Имперский рубеж - Андрей Ерпылев

— Что объяснить?

— Откуда я знаю…

4

Александру снилась ночная майская гроза, бушующая за окном усадьбы в Бежцах. И так сладко спалось на мягких перинах под грохот грома за окном, что совсем не хотелось просыпаться…

Он открыл глаза и долго лежал в душной темноте, не понимая, где находится. Лишь металлический стук над самым ухом спустил его с небес на землю. И мягкие перины сразу же превратились в пыльный брезент, жесткий, словно картон, да еще немилосердно колющий чем-то угловатым в бок, а спальня отчего дома — в пропахшее бензином, оружейной смазкой и потом нутро бронированного вездехода «Майбах». Стук повторился, и поручик откинул прямоугольную створку люка, впустив внутрь поток раскаленного воздуха и сноп яркого, будто вольтова дуга прожектора, солнечного света.

— Чего тебе? — буркнул он, с силой протирая обеими руками лицо и ненавидя себя за скрипящую под ладонями щетину, — побриться здесь было решительно невозможно, да и на умывание манипуляции с чуть влажной салфеткой походили мало.

— Персы, ваше благородие! — гаркнул Федюнин, лихо козырнув, хотя для отдания чести его головной убор — мятая-премятая панама германского тропического образца подходила мало. — Вас требуют!

— Подождут, — поручик, играющий роль афганского «турона»[33] потянулся, одернул мундирчик мышиного цвета и нахлобучил на голову офицерскую фуражку с огромным, разлапистым гербом-кокардой. — Не в России — тут никто никуда не торопится.

Маскарад казался чудачеством лишь на первый взгляд: здесь, в ста километрах восточнее Герата, начиналась зона ответственности персидской армии. А персы, хотя и числились ближайшими союзниками России на Востоке, сквозь пальцы смотрели на британскую разведку, агенты которой кишели на западе Афганского королевства, как вши в халате странствующего дервиша.

Да и авиации Соединенного Королевства полеты над Гератом не возбранялись, равно как и над севером страны, граничащим с Империей. По пути к обозначенному на карте Берлинского департамента геодезии и картографии жирным красным кружком пункту встречи на куцую «автоколонну» Бежецкого целых три раза пикировали братья-близнецы того самого «Старфайтера», что сопровождал «Комету» в памятный «день прибытия». Но поручик не зря давил в себе желание схватиться за укрепленный на турели вместо штатного «МГ» новенький зенитный «перун» Тульского Императорского оружейного завода — удовлетворив любопытство, «бобби» снова набирали высоту, скрываясь за сжимающими дорогу горами. А значит, «маскарад с переодеванием» пока действовал: вряд ли с самолета можно разглядеть, что под панамами и фуражками скрываются вовсе не азиатские, а вполне даже славянские лица.

Колонну грузовиков, прибывших из Персии, возглавлял легкий армейский вездеход, именуемый на английский лад «джипом». Высокий черноусый офицер в горчичной форме и пробковом шлеме, неприятно напоминавшем о «потенциальном противнике», четко бросил два пальца к козырьку и что-то затараторил на гортанном наречии, весьма отдаленно напоминавшем кабульский дари.

— Переводи, — кивнул Саша бухарцу Насырову, комично выглядевшему в своей не сходящейся на раскормленном пузе форме: вольноопределяющийся, хорошо знающий фарси, был придан команде Бежецкого для выполнения задания, а обычно отирался при полевом интендантстве, торгуясь до умопомрачения с местными поставщиками провианта.

Александр откровенно скучал на этом задании, казавшемся ссылкой даже по сравнению с «конопляными налетами», не понимая, зачем его — боевого офицера — отправили сопровождать какой-то груз. Что за груз, он примерно догадывался — командование исподтишка протаскивало через персидскую границу оружие и боеприпасы, чтобы, в обход дипломатического крючкотворства, вооружить по российскому образцу хотя бы полк из наиболее боеспособных аборигенов. Но почему здесь он, хотя с избытком хватило бы какого-нибудь прапорщика или даже фельдфебеля из старослужащих, — оставалось загадкой.

— Чего он хочет? — с неприязнью посмотрел поручик на папку с приколотыми к ней металлическим зажимом бумагами, которую перс совал ему под нос.

— Просит, чтобы подписали, — перевел Насыров, вытирая рукавом пот, обильно струившийся по мясистому лицу из-под панамы. — Начальство, говорит, требует.

— Хрен ему, — буркнул Саша: положительно, все его сегодня раздражало. — Переведи, что я не уполномочен автографы раздавать первому встречному.

