Дороги в неизвестность - Марик Лернер

— В смысле?

— Ну разум-то у них человеческий, а физиология животных. На четвертый-пятый год пора рожать наступает. Живут они всего лет тридцать, не больше, вот и компенсируется им малый возраст детским поведением и разумом. Никаких рефлексий и философий, сплошные игры и шалости. Наши проблемы ей до одного места, если есть еда и кто-то вроде меня, который скажет, что хорошо и что плохо. Зато убить для нее никаких проблем — сама без причины не бросится, но защита своих — это первый закон жизни.

— У тебя, значит, целая стая имеется, — пробурчал Рафик.

— Куда это ты смотришь? — спросил я, видя, что Рафик внимательно что-то рассматривает, стоя у дверей конюшни. Тот не ответил, и я подошел и встал рядом.

Мави шла вдоль забора, внимательно его время от времени обнюхивая, а потом поворачивалась к нему задом, поднимала хвост почти вертикально вверх и обрызгивала доски. Сзади шла Зоя и явно что-то внушала, на что кошка не обращала ни малейшего внимания, и на морде у нее явно было видно удовольствие. Каждый раз, перед тем как пустить очередную струйку, она оглядывалась на домовую и вроде даже подмигивала.

— Нормально, — сообщил я. — Метит свою территорию с обязательством защищать ее и вас. Ни одно животное теперь добровольно не полезет во двор. Расскажи лучше, как жизнь.

— Да нечего особенно рассказывать. — Он знакомым жестом почесал затылок. — Как ты тогда исчез, мы пытались пробиться вниз несколько дней, а потом засыпали вход, и больше туда ни ногой. Соседние здания раскапываем потихоньку, ничего особо ценного не нашли, но на жизнь хватает. Так и ходим каждый год до холодов в знакомое место.

— Постой, — сообразил я, — ты что, виноватым себя чувствуешь из-за того, что случилось? Брось! Я сам полез, а помочь вы ничем не могли, выбросило меня на другой конец континента, чуть не к самым горам. Все нормально. — Я хлопнул Рафика по плечу. — Все, что ни делается, — к лучшему. Вы с Леной здесь единственные мне близкие люди, и я бы пришел повидаться обязательно, даже если бы мне от вас ничего не надо было.

— А тебе надо? — с интересом спросил Рафик.

— Еще как! Во многие знания есть многие печали. Я теперь почти все знаю про Дикое поле и живущих там, но вот лезть неизвестно куда и к кому в Зоне мне совсем не улыбается. Посоветоваться надо. Бери сумки и пойдем.

Мы устроились на кухне по неистребимой советской привычке. Я сидел, развалившись на стуле, и, лениво наблюдая, как хозяин собирает на стол, рассказывал:

— И предложили мне «богатый» выбор. Или становишься одним из них, или совсем небольно зарежут. Раз — и ты уже на небесах.

Зашла Лена, держа на руках ребенка.

— Поздоровайся с дядей Лехой.

Автоматически просканировав, я убедился, что девочка здорова и имеет потенциальные способности. Ничего удивительного при двух меченых родителях. Теперь я это знал точно. Разбираться, какие именно возможности надо у нее разрабатывать, нужно отдельно и в другой обстановке. А вообще это не мое дело, а Черепахи.

— Ой, — сказал я. — Совсем дураком стал. Даже не спросил, как ее зовут.

— А откуда ты знаешь, что у нас девочка? — изумился Рафик.

— Так мы проезжали мимо Михалыча, он и сказал, — с честными глазами сообщил я, мысленно дав себе по затылку за то, что не подумал, прежде чем говорить. Пока я не собирался просвещать никого насчет новообретенных способностей.

— Оля нас зовут, — сообщила Лена специфически материнским тоном.

В этот момент в кухню осторожно вошла Мави, держа в зубах за лямки рюкзак с Найденышем. В кухне сразу стало тесно. С облегчением положив рюкзак прямо на пол, кошка села рядом со мной и положила морду мне на колени. Найденыш с любопытством уставился на Олю и, привычно выбравшись из мешка, деловито пополз знакомиться.

— А где?.. — спросил я, почесывая горло Красавице.

— Села прямо на пол и читает с экрана Сапковского про ведьмака Геральта, — удивленно подняв брови, сказала Лена.

— А, это нормально. Они всегда так сидят, без стульев. А Сапковского я ей давно обещал. Что такое художественная литература — они в первый раз от меня услышали. Сказки есть, назидательные истории тоже. А вот просто выдумать историю про то, чего не было, до такой вещи они не додумались. Мне ничего из книг лучше в голову не пришло для начального знакомства с вымыслом и чтоб реалистично. И слов незнакомых почти нет. Я ей рассказывал одну главу в день, а Черепаха хочет знать, чем кончится. Пан Анджей обрел фанатку своего творчества на неизвестно где находящейся планете.

— Так кто это «они», Леха?

— Кто? — переспросил я. — Коренные жители, аборигены, туземцы. Хозяева равнин, которые называют себя Народ, а свой язык — Языком. Мы здесь не первые. Впрочем, это и так все знают. Не знают только того, что Ушедшие не ушли, а перебили друг друга. — Я подумал и добавил: — Во всяком случае, так считается. — Посмотрел на друзей, внимательно меня слушавших. — Они были людьми, такими же, как земляне, но очень удачно, что их больше нет. До разных «гуманизмов» и прав человека они не додумались.

— Так это ж замечательно, — хохотнул Рафик. — Мы прекрасно без политкорректности обойдемся.

— Да? А когда берут гены от человека и скрещивают его с животным, — я почесал замурлыкавшую Красавицу между ушей, — и получают жуткого урода. Красавица у нас результат очень неприятных экспериментов. Бегают некоторые такие экземпляры по планете до сих пор, и лучше с ними вообще не встречаться.

Дабы Рафик понял, что сейчас не время для шуток, я продолжил:

— У них вообще замечательные привычки были. Прямо без всякого наркоза что людей, что зверей кромсать, чтобы реакции посмотреть. Можно еще за долги ребенка забрать и на уроке в школе в качестве наглядного пособия препарировать. А еще пытки — это был нормальный способ ведения следствия. Человеческие жертвоприношения регулярно, особенно пожилых, от которых пользы нет. Про пенсию по старости или инвалидности — это выдумки землян. Здесь такое в голову не приходило. Хотят содержать тебя твои дети — замечательно. Не хотят — их законное право. А еще вполне нормально было вырезать и съесть печень еще живого, чтобы получить от него удачу. Есть даже список, какой орган за что отвечает. Вот так живой стоит, привязанный к столбу, а его режут и на его же глазах едят. Очень считалось вкусно — «свежатинку» съесть, не то что уже забитого. Мозги еще были большим лакомством. Есть целый этикет — кто за кем и какую часть тела было более почетно получить.

— Какая гадость! — с чувством сказала Лена.

Я усмехнулся:

— Это для тебя гадость, а они в такой системе жили — это совершенно нормальное поведение было. Хочешь понять образ мыслей чужой расы, не ходи в музей на скульптуру тамошнего Аполлона или Давида смотреть. Лучше всего посетить Хиросиму после взрыва или заглянуть на огонек, когда миролюбивые демонстранты ломают магазины и поджигают машины. Хотя неплохо еще концлагерь посетить. Там цену человеческой жизни и смерти видно прекрасно. Красивые слова предназначены только замазывать глаза. Но Народ про себя прекрасно знает, что их вывели искусственно, в порядке эксперимента, и только поэтому они и выжили, когда те друг друга стали травить биологическим и химическим оружием. И нормальных людей ненавидят. Очень редко рождаются у них такие. — Я посмотрел на Найденыша. — Так его родная мать выбросила, а я вот подобрал. Поэтому он мне сын.