Дом на горе - Алексей Мусатов

Струйки дождя давно пробрались Варе за воротник, и сейчас девочку трепала мелкая, противная дрожь.

Может, и впрямь она всё выдумывает и незачем ей относиться к Вите так придирчиво и несправедливо? Может, и в самом деле послушать Катю, подойти завтра утром и протянуть мальчику руку: «Мир, Витя, мир! Пусть всё будет по-старому!»

Глава 15. СОЧИНЕНИЕ

В перемену перед последним уроком Костя заметил из окна класса Клавдию Львовну, выходящую из бокового флигеля.

— Несёт, наши грехи несёт! — возвестил он и кивнул Васе Новосёлову: — Встречай!

Вася выбежал на школьное крыльцо.

Клавдия Львовна обычно носила тетради учеников, которых у неё всегда набиралось очень много, в большой коленкоровой сумке.

«Не тетради тянут, а ошибки. И что вам стоит пограмотнее писать! — шутливо говорила учительница ребятам. — И вам приятно, и мне легче ваши тетради носить».

Ещё в конце прошлой недели Клавдия Львовна дала восьмому классу сочинение на тему «Мой любимый герой». Это было первое большое сочинение в новом учебном году, всем хотелось завоевать в глазах учительницы доброе имя, и класс трудился на славу.

Варя сделала три черновых наброска сочинения, измазала чернилами все пальцы и хотя сидела недалеко от открытой форточки, но к концу урока лицо её пылало как маков цвет.

Костя писал не спеша, сосредоточенно, часто оборачивался назад и видел Пашу, который тоскливо грыз ногти. Тогда Костя принимался кивать приятелю головой, словно хотел сказать: «Будь же смелее, не робей!»

Четыре дня судьба сочинений была неизвестна, но вот сейчас Вася, встретив Клавдию Львовну на школьном крыльце, принял у неё из рук сумку с тетрадями.

— Сегодня совсем лёгкая ноша, — сказал он.

— Погоди, погоди! — погрозила учительница. — Вот как распакуем да взвесим… оно и потянет.

Прозвенел звонок. Вася торжественно внес сумку в класс, вынул из неё тетради восьмого класса, положил на стол и, сожалея, что больше нечего делать, направился к своей парте.

Клавдия Львовна легко вошла вслед за Васей. Рядом со столом стоял удобный, покойный стул, но учительница не села: то, что ей хотелось сказать сегодня детям, лучше было произнести стоя.

— Друзья мои! В школе сегодня большой и радостный день. Многие из вас станут комсомольцами… От души приветствую вас!

— Спасибо, Клавдия Львовна! — раздались голоса.

Учительница положила руку на стопку тетрадей:

— Я сегодня с большим удовольствием несла ваши тетради… Не думайте, что с грамматикой у вас уже полный лад и согласие. Ошибок ещё много, и я об этом скажу. И всё же мне легко и радостно за вас. Вы написали хорошие сочинения и написали от всего сердца. В них чистые мысли, ясный, уверенный голос. Вы знаете, чего хотите, к чему стремитесь. И я верю, что вы достигнете своей цели.

Клавдия Львовна перевела дыхание, улыбнулась и наконец опустилась на стул.

— А теперь приступим! — сказала она и взяла первую тетрадь.

Шеи восьмиклассников сразу приобрели удивительную способность вытягиваться.

Учительница открывала одну тетрадь за другой, для памяти мельком пробегала написанное и давала оценку. Хорошее сочинение получилось у Вари Балашовой. Костя Ручьёв — весь в этих двух страничках, скупых, рубленых фразах: порывистый, увлекающийся, правдивый. Но почерк, почерк ужасный! Строчки лезут куда-то в поднебесье, буквы скачут, шатаются, и учительнице пришлось разбирать Костины иероглифы чуть не в лупу. Придётся Ручьёву, как видно, начать писать в косую линейку палочки и кружочки… Довольна Клавдия Львовна и Пашей Кивачёвым: сочинение немногословное, но фразы твёрдые, обстоятельные, слова живые, свои. Чувствуется, что Паша потрудился. Жалко вот, что он не в ладу с падежами и наречиями…

Учительница откладывала одну тетрадь за другой. Алёша Прахов, глаза которого, казалось, могли видеть невидимое, держал руку за спиной и каждому передавал на пальцах полученную отметку: пять, четыре, три…

Дошла очередь и до него самого.

— Написано много. Больше чем следует! — вздохнув, сказала Клавдия Львовна. — Но явно чувствуется «чужеземное» влияние. Ни одной своей мысли. Всё перепутано. Но зато ошибки свои, неповторимые… И их хватило бы на два сочинения!

Сначала Алёша показал классу четыре пальца, но потом, решив, видимо, до конца быть правдивым, поджал один из них, и ребята поняли, что в тетради поставлена тройка.

Стопка тетрадей быстро уменьшалась.

Витя Кораблёв заметно стал проявлять признаки беспокойства.

Наконец учительница открыла последнюю тетрадь:

— Но больше всего меня порадовала работа Вити Кораблёва. Он, может быть, полнее и глубже всех выразил то, к чему вы так стремитесь. Послушайте, какие хорошие слова написал Витя. — Клавдия Львовна вновь поднялась со стула и прочла: — «В золотую пору юности, когда жизнь бьёт ключом и полна счастья и радости, каждый из нас должен воспитывать в себе лучшие черты характера, которыми наделены любимые герои советской молодёжи. И ничего, что жизнь трудна и терниста. В трудностях развиваются настоящий характер, несгибаемая воля, стойкость и мужество. Так не упусти же дорогого времени, закаляй себя в годы молодости на всю жизнь, чтобы в будущем смело выдержать любые испытания, честно и достойно послужить своему народу, своей Родине!»

В классе стало очень тихо. Даже слышно было, как поскрипывала на ветру открытая форточка. Все головы повернулись к Вите: что там ни говори, а Кораблёв умеет писать сочинения!

Витя сидел серьёзный, одеревеневший, не сводил глаз с учительницы и немного боялся, как бы довольная улыбка не появилась прежде времени на его лице.

Только Варя почему-то беспокойно заёрзала за партой да Костя неопределённо хмыкнул.

А учительница читала и читала о молодом человеке нашего времени, на которого так бы хотел походить восьмиклассник Витя Кораблёв, о человеке твёрдом в слове и деле, смелом и мужественном, настойчивом и трудолюбивом, и глаза её теплели, голос становился звонче, словно учительница в этот час сама помолодела.

— «…Больше всего я ценю в человеке такие чувства и душевные качества, — продолжала читать Клавдия Львовна, — как умение всегда и во всём выполнять свой долг, ставить общественное выше личного, быть правдивым и честным перед товарищами, уметь держать слово, не бояться никаких трудностей…» — Учительница удовлетворённо закрыла тетрадь. — Достаточно и этого.

— Клавдия Львовна, но это же неправда всё!.. — тихо и почти испуганно проговорила Варя.

— То есть как «неправда»? — не поняла учительница. — Разве все вы не подпишитесь под этими словами?

— Я не про слова… я про Витю. — Девочка поднялась, лицо её пошло пятнами. — Он… он совсем так не думает…

Клавдия Львовна удивлённо посмотрела на неё:

— В чём дело, Варя? У Вити отличное сочинение: продуманное, обоснованное.

Варя, чувствуя, что лишается последней опоры, заговорила совсем невпопад, горячо, сбивчиво:

— Вы его спросите, Клавдия Львовна… спросите!.. Это же не Витины слова, чужие все…

Учительница перевела взгляд на Витю. Мальчик чуть побледнел и, откинув назад волосы, встал из-за парты:

— Балашова думает, что я списал своё сочинение! Интересно, у кого? У Балашовой, Ручьёва? Может быть, у Прахова?

При упоминании Алёшиной фамилии в классе дружно засмеялись.

Клавдия Львовна недовольно махнула рукой: о списывании не может быть и речи.

— Не понимаю, Варя, — покачала головой учительница, — что это за выпад против товарища? И где — в классе, на уроке! Вы что, не поладили друг с другом?

Варя молчала.

— И, кроме того, Витю сегодня будут принимать в комсомол… Значит, товарищи доверяют ему.

— А может, его не следует принимать! — вновь вырвалось у девочки.

«Это уж ни на что не похоже!» — готова была с досадой сказать Клавдия Львовна, но, взглянув на Варю, смолчала.

Девочка побледнела; вся подавшись вперёд, она крепко вцепилась руками в крышку парты.

Учительница покачала головой: значит, случилось что-то неладное.

— Сядь, Варя! Успокойся. После урока ты нам обо всём расскажешь. — И Клавдия Львовна попросила класс достать учебники.

Глава 16. РАЗГОВОР ПО ДУШАМ

Урок продолжался. Он был словно река, которая, побурлив на камнях, вновь потекла мирно и ровно, хотя в глубине этой реки всё ещё шли и сталкивались друг с другом беспокойные течения. Приятели Кораблёва хмуро посматривали на Варю. Девочки перешёптывались и поглядывали на Витю. Тот обхватил голову руками и, казалось, ничего не слышал.

Варя сидела, ни на кого не глядя. Кто-то легонько толкнул её в бок и вложил в руку записку.

«Головы не вешать! — прочла она. — Мы за тебя целиком и полностью. Полный вперёд!»