Вольноопределяющийся пожал плечами и перевел. Видимо, буквально, потому что костистое, смуглое в черноту лицо перса передернулось. Он отрывисто каркнул что-то, зло поглядывая на Бежецкого, и тоже сделал жест рукой: переводи, мол.

— Просит вас отойти на пару минут.

— Да не проблема. — Александр вразвалку направился за персом, пружинисто шагающим, за скальный выступ: не стреляться же его повел гордец. А на кулачках еще посмотрим, кто кого, — высок горец, спору нет, да в плечах узковат.

— Ну, чего тебе? — буркнул поручик, когда оба они скрылись из виду солдат, не заботясь о том, понял его «противник» или нет.

— Слушайте, капитан, — чисто, с едва различимым акцентом, ответил по-русски «перс», яростно глядя ему в переносицу своими темно-карими глазами. — Я вас понимаю, конечно, но и вы меня поймите…

— Чего?… — только и смог выговорить Саша.

— Того! Я ведь не просто так бумажку вам эту сую — меня ведь тоже по головке не погладят, если что. Так что не валяйте дурака, подписывайте.

— А откуда вы… — автоматически черкнул завитушку в ведомости поручик протянутой авторучкой.

— От верблюда, — отобрал папку и ручку «перс». — Вам это ни к чему.

— Слушайте, я ведь не знал… Извините…

— Ладно. — Офицер улыбнулся и хлопнул Сашу по матерчатому погончику с двумя серебряными четырехугольными звездочками. — Проехали, капитан.

— Да я не капитан, поручик…

— Значит, мы с вами в одном звании. Ладно, пойдемте, а то мне дотемна в Герате надо быть…

Офицеры подошли к переводчику, и «перс», преобразившись, снова что-то зачирикал по-своему.

— Пусть наши водители занимают места, — перевел Насыров и зевнул.

— Как стоишь перед офицерами! — гаркнул на него Александр, все еще досадуя за оплошность. — Ну-ка живо за шоферами! Бего-о-ом!

Переводчик неторопливой трусцой убежал к фургону с «пассажирами», колыхаясь на бегу своими по-бабьи рыхлыми телесами, а так и оставшийся безымянным «перс» исподтишка показал коллеге большой палец: так, мол, держать.

А десятью минутами позже союзники разъехались каждый в свою сторону: джип, сопровождаемый фургоном с освободившимися персидскими водителями, упылил к Герату, а увеличившаяся в несколько раз колонна Бежецкого тронулась в дальний путь к Кабулу…

— Ну все, вашбродь! — Разгильдяй Федюнин ловко выкручивал баранку, объезжая выбоины на уложенном черт-те когда и неизвестно кем асфальте, то и дело сменяемом то коростой сплошной щебенки, то стиральной доской размолотого в труху танковыми траками покрытия. — Еще пяток верст, и мы, можно сказать, дома!

— Твоими бы словами… — проворчал Бежецкий: он не жалел, что взял с собой фартового — похоже, не врал тот, когда говорил, что до службы таксерил в Первопрестольной. По крайней мере — вел лихо, почище штатных водителей. — Смотри только на мину не налети, а то отправимся с тобой прямиком в рай…

— Да нам не по пути, вашбродь! — балагурил солдат. — Вам-то, конечно, в рай — куда ж иначе вашим благородиям? А мне — в другую сторонку! Ох, и нагрешил я, вашбродь! Ни один поп не отпоет!

— Ты это прекрати. — Граница российской зоны ответственности приближалась, но на сердце поручика не становилось спокойнее — он и в кабину фургона из-под брони пересел, чтобы доказать себе, что ничуть не страшится пути по чужой земле под предательски чистым, темно-голубым небом. — Рано нас еще отпевать!

— Это точно! — кричал Федюнин, чтобы было слышно из-за рева мощного двигателя, наполняющего кабину с опущенными до упора боковыми стеклами: оба предпочитали наглотаться вдоволь красноватой мельчайшей пыли, чем изжариться заживо. — Мы еще повоюем, вашбродь! И телок потискаем!

Александр открыл было рот, чтобы одернуть разошедшегося не на шутку подчиненного, как внезапно понял, что больше не видит набившей оскомину дороги, а только необъятную, без конца и края синь такой чистоты, что захватывает дух.

Небесная синева без единого облачка. И тишина. Ватная, мертвая тишина.

«Я в раю? — подумал Саша, продолжая, будто загипнотизированный, любоваться синим пространством перед собой. — Прав был Федюнин… А что со мной случилось? Неужели наехали на мину? Как жаль… А все-таки странная штука — смерть. Ни боли, ничего…»