Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник) - Бернард Корнуэлл

«Я не хочу быть плохим человеком, – говорил он победителю змея, – но ведь так легко забыть Небо и святых. А если хочешь, – молился он, – я найду копье, но ты должен мне сказать, что с ним делать».

Вернуть в Хуктон? Но насколько знал Томас, Хуктона больше не существовало. Возвратить его тому, кто владел этим копьем до того, как дед украл его? А кто был его дед? И почему отец скрывался от своей семьи? И почему семья стремилась найти его и отобрать копье? Томас не знал этого и в последние три года не задумывался об этом, но здесь, во дворе таверны, его вдруг разобрало любопытство. Его дед был солдатом и вором, но кто такой он был? Томас добавил к своим молитвам святому Георгию просьбу дать ему разузнать все это.

– Молишься о дожде, святой отец? – спросил один из конюхов. – Полагаю, он должен пойти. Сейчас нужен дождь.

Томас мог бы поесть в таверне, но внезапно его стало раздражать заполненное народом помещение, где солдаты герцога пели, орали и бранились со своими женщинами. Да и не хотелось встречаться с настороженным хитрецом-хозяином. Почему это Томас не пошел в монастырь? А еще любопытнее – почему это монах путешествует с такой красавицей?

– Она моя двоюродная сестра, – сказал ему Томас, и тот притворился, что поверил.

Томасу не хотелось новых вопросов, и потому он остался во дворе и кое-как поужинал тем, что осталось в фургоне, – черствым хлебом, прокисшим луком и засохшим сыром.

Начинался дождь, Томас забился поглубже в фургон, слушая, как стучат капли по парусине. Он представил, как Жанетту и ее маленького сына сейчас угощают засахаренными вкусностями на серебряных блюдах, прежде чем уложить спать на чистые льняные простыни в завешанной гобеленами спальне, и ему стало жаль себя. Он был беглецом, а Жанетта – его единственным союзником. Но она была слишком высока и могущественна для него.

Колокола возвестили о закрытии городских ворот. По улицам прошли дозоры, высматривая огни, которые могут за считаные часы уничтожить весь город. На стенах ежились часовые, а на вершине крепости развевались флаги герцога Карла. Томаса окружали враги, и единственной его защитой были сообразительность и одеяние доминиканца. Он был совсем один.

При приближении к крепости Жанетта все больше нервничала, но убеждала себя, что Карл Блуаский примет ее в свое окружение и признает ее сына, названного в его честь. Муж Жанетты всегда говорил, что герцог полюбит ее, как только узнает получше. Да, в прошлом Карл был к ней холоден, но ее письма должны были убедить его в ее преданности. Она не сомневалась, что у него, по крайней мере, хватит благородства не бросить женщину в беде.

К ее удивлению, попасть в крепость оказалось легче, чем договориться о проходе через городские ворота. Стражники махнули рукой на подъемный мост, она прошла под арку и оказалась в обширном дворе, окруженном конюшнями, клетями и складами. Два десятка латников упражнялись во владении мечом. В вечерних сумерках их клинки высекали искры. Другие искры летели из кузницы, где подковывали лошадей. Жанетта учуяла запах паленого копыта, который смешивался с вонью навоза и смрадом разлагающегося трупа, висевшего на цепях высоко на стене. Безграмотно написанная табличка лаконично объясняла, что казненный был вором.

Распорядитель провел Жанетту через вторую арку в большой холодный зал, где два десятка просителей дожидались приема у герцога. Секретарь спросил ее имя и, когда Жанетта представилась, в молчаливом удивлении приподнял брови.

– Его светлости доложат о вашем присутствии, – нудно и без выражения проговорил он, оставив ее дожидаться на каменной скамье, шедшей вдоль одной из высоких стен зала.

Пьер опустил доспехи на пол и примостился рядом с ними. Некоторые просители ходили туда-сюда, сжимая в руках свитки и шепотом повторяя слова, которые собирались произнести перед герцогом; другие жаловались секретарям, что ждут здесь уже три, четыре, а то и пять дней. Долго ли еще? У столба задрала ногу какая-то собака, потом в зал ворвались два мальчика лет шести-семи с деревянными мечами. Они мельком взглянули на просителей и тут же бросились наверх по охраняемой латниками лестнице. Жанетта предположила, что это сыновья герцога, и ей представилось, как Шарль подружится с этими мальчиками.

– Ты будешь здесь счастлив, – с убеждением сказала она.

– Мама, я хочу есть.

– Уже скоро, милый. Потерпи.

Жанетта все ждала. По верхней галерее лестницы прошли две женщины в светлых платьях из дорогого льна; они словно плыли, и Жанетта в своем мятом красном бархате вдруг почувствовала себя как в обносках.

– Ты должен держаться с герцогом вежливо, – сказала она Шарлю, который от голода начинал капризничать. – Опустись перед ним на колено. Ты умеешь это делать? Ну-ка, покажи мне.

– Я хочу домой!

– Покажи маме, как ты опускаешься на колено. Вот, хорошо!

Жанетта поворошила сыну волосы и тут же постаралась снова привести их в порядок. С лестницы доносились сладкие звуки арфы и томной флейты, и Жанетта с тоской подумала о той жизни, которой всегда хотела. Жизни графини, жизни, окруженной музыкой и красивыми мужчинами, изяществом и могуществом. Она перестроит Плабеннек, хотя и неизвестно, на какие средства, но сделает башню больше и устроит вот такую же каменную лестницу.

Прошел час, потом еще один. Стемнело. Зал тускло освещали два факела, посылая под высокие своды копоть. Шарль совсем раскапризничался, Жанетте пришлось взять его на руки и укачивать, чтобы он уснул. По ступеням, держась под руку, спустились два священника, они смеялись чему-то. Затем сбежал слуга в ливрее герцога. Все просители выпрямились и с надеждой посмотрели на него. Он прошел к столу секретарей, поговорил о чем-то с ними, потом обернулся и поклонился Жанетте.

Она встала.

– Вы останетесь здесь, – велела графиня своим слугам.

Остальные просители обиженно уставились на нее: она последняя пришла в этот зал, а вызвали ее первую. Шарль еле волочил ноги, и Жанетта слегка шлепнула его по затылку, напоминая о манерах.

– Его светлость в добром здравии? – нервничая, спросила графиня.

Слуга не ответил, а просто провел ее по ступеням, потом направо по галерее, куда через открытые окна долетали капли дождя. Они прошли под арку и поднялись еще по одной лестнице, после чего слуга распахнул высокую дверь и объявил:

– Граф Арморика и его мать!

Круглая комната за дверью находилась, очевидно, в одной из башен крепости. Сбоку виднелся большой камин, а крестообразные прорези окон выходили в серую сырую темноту за стенами. Сама круглая комната была ярко освещена сорока или пятьюдесятью свечами, отбрасывавшими желтый свет на гобелены, огромный полированный стол, кресло, аналой с резными изображениями страстей Христовых и покрытую мехом кушетку. Пол был устлан оленьими шкурами, скрадывавшими звук шагов. За столом поменьше работали два секретаря, а за большим столом сидел сам герцог в роскошном темно-синем халате. Рядом с аналоем стоял сухопарый священник средних лет, светловолосый и узколицый. Он с неприязнью смотрел на Жанетту.