблуке из аридия – мои любимые. Особенные, сделанные на заказ по моему собственному эскизу. Натуральная кожа и редкий металл – так и кричат о моем состоянии и положении в обществе. Каблуки, если смотреть сзади, больше напоминают лезвия ножей, чем опору, и при должном усилии, оставляют следы почти на любом покрытии. Обувь гнева и негодования – то, что надо!

– Эй, крошка Кастильеро, не передумала? – придурок Солар едва не по самый корешок высовывается из душевой кабины, когда прохожу мимо ванной.

Не удостоив его ответом, покидаю пентхаус и направляюсь в административное крыло несколькими этажами ниже. С каждым шагом на пути к кабинету коменданта мои каблуки высекают снопы искр из плит пола. Пластон, из которого он сделан, почти не уязвим для повреждений, если только речь не идет об аридии. Да-да, на то и был расчет.

Информационная панель на двери кабинета гласит: «Лао Пиммон, комендант», ниже демонстративно светится предупредительная надпись – «Обед».

– Не рановато ли? – ворчу.

Поднимаю правую ладонь, окутанную едва заметным голубым сиянием, и аккуратно прижимаю к панели замка. Постепенно увеличиваю давление пси-энергией – прием грубый, но действенный. Если ты сильный псионик, конечно.Стандартный запор, жалобно вжикнув, сдается. Дверь тут же прячется в стену, пропуская меня в кабинет коменданта.

– А! Кх! Кхм!.. – страдающий излишней полнотой сурианец внезапно давится недожеванным куском сэндвича и суетливо вскакивает с кресла.

Брезгливо разглядываю его серую форму, усыпанную крошками. По-военному строгая, на коменданте она сидит комично, некрасиво обтягивая шаровидное пузо. Острые уши сурианца торчат в стороны и кажутся непропорционально маленькими, слишком уж дородную ряху нажрал комендант.

– Добрый день, господин Пиммон! – бесцеремонно присаживаюсь на край комендантского стола и демонстративно кладу ногу на ногу.

Комендант перестает давиться. И дышать, кажется, тоже, судя по стремительно краснеющему лицу. В начале учебного года я едва не довела его до приступа своими придирками, так что видеть меня снова он, откровенно говоря, не рад.

– З-з-з-здравствуйте, Звездная леди Кастильеро, – заикаясь, отвечает он на приветствие.

– Ну вот же! Я рада, что вы запомнили, как следует ко мне обращаться, – поощрительно ему улыбаюсь.

– И я… р-р-р-рад, – врет, не моргнув глазом, толстяк.

Но на этом все хорошее заканчивается. Сколько я его ни запугиваю, комендант бледнеетл, сереет, но не сдается, ссылаясь на то, что поселить в мой пентхаус Дастина Солара – прямое распоряжение ректора.

– В-в-в-вы можете выбрать любую комнату из свободных, звездная леди! – заученно твердит он.

– Да неужели! Так и любую? – меняю я тактику.

– Можете даже выселить кого-то из студентов, – с видимым облегчением предлагает комендант. – Или даже п-п-п-преподавателей… – добавляет через паузу, не дождавшись моей реакции. – П-п-п-просто любую! – истерически пискнув, Пиммон заскакивает в складскую комнату, соседствующую с его тесным кабинетом.

Прячется от меня, что ли?

– Да вы что! Даже преподавательскую? Даже вашу? – издевательски тяну я, следуя за несчастным толстяком.

– Если желаете, Звездная леди. Мы все понимаем.

Из последней фразы делаю вывод, что это тоже распоряжение ректора. Желание меня умаслить.

Так-то лучше! Хотя…

Нет, не лучше!

Это значит, что ректор больше опасается гнева Соларов и отчего-то уверен, что именно Кастильеро должны уступить.

– Я. Желаю. Вернуть мой пентхаус! – в свою очередь не собираюсь отступать я.

И дело не в том, что привыкла к роскоши за последние годы, дело в репутации рода Кастильеро. Это то, за что отец велит сложить голову.

Мне плевать и на отца, и на его репутацию, сейчас я пекусь о собственной. Все должны крепко запомнить, что трогать Арелию Кастильеро не надо вовсе не потому, что за ней стоит крутой папочка.

– Я лишь п-п-п-п-подчиняюсь приказам ректора, только и всего! – перепугано трясет тройным подбородком Лао Пиммон.

Кажется, его и правда вот-вот хватит сердечный приступ. Вон уже и медицинский браслет на запястье выдает тревожные сигналы. Того и гляди, помрет, а я так ничего не добьюсь. Только лишнего скандала мне не хватает.

– Понимаю вас, комендант. Вы человек подневольный, ничего не решаете. Пожалуй, схожу-ка я к ректору, – одарив Пиммона улыбкой голодного монстра, покидаю кабинет.

Но и у ректора меня ждет разочарование. Суровый пожилой итеррианец Доран Хофф непреклонен, и в отличие от Пиммона, совершенно не боится:

– В пентхаусе будет жить Солар и точка! Это помещение всегда предназначалось для членов Совета Пяти и их родственников по старшинству. Даже я никогда его не занимал, так что вам, Арелия, остается только смириться.

– Ах так! А ничего, что там живет не Прайм, а Дастин Сорлар! – возмущаюсь я.

– Только так. Вы находитесь ступенью ниже, по всем правилам. Но вы всегда можете пожаловаться папочке, – ухмыляется подлый старый канис.

Нашел, как меня уесть!

Хофф знает, какие непростые у меня с отцом взаимоотношения. Вчера я едва ли не впервые обратилась к Адолфо за помощью, и до сих пор не отошла от нашей встречи. И из-за такой ерунды, как жилье, точно не стану его беспокоить снова.

– У меня есть еще один вариант и, хотя это и не приветствуется, я готов пойти вам навстречу, Арелия, – хитро щурится господин Хофф. – Вы можете временно поселиться с наставником Аделхардом. Уверен, ваш муж не будет против, если я с ним побеседую.

– Что? – искренне хлопаю глазами, не веря в услышанное.

Так он о нас с Рейном знает?!

А ректор тем временем продолжает:

– Нет? Тогда вот вам еще более простое решение: ради Вселенной оставайтесь в треклятом пентхаусе, кто же вам не дает? Там достаточно места, чтобы вам обоим было комфортно. Насколько я помню, господин Солар утверждал, что не против вашего присутствия, или что-то изменилось?

– Вы предлагаете мне жить с мужчинами, ректор Хофф? – интересуюсь предельно вежливо, хотя внутренне уже готова взорваться, точно сверхновая.

– А что в этом такого, студентка Кастильеро? Рейн фон Аделхард выкупил ваш Контракт, и до сих пор вы оба ничем себя не скомпрометировали. Пожалуй, я еще не встречал пары скромнее. К тому же высокое положение в обществе дает вам право на некоторые исключения. Ну а Дастин Солар… – ректор задумывается. – Настолько важная персона, что и это приемлемо. Понимаете?

Не знаю, что здесь происходит, но все очень напоминает на какую-то игру. Что, если это очередная партия, которую разыгрывает мой отец? С него станется использовать даже Соларов, да так, что они ни о чем не заподозрят. А значит, стоит сменить тактику и взглянуть на все, отринув эмоции.

Стараюсь, чтобы голос прозвучал как можно смиренней:

– Понимаю, ректор Хофф. Я подумаю, как будет лучше для меня. Хорошего вам дня, – елейно улыбнувшись, круто разворачиваюсь, чиркнув пяткой по полу.

Не удержавшись от маленькой