Пиар во время чумы, или Кому на Руси жить? - Михаил Задорнов

Я понимаю, что в моем возрасте принято молодое поколение во всем винить. Мол, необразованное, мозг чистый, как белый лист бумаги… Конечно, немало среди молодого поколения юных созданий с девственным мозгом, которым ни разу не пользовались. Всесторонне необразованные! Но их нельзя в этом винить. Маячки сбились. Родители в 90-е годы вынуждены были зарабатывать, лишь бы прокормить своих детей. Школа находилась в нокауте. Как и чему учить? До сих пор учителя не могут попять, какой должна сегодня быть программа по истории и литературе. А что говорить о том времени? Так что я всех молодых людей оптом не обвиняю в том, что они — белое пятно на российской карте поколений. Я со многими из них знаком. Должен с сожалением признаться: они способнее нас! У них быстрее работает «процессор», «модемная плата» шире… «Файлы», конечно, пустоваты. Но природная соображалка уникальна!

На Дальнем Востоке часто бывают японцы. Их хваленые японские мобильные телефоны не во всех местах принимают сигнал — сопки великоваты, вышки телефонной связи, наоборот, низкие… А среди местного населения даже тинейджеры умудряются из этих мертвых зон посылать друг другу эсэмэски. Японцы были искренне восхищены тем, до чего дальневосточная молодежь додумалась: набирают эсэмэски, нажимают на клавишу отправки и подбрасывают телефоны вверх! И улетают эсэмэски к любимым в то мгновение, когда подброшенный аппарат попадает на секунду в «поле видимости» вышки!

Да, наш умственный молодежный несередняк еще на кое-что способен! В подъездах у любимых девушек только наши на стенах пишут: «Я тебя люблю!» А иногда не только на стенах, но и на потолках. Когда я подобное вижу в каком-нибудь подъезде, каждый раз испытываю чувство гордости за нашу молодежь. Для Запада это не по закону!

Часто ко мне за кулисы приходят молодые люди после ссоры со своими родителями и просят: «Дайте, пожалуйста, автограф для моей мамы. Мы с ней поругались, и она заболела очень, ей ваш автограф поможет». Трогательно! Правда, я не понимаю, чем мой автограф может помочь больной маме. Это ведь не горчичник. Но я не отказываю и даже порой пишу: «Автограф заряжен — прикладывать к больному месту». Единственно, мне не очень приятно, когда просят автограф для бабушки и добавляют: «Она вас любит с детства!»

Только наши молодые люди умеют сочинять стихи от души, а не для прибыли. Сколько же темпераментных стихов получаю я по электронной почте каждый день! Почти все из них не просто плохие — чудовищные! Такие тексты, которые Эллочка-людоедка написала бы под впечатлением от концерта «Виагры». Но зато в каждом порыв души Державина перед тем, как он решил сложить очередную оду!

Я уже не раз упоминал, что во время творческого вечера поэта Евгения Евтушенко в Кремлевском дворце, когда Евгений Александрович вышел на сцену, весь зал встал! Нигде в мире семь тысяч человек не встанут из уважения к поэту! Поднимутся перед президентом и перед главным акционером какой-нибудь суперкорпорации — и то потому, что так положено по закону, а не по справедливости.

Я гулял по Москве субботним вечером, проходил мимо памятника Блоку. Примерно тридцать молодых людей расположились на газоне и вслух друг другу читали стихи великого поэта. Слова путали беспощадно. Примерно так: «Ночь, в натуре улица, ваще фонарь, типа аптека…» Мне так и хотелось добавить: «Хоп — и нету человека!»

Да, у нас еще далеко не все превратились в запрограммированные человекоединицы. Западный человек, как правило, уже бесповоротно оцифрован — он точно знает, что до двенадцати дня всем надо говорить «Доброе утро», с двенадцати до шести — «Добрый день», а если хотя бы одна минута седьмого, то уже «Добрый вечер»». А у нас, когда проснулся, тогда и «Доброе утро». Очнулся в три дня, жена подходит, спрашивает: «Рассолу хочешь?» И только потом: «Доброе утро!»

Нет, наших людей не оцифрует даже пиар!

Только у нас каждый Иванов считает себя однофамильцем Петрова и Сидорова!

Только у нас, если гостя позвали на чашечку чая, он приходит с бутылкой водки.

Только у нас бутылка виски хранится в сейфе, а ядерная кнопка — в чемоданчике.

Только у нас есть выражение «бо́льшая половина». Любая оцифрованная программа эту непонятку подчеркнет. Как половина может быть большей? Может! Если несколько акционеров крупного металлургического комбината делят прибыль с тысячами рабочих половина на половину, то у акционеров всегда будет большая половина!

А разве не спасительный задаток то, что телевизионный рейтинг у нашей попсы начал падать? Впрочем, как и у голливудских страшилок.

Из поселка Уварово на двух машинах с немцами-бизнесменами мы возвращались после моего концерта поутру в Москву. Немцы захотели поглядеть на какую-нибудь исконно русскую деревню. Остановились, зашли в один из домов. Бабуська напоила немцев молоком, а денег с них не взяла. Они сначала расстроились — думали, обидели ее чем-то. Спрашивают, почему денег не берет. Я им объясняю:

— Она вас напоила от души!

Перевести подобное ни на один западный язык практически невозможно. Но зато следующую фразу, переданную переводчицей дословно, они поняли, и им взгрустнулось:

— Какие деньги, немчики? Мы же с вами воевали!

Разве скажет кто-то, кроме русской бабуськи, подобную фразу в оцифрованном Евросоюзе?

А вот другой случай с немцами. В середине 70-х они ехали на военном «газике» по одной из подмосковных дорог. Водителем, как всегда, был обычный русский Василий. «Газик» на очередной колдобине взбрыкнул, из-под капота пошел пар, и машина встала как вкопанная. Немцы очень деликатно дали Василию совет:

— Надо бы в автосервис обратиться.

Василий даже не смог понять, о чем они. Последний раз автосервис в Подмосковье для «газиков», или, как их еще называли, «козликов», он не видел никогда. Почесал свою смекалку Василий и немцам ответил тоже деликатно:

— Да, хорошо… Я пошел.

— Куда?

— В автосервис!

Немцы поверили.

А пошел Василий в ближайшую деревню Гавриловка. Вернулся оттуда с тщательно вымытой консервной банкой, с садовыми ножницами и ношеными женскими чулками. В то время колготок в Советском Союзе еще не было. Немцы увидели этот набор, естественно, задают вопрос:

— Это все из автосервиса?

— Да, запчасти к моему «козлу».

Немцы не настолько хорошо говорили по-русски, чтобы понять некоторые нюансы его выражений, и стали просто внимательно наблюдать за действиями. Василий вырезал из банки садовыми ножницами какую-то кругляшку, что-то к чему-то приделал, ну а чулки элементарно завязал вместо ремня генератора. Для немцев этот процесс был не менее впечатляющим, чем ремонт «шаттла» в мастерской по починке утюгов. Но когда «газик-козел» поехал, они сильно опечалились. И один из них другому через какое-то время с грустью сказал:

— Наверное, поэтому мы проиграли войну!

Есть у нас еще один спасительный, я бы даже сказал, спасительнейший из всех задаток — чувство юмора! Я считаю, настоящее чувство юмора у того, кто умеет смеяться над собой. Если бы подобное тому, что я говорю на концертах в России, я рассказывал в Германии о немцах, меня бы из этой страны выдворили в двадцать четыре часа и всю оставшуюся жизнь я был бы в Германии персоной нон грата. Об американцах я даже не упоминаю. Они уже меня визы лишили. А наши каждый раз над собой ухохатываются! Это самоочищение!

После каждого концерта я мысленно низко кланяюсь русскому зрителю. Так смеяться над собой в мире, я уверен, больше никто не может. Я не согласен с тем, что надежда умирает последней. Последним умирает чувство юмора! Потому что жить в наше время без чувства юмора — все равно что ехать по бездорожью на машине, у которой сломались амортизаторы. Так что если мы сами себя обхохочем, то никому не удастся нас отголливудить, за ЕГЭзить и отпиарить! Дело за немногим — потихоньку переползти из хомо бухиенс в смехо сапиенс!

Наши туристы возвращались из Польши. Поляк-таможенник долго держал всех на белорусской границе. Скажем честно, польские таможенники терпеть не могут наших туристов. Правда, многие из них еще помнят русский со времен советской школы. А за то, что русский язык надо было учить, недолюбливают нас еще крепче. Кто-то из туристов начал возмущаться, кто-то покрикивать на таможенника, мол, буду жаловаться. Ничего не пронимало бдительного стража. Только один турист, белорус, сумел решить нерешаемую задачку благодаря чувству юмора! Подошел к таможеннику и задал ему очень неожиданный вопрос:

— Пан знает, когда немцы напали на Польшу?

Страж онемел, хотя потом все-таки ответил в общих чертах правильно;

— Да, в тридцать девятом!