Труп в пруду - Роберт Казанский

class="p1">– В Санкт-Петербурге, Денис, – коротко и как-то загадочно ответил он и шмыгнул носом.

– Где-где? Ты че, совсем что ли? Почему ты нам ничего не сказал? – у Марка эмоции сменялись очень быстро. – И чего ты вообще там делал, Хикматов? Нас с собой взять нельзя было? – спросил он как-то по-детски, обиженным тоном.

– Я встречался там с человеком, – ответил Якуб, с неохотой взглянув на Торбова и затем неторопливо отведя взгляд в сторону.

– С кем же? – Марк отложил в сторону все бумаги и уставился на нашу лягушку-путешественницу.

Стрелки настенных часов, кажется, замедлили свой ход, а их шаги становились все громче и громче с каждым мгновением.

– Вдова Боброва, Светлана Викторовна Тимерова… – плотно сомкнув губы, резко начал он. – Она умерла в четверг на этой неделе. Инфаркт. Я был на похоронах.

Повисла немая пауза. Мы переглянулись друг с другом и почти синхронно вздохнули.

– Ну, пусть земля ей будет пухом, – несколько растеряно сказал Торбов. – Не сильно долго она пережила своего второго мужа. Тяжелая жизнь, конечно, у этой женщины, похоронить двоих мужей и остаться в полном одиночестве – ни детей, ни родственников, а только недвижимость. После смерти человеку нужна всего одна недвижимость – участок на кладбище: с собой ничего на тот свет не утащишь.

– Она завещала нашей организации все ее имущество, – тихий и спокойный голос моего товарища производил какой-то гипнотический эффект. – Абсолютно все. Вы понимаете?

Мы с Марком опять переглянулись и были в шоке.

– Но… Это же несколько квартир, – единственное, что я смог выдавить из себя.

– Да, и все это имущество поможет нам пережить эту зиму. Все пойдет в наше дело, товарищи. Мы сформируем еще более внушительный резервный фонд и вложим туда все деньги. Правда, продавать квартиру в Москве я бы не хотел пока что.

– Это смотрится логичным, Якуб, – поддержал нашего шефа Торбов, хлопнув его по плечу.

Мы помолчали несколько минут, осмысляя слова нашего главного учредителя, которые словно оглушили нас.

– Я бы еще не хотел трогать питерскую квартиру: хоть будет куда завалиться, когда будем там, – возвращаясь к реальности, сказал Марк. – Но ты ведь задумчив не из-за этого, мой друг, ведь так? – наш черноволосый приятель хорошо чувствовал, что Хикматова беспокоило что-то другое, о чем он нам не сказал.

– Ты прав. Она нам завещала столько всего, а я даже не навестил ее. Это некрасиво, очень некрасиво. Она была поистине сильным человеком, хозяином слова.

Мы вдвоем с Якубом вышли на веранду и закурили. Легкий ветер и барабанящие по крыше веранды капли дождя создавали поистине прекрасный эффект. Свежесть и чувство легкости были внутри меня даже в такую унылую погоду.

– Ямпольский и Тряпко больше никогда не вернутся на волю, – спокойно сказал Хикматов, выдохнув плотный сигаретный дым. – Госпожа Тимерова исполнила свой последний долг, если ты понимаешь меня.

Я понимающе кивнул, в этот же момент стряхнул пепел со своей сигареты и обернулся – на кухне светло-зеленого оттенка над грубым дубовым столом склонилась фигура Марка Торбова. Вообще, он никогда не любил копошиться в каких-то финансовых документах, но, видимо, хотел как-то вникнуть в смысл написанных там цифр. Надо сказать, данные попытки не были тщетными: лихорадочно пересчитывая что-то на калькуляторе, он то и дело судорожно хватался за голову, а его глаза были полны детской радости. Наконец-то и Марк заинтересовался нашим общим детищем под названием «ХАТ-Фарм».

Вновь стряхнув пепел с тлеющей сигаретки, я повернулся в сторону Хикматова. Держа сигарету в зубах, он обеими руками схватился за деревянные перила, служившие в настоящий момент некой подставкой для пепельницы. Взгляд Якуба был устремлен куда-то вдаль. Казалось, в голове его проносилось что-то типа: «Господи, что же еще нам принесет этот дождь и туман после него…».

Мы столько всего прожили за это время, и теперь каждый мог подвести какой-то итог. Минувшие недели принесли множество новостей, как приятных, так и не очень. Все это – и есть жизнь. Наше существование в этом мире полно различных трудностей, преодолеть которые подчас кажется невозможным. Тем не менее, все радости жизни прочно связаны с преодолением этих самых трудностей. Что нам нищета? Что нам богатство? Что нам горе? Что нам радость? Все просто – все беды терпимы, когда есть верные люди.

Я курил и думал, наверное, обо всем на свете. Голова моя была полна различных мыслей. Все эти мысли путались с сизыми клубами сигаретного дыма.

Взять хотя бы эту несчастную сигаретку. Где-то далеко рос табак, его собрали, засушили, измельчили, провели над ним ряд манипуляций, чтобы эта кучка, по сути, сушеной травы превратилась в сигарету. Было, наверняка, задействовано огромное количество людей. А сейчас она тлеет в моей руке. Весь этот долгий и сложный процесс производства ради чего? Ради того, чтобы сгореть за несколько минут, непонятно в чьих руках. То и есть наша жизнь. Картина маслом.

Мы так же бежим за чем-то, подчас занимаемся нелюбимыми делами, терпим неприятных людей, но зачем? Ради чего? Знал ли Бобров, живя с Тимеровой ради наследства, что так и не увидит того, за чем бежал больше двадцати лет? Нет, не знал. Он спал с молодыми девушками, но терпел свою старую больную жену, воспринимая уход за ней как работу. Михаил Бобров загубил свою жизнь, отказался от счастливого брака, от спокойной семейной жизни во имя чего? В общем-то, ничего.

Вполне логично, что смерть, столь неожиданно его настигшая, не дала этим планам сбыться. Получается, что убитый вопреки своему сердцу терпел Тимерову ради будущих благ. Однако же не будь их, Бобров никогда бы не женился на этой женщине и был бы жив. Но он сделал свой выбор больше двадцати лет назад, а теперь пришло время расплатиться за свое неправильное решение.

Я стоял с Якубом и понимал, что нас можно считать счастливыми людьми. Почему? Мы занимаемся любимым делом, не причиняем никому зла, не идем против воли сердца и делаем только то, что считаем нужным. Я рад, что оставил сборку мебели, ведь она не смогла бы мне подарить того, что смогло наше дело.

«Все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему», – так писал наш классик.

«Да уж, Михаил Афанасьевич, вы как всегда правы!», – подумал я и швырнул сигарету в урну, зная, что впереди нас непременно будет ждать очередное дело, которое рискует остаться нераскрытым, если за него не возьмется наш неповторимый Якуб Хикматов.

Примечания

1

Здесь – то же самое, что и «балкон».