После дождичка в четверг (сборник) - Светлана Алешина

– Да я понимаю! – с досадой отозвался Тишинский. – Не маленький. Жалко мне Мишу. Такой талант был!

– Разделяю ваше сожаление, – заметила я. – Но хочу обратить внимание на то, что за столько лет вы ни разу не попытались талантливого Мишу разыскать и хотя бы спросить, как у него дела. Вы предпочли его забыть, не так ли? Поэтому не стоит сейчас проливать крокодиловы слезы, что с Мишей могут поступить несправедливо. Вы с ним поступили ничуть не лучше!

Лицо Тишинского на мгновение сделалось жалким. Он отвернулся и глухо сказал в сторону:

– Ну что ж, это чистая правда. И возразить нечего. Вы произнесли вслух то, о чем я старался не думать. Комфортнее ощущать себя человеком с чистой совестью, вот и придумываешь себе всякие оправдания…

В этот момент Тишинский был, по-видимому, совершенно искренен. Он даже позабыл о своем имидже – сгорбился и как бы погас, и в его поникшей фигуре не осталось и намека на образ того записного ловеласа, который встретил меня буквально с час назад.

– Ладно, пойду, – сказала я. – Желаю вам поскорее получить зарплату. А вообще-то большое спасибо – вы сообщили бесценные сведения.

– Да уж, – вяло пробормотал Тишинский.

Он проводил меня до дверей и попрощался – сдержанно, без привычных комплиментов и намеков. Наверное, я уже не казалась ему такой обаятельной, как вначале.

Когда я вернулась в редакцию, Маринка с ходу огорошила меня сообщением:

– Звонил Ромка. Алевтина Ивановна была в турагентстве и, кажется, приобрела путевку. Теперь туда отправился Сергей Иванович – он хочет попытаться все уточнить.

– Ого! – заметила я. – Значит, актеры начинают покидать сцену? Нам надо торопиться!

Глава 8

Однако теперь мы не знали, за что хвататься в первую очередь. Кряжимскому удалось выяснить в турагенстве, что Алевтина Ивановна приобрела трехнедельную путевку в сочинский санаторий «Мацеста». Выезд черед два дня. Почему ее вдруг в октябре потянуло в Сочи – вопрос риторический. Скорее всего, Алевтина Ивановна просто торопилась уехать из города, и Сочи были здесь ни при чем. Она взяла то, что подвернулось под руку.

На утреннем совещании мы обсудили план дальнейших действий и решили, что в первую очередь займемся Буханкиным. Поскольку исполнителями были он и Крамер – слишком большое число совпадений не позволяло думать иначе, а кроме того, их было проще поймать за руку. Но сначала надо было найти эту руку.

Мы договорились, что по адресу Буханкина поедем я и Виктор. Учитывая сложность обстановки, Кряжимский предложил взять с собой Ромку и просто заклинал нас быть осторожнее и не пускаться в авантюры.

– Хотя и говорится, что гений и злодейство – вещи несовместимые, – назидательно заметил он, – но у нас имеются серьезные подозрения, что сей тезис несколько устарел. Поэтому напрасно не рискуйте. Я бы советовал вам только установить, проживает ли Буханкин на старом месте, ну и, по возможности, понаблюдать за ним. Умоляю вас воздержаться от всяких там операций по захвату. Помните, что мы все-таки не ОМОН!

– Во-первых, это не совсем так, – легкомысленно возразила я. – Вы забываете о боевом опыте Виктора. А во-вторых, не думаю, что дело связано с особым риском. Все-таки, образно говоря, мы имеем в данном случае беловоротничковую преступность…

– В нашей стране, – веско сказал Кряжимский, – нельзя судить о людях по их воротничку. И не вам это объяснять, Ольга Юрьевна!

Пришлось признаться, что я просто шучу, и пообещать, что мы будем исключительно осторожны.

На проспект Строителей мы поехали на двух машинах – я на своей, а Ромку посадил к себе Виктор. Дом шестьдесят четыре располагался в глубине большого двора, образованного одинаковыми шестиэтажными зданиями. Когда мы туда подъехали, начался дождь и во дворе не осталось ни одной живой души.

Я пересела в машину к Виктору, и мы стали обсуждать, что делать дальше. Ромка с юношеской горячностью предложил подняться в квартиру втроем и накрыть Буханкина одним махом. Тепленького, как он выразился.

– А если он нам не откроет? – скептически осведомился Виктор.

– И вообще, что значит – накрыть? – добавила я. – А презумпция невиновности? А если это вообще не тот человек? И, между прочим, Виктор прав – такой толпе Буханкин просто не откроет дверь. Я должна пойти одна.

– Ничего себе! – возмутился Ромка. – А почему вы думаете, что вас он пустит в квартиру?

– Потому что мужчина испытывает к женщине прежде всего интерес, – ответила я. – Как выражается один мой знакомый, это заложено в него матерью-природой. Он откроет дверь из одного интереса.

– Ну да, – усомнился Ромка. – Между прочим, если наши выводы верны, Буханкин отлично знает, что его ищут. Еманов наверняка предупредил его. А значит, он знает, что ищет его именно женщина – молодая и… красивая, – застенчиво добавил он.

В данном случае наш курьер был прав – если между Емановым и Буханкиным существовала связь, последний непременно должен быть в курсе всех событий.

– Ну и что? – все-таки продолжала возражать я. – Он же не знает меня в лицо.

– Мы думаем, – пробурчал Виктор.

– Да если даже знает! – уже сердито воскликнула я. – С чего-то ведь надо начинать. Женщины он не так испугается, как двух амбалов вроде вас.

– Постойте! – вдруг с придыханием произнес Ромка. – Глядите туда! А это не Буханкин ли собственной персоной?

Мы повернулись туда, куда указывал Ромкин палец, и увидели спешащего, идущего как-то вприпрыжку мужчину в поношенном клетчатом пальто. Большой черный зонт, который он держал над головой, все время выворачивало ветром, и это ужасно злило мужчину. Он сердито вздергивал козлиную бородку и шевелил губами – должно быть, чертыхался. Справиться с зонтом не получалось, потому что во второй руке мужчина нес пакет с продуктами. Наконец зонт победил окончательно, закрывшись с издевательским хлопком, и мужчина, смирившись, просто припустил уже бегом наперекор дождевым струям, хлещущим его по лицу.

Когда он скрылся в дверях подъезда, я решительно заявила:

– Все! Если это Буханкин, то лучше момента не придумаешь. Ловлю его на лестнице и прошусь в гости! – С этими словами я открыла дверцу и выскочила под дождь.

– Если вас не будет через пятнадцать минут, – заорал мне вслед Ромка, – мы поднимаемся на подмогу!

У меня не было никаких плохих предчувствий, и я попросту отмахнулась от Ромки, больше озабоченная тем, как меньше промокнуть.

Предполагаемый Буханкин еще не успел сесть в лифт, когда я, запыхавшаяся и вся в дождевых брызгах, вбежала в подъезд. Его задержал вывернувшийся наизнанку зонт, с которым мужчина безуспешно сражался, пытаясь вернуть ему первоначальную форму. Буханкину ужасно мешал пакет с продуктами – остерегаясь ставить его на грязный пол, он зажал поклажу между колен и в такой нелепой позе торопливо манипулировал кнопками зонта. Маленькое сморщенное лицо мужчины было искажено озабоченной гримасой, бородка дрожала, а с губ срывались невнятные проклятия.

Услышав шум открываемой двери, Буханкин судорожно оглянулся, а увидев меня, покраснел и поспешно взял пакет в руку. Внутри звякало стекло.

Я ободряюще улыбнулась и шагнула к лифту. Буханкин суетливо посторонился и спрятал за спину изуродованный зонт. На меня он старался не смотреть. Несмотря на возраст, этот человек вел себя, как нашкодивший школьник, и мне стало его жалко. Может быть, он и был преступником, но более нелепого преступника никогда я не видела.

– Вы наверх? – спросила я, нажимая кнопку вызова лифта.

Буханкин молча резко кивнул, а потом опять замер, глядя в пол. Двери лифта разъехались, и я вошла в кабину. Буханкин шагнул следом, но как-то неловко – зацепившись зонтом и едва не выронив пакет. Это привело его в совершенное смущение, и он, забившись в угол, старался, по-моему, даже не дышать.

– Беда с этими зонтами! – сочувственно прошептала я. – Вы на какой?

Буханкин с ужасом посмотрел на меня и почти неслышно сказал: «На шестой!» Я нажала кнопку и, протянув руку, попросила:

– Разрешите я взгляну?

Буханкин покорно отдал мне зонт и с каким-то почти священным трепетом стал наблюдать за моими действиями. Поскольку я не титан мысли, руками мне удается действовать достаточно ловко – зонт мне подчинился и сложился подобающим образом. Я вернула его хозяину со словами:

– В таких случаях главное – хладнокровие.

– Ага, спасибо! – сипло сказал Буханкин и даже сделал попытку улыбнуться.

– Вы, наверное, здесь живете? – спросила я.

– Ага, живу, – подтвердил Буханкин.

Красноречием он тоже не отличался.

– А я к подруге, – не моргнув глазом, соврала я. – Тоже на шестом этаже живет. В восемнадцатой квартире. Светлана Панова… Вы ее, случайно, не знаете?

Буханкин вздрогнул и вытаращился на меня, ошеломленный до крайней степени. У него были усталые, в красных прожилках глаза. В глубине зрачков пряталось застарелое, ставшее привычкой отчаяние.