Династия Цин. Закат Китайской империи - Чан Лун

июля 1870 года воевала с Пруссией и не была расположена к ведению боевых действий на востоке, поэтому французское правительство с готовностью пошло на мировую.

Великий князь Чунь, поддерживаемый вдовствующей императрицей Цыань, продолжал настаивать на наказании «заморских варваров». В начале 1871 года он подал Цыси новый доклад-ультиматум, гораздо более резкий, чем первый, и начал обвинять великого князя Гуна в «измене долгу» и раболепстве перед «заморскими варварами», то есть на деле – перед императрицей Цыси. Реваншистские взгляды обеспечили Чуню большую популярность в обществе, что, в сочетании с поддержкой императрицы Цыань делало его неуязвимым, а кроме того, после смерти принца-регента Цзайюаня к Чуню перешла должность командующего дворцовой гвардией (по поводу распределения ролей при дворе можно вспомнить выражение: «Командующий гвардией держит двор за руки, а главный евнух – за горло»).

Ситуацию, сложившуюся при дворе в 1871 году, можно охарактеризовать как «затишье перед бурей». Противоборствующие группировки вели подковерную борьбу в ожидании перехода власти от императриц-регентш к императору Тунчжи, который уже начал демонстрировать свою готовность к правлению.

При дворе о юном императоре сложилось нелестное мнение. Успехами в учебе он похвастаться не мог – при виде книг им овладевала паника, в суть прочитанного он не проникал, суждения выносил поверхностные, а стихи писал неумные и нескладные[140]. Сидению над книгами император предпочитал оперные представления, чередуя роль зрителя с ролью участника (еще одна черта, роднившая его с отцом). Известно, что Цыси выражала беспокойство по поводу неспособности сына связно излагать свои мысли. В дневнике главного императорского наставника Вэна Тунхэ содержится много горьких записей, посвященных нерадивости и глупости его царственного воспитанника. «Что нам делать? Что нам делать?» – в отчаянии спрашивал себя Вэн, но ответа на этот вопрос дать не мог. Тунчжи относился к Вэну неприязненно, но был весьма расположен к наставнику по имени Ван Цинци, который пытался всячески угождать императору вплоть до организации тайного посещения борделей за пределами Запретного города (обзаводиться женами можно было только с наступлением шестнадцатилетия, а тяга к любовным утехам проснулась у Тунчжи гораздо раньше, причем развлекался он не только с женщинами, но и с мужчинами).

Цыси проявляла по отношению к сыну разумную и оправданную строгость, полагая, что выпрямлять кривое нужно как можно раньше. Она старалась сделать сына хотя бы мало-мальски пригодным к правлению, а своенравному Тунчжи не нравился материнский диктат. Кроме того, император беспокоился, что мать не захочет передавать ему власть по достижении совершеннолетия. Короче говоря, отношения между матерью и сыном оставляли желать лучшего, и враги Цыси вполне могли рассчитывать на содействие императора в борьбе с ней. Положение Цыси было очень серьезным, и дело шло к опале, если не к смерти…

Императрице Цыань удалось навязать в жены императору Тунчжи свою ставленницу, против которой выступала Цыси. Кандидатка, вошедшая в историю под посмертным именем императрицы Сяочжэи, происходила из монгольского рода Арутэ, относящегося к Желтому знамени с каймой. Дед кандидатки по материнской линии принц Дуаньхуа был одним из восьми членов Совета регентов и окончил свою жизнь, повесившись на куске белого шелка, полученного от Цыси. Этим браком императрица Цыань хотела упрочить свои отношения с цинской знатью и домом Айсингьоро. Цыси предлагала в жены сыну другую кандидатку (речь шла о выборе императрицы, а не простой супруги), но Тунчжи предпочел девушку из рода Арутэ. Однажды Цыси скажет по поводу своей невестки следующее: «Я допустила ошибку, выбрав ему [Тунчжи] такую жену. Но разве могла я сказать ему, что ее красота была фальшивой? Да, она была очень красива, но ненавидела меня». Тем не менее потомки принца Дуаньхуа, известного также как великий князь Чжэн, были реабилитированы и получили обратно конфискованные имения.

Свадьба императорской четы, состоявшаяся 16 октября 1872 года, не обошлась без дипломатических осложнений – иностранцев уведомили о том, что во время свадебной церемонии они должны находиться дома, подобно всем жителям Пекина. Но если у цинских подданных подобный запрет, продиктованный соображениями реальной и мистической безопасности (вдруг кому-то вздумается навести злые чары на невесту, следующую в Запретный город), встречал понимание, то иностранцы были крайне недовольны тем, что им придется пропустить столь знаменательное событие. Кто-то из «заморских варваров» все же сумел украдкой наблюдать за свадебной процессией и был впечатлен ее грандиозностью.

Кандидатка Цыси, происходившая из желтознаменного маньчжурского рода Фука, стала одной из четырех императорских благородных супруг. Бо́льшим количеством жен император Тунчжи обзавестись не успел, поскольку скончался на девятнадцатом году жизни вроде бы как от оспы. Оговорка «вроде бы как» здесь более чем уместна, поскольку император оказался неугодным всем придворным группировкам – свою биологическую мать он ненавидел, с приемной матерью (вдовствующей императрицей Цыань) не считался, к сановникам, включая своих дядей, относился с пренебрежением. Великие правители могут вести себя подобным образом, но императору Тунчжи до великого правителя было как песчинке до горы Тяньмэнь[141].

После официального вступления во власть, состоявшегося в феврале 1873 года, император Тунчжи порадовал своего главного наставника Вэна сообщением о том, что отныне он будет следовать по пути своих великих предков и не подведет их. Наставник обрадовался, но радость его оказалась преждевременной, поскольку юный император правил из рук вон плохо – издавал непродуманные указы, игнорировал очевидное и вообще демонстрировал поверхностное отношение к делу. Цыси в дела сына не вмешивалась, то ли хотела дать ему возможность ощутить всю тяжесть долгожданной власти, то ли давала возможность дискредитировать себя как правителя.

Сразу же после прихода императора Тунчжи к власти западные посланники, желавшие наконец-то передать свои верительные грамоты, потребовали аудиенции. «Наконец-то», потому что вдовствующие императрицы не принимали «варваров», отговариваясь тем, что на них никто не имеет права смотреть, а передавать грамоты через посредников не соглашались сами посланники. Разумеется, «варвары» настаивали на отказе от совершения ритуала коутоу перед императором, но императорские сановники настаивали на неукоснительном соблюдении положенных ритуалов. По совету Цыси, император все же согласился на почести в виде обычных европейских поклонов, что уронило его репутацию в глазах многих сановников, считавших, что Сыну Неба не подобало идти на поводу у «варваров». Иностранцы, в свою очередь, остались недовольны местом проведения аудиенции, для которой избрали Павильон пурпурного света, лежавший за пределами Запретного города у озера Чжуннаньхай[142]. Обычно в этом павильоне императоры принимали своих данников, таким образом достоинству иностранных посланников был нанесен определенный ущерб, но грамоты они все же вручили.

Очень скоро император Тунчжи утратил вкус к скучной рутине правления. Он свел общение с сановниками к минимуму и обычно на все их предложения отвечал: «Поступайте так, как считаете