Ненужная жена. Рецепт любви - Константин Фрес

— Только ты не болтай налево и направо об этом, — велел он. — Знаю я, ты не из болтливых. Тайна Господарева дальше твоего дома не ушла. Вот и впредь молчи.

Раздался оглушительный свист, веселый, разбойничий, и слуга господарев прекратил меня гипнотизировать взглядом.

— Ну, пора мне, — он встряхнулся, быстро вскочил в седло. — Господарь зовет.

— Он тоже на празднике? — произнесла я, а у самой сердце зашлось.

— Ну, конечно. Чего в душном доме сидеть, — ответил красавец, разворачивая всхрапывающего коня к площади. — Господарь тоже хочет повеселиться, погулять. Ну, бывай, травница! Над предложением моим подумай!

И ускакал.

А я осталась, оглушенная словами о Господаре.

Что ж за напасть такая?

Что происходит со мной? Одного звука его голоса, его свист, его светлый взгляд тянут меня к нему, словно на веревке. И нет сил освободиться от наваждения.

Да и не хочется…

…Господарь был ряжен в медведя, с огромной тяжелой шкурой на плечах, с медвежьей головой поверх своей шапки.

Верного слугу он приветствовал кивком головы.

— С кем это ты там, — спросил спокойно.

— Травница наша, Господарь, — весело ответил слуга, натягивая поводья и останавливая горячего скакуна рядом с конем Господаря. — Тоже на гуляния вышла.

Господарь не ответил. Только его светлые глаза блеснули ярче, когда он посмотрел в сторону Бьянки.

За пазухой у него была бумага о разводе девушки с Жаном, подписанная им.

Дело было обычное, неспешное. Но отчего-то Господарь хотел преподнести этой женщине эту грамоту как раз на Новый год. Роскошный подарок, как ни верти.

— Развел бы ты ее скорее, Господарь, — вдруг попросил красавец-слуга, и Господарь с удивлением глянул на него.

— Мужа ее жду, — отчего-то солгал он, хотя рука сквозь одежду невольно попыталась нащупать грамоту. Можно было сейчас же ее отдать, чтоб слуга отвез ее Бьянке, и дело с концом. Но что-то Господаря удержало от этого шага. Словно чутье какое-то. — Вернется, что скажет в свое оправдание.

— Не придет он к тебе, Господарь, — мотнул головой слуга.

— Отчего так?

— Никуда он не уезжал, — ответил слуга. — Только что я его видел. Снова к жене своей приставал, со злобой да с кулаками. А меня услыхал — сбежал, словно что дурное задумал. Или уже сделал.

— Прячется, значит, — нахмурился Господарь. — И что, — вдруг отчего-то спросил он, — хорош он собой?

Слуга пожал плечами.

— Очень хорош. Гладкий и смазливый петух, — ответил он. — Одет не хуже тебя, Господарь. Богато. Не сравнить с тем, в чем жена его ходит. Сам с лица красив. Холеный, сытый. Бед явно не знает.

— Красота всего не решает, — задумчиво протянул Господарь, вспоминая слова Бьянки. — Это не главное…

— Какая ж красота заменит надежность, заботу и порядочность? — фыркнул слуга. — Разведи ее, Господарь! Освободи!

— Тебе зачем? — удивленно взглянул на него Господарь.

— Женюсь на ней, — бесхитростно ответил слуга.

— О как, — изумился Господарь. И грамоту поглубже под одежду спрятал. — Ты когда ж решился?

— Да чего решать, — серьезно ответил слуга. — Хорошая женщина. Строгая. Одна живет, а никого к себе не водит. Не блудит, глазки кому попало не строит.

— Да-а, — процедил Господарь, припоминая отказ Бьянки. — Однако, дети у нее. Еще один приемыш прибился.

— Что ж с того, — легко ответил слуга. — Приемыши? Пусть будут. Если она к ним добра и заботлива, то и родным детям хорошей матерью будет. Да верной подругой мужу. А руки у нее золотые. И сама не пропадет, и семье не даст пропасть. И мужа и поддержит, и вылечит, и примет всякого, если полюбит.

— Верно, — вздохнул Господарь.

Лиззи и Рей, накатавшись с горки, наевшись пряников и конфет из господарских подарков, прибежали ко мне, все в снегу, с красными пылающими щеками.

— Сейчас будет костер! Костер! — тараторили они по очереди.

Тоже варварский, языческий обряд.

Каждый горожанин вносил в общую кучу хотя б одну хворостину.

Куча вес росла, господаревы слуги ее укладывали поплотнее.

Положили и мы с Лиззи и Реем.

Мороз все крепчал.

Это было последнее испытание года, сурового седого старика, чье время истекло.

Я прижала к себе и Лиззи, и Рея, чтоб втроем нам теплее и легче было пережить последнее испытание.

Площадь гудела, ожидая огня и света.

Высокий человек в медвежьей шкуре подошел к горе хвороста с зажжённым факелом, и я почувствовала, как мое сердце дрогнуло.

— Господарь, — прошептала я, думая, что меня никто не услышит. — Его я в любом обличье узнаю…

Но мое тихое слово тотчас подхватили люди, окружавшие меня.

— Господарь, Господарь! — кричали они радостно. И Господарь махнул им рукой, приветствуя.

Площадь, полная народа, радостно взвыла. Еще бы! Большой Костер разжигал нам разжигал сам Господарь! Добрый знак!

Факел ткнулся в черный сухой хворост, веселое пламя с гудением облизнуло бок кучи хвороста и алым лентами рвануло в небо.

И было в этом зрелище что-то завораживающее, что-то могучее и волшебное.

Люди в ожидании чуда смотрели в небо. И оно случилось.

То ли отблеск нашего костра, то ли ранняя заря нового года проблеснула алым на одиноком крохотным облачке на темном зимнем небе.

Люди закричали, обрадовались. Они верили, что призвали дух весны своими песнями, танцами и горячим костром.

— Целуй, целуй, целуй! — в едином порыве вопила вся площадь. А я стояла растерянная, оглушенная, потому что соседи вокруг меня расступились, и я стояла одна. Как раз под этим алеющим облачком.

И ко мне через толпу пробирался красавец-господарев слуга, чтоб завершить красивый ритуал поцелуем. Весна ведь означает еще и рождение любви, не так ли?

Он добрался на удивление быстро и сгреб меня в охапку.

Лиззи в полном восторге скакала, хлопая в ладоши. Рей смущенно отводил взгляд.

А я перепугано смотрела в красивое смеющееся лицо мужчины и упиралась, как могла.

— Не надо, — пискнула я. Сердце мое бешено колотилось. Краешком глаза я успела заметить, что Господарь стоит неподвижно и смотрит прямо на нас.

Узнал он меня?! Не узнал?! Отчего-то не хотелось, чтоб он видел, как меня целует другой. Даже если и в шутку. Даже если и не по моей воле.

— Как это не надо, — рассмеялся красавец. — А