О бедном вампире замолвите слово - Ирина Боброва

Водитель нажал на газ, рев мотора разрезал тишину спального квартала. Машина сорвалась с места, и вышедшая на балкон Любочка зря крикнула вслед:

— Куда ты? Это не муж был, не муж… Это соседка… за солью…

Она заплакала.

Груздев в этот момент о Любочке не думал. Такси, выехав со двора на проезжую часть, остановилось у светофора. Георгий Сильвестрович увидел элегантно одетого мужчину, который показался ему смутно знакомым. Чекист в душе Жоржика моментально встал в стойку.

— Давай за тем типом, — сказал он таксисту, протягивая тысячную купюру, — сдачи не надо.

— Гоп-стоп намечается? — заржал таксист, сразу повеселев. — А может, тебя до секонд хенда подбросить?

Жоржик ничего не ответил. Он не сводил взгляда с импозантного человека, недоумевая, как в этом франте умудрился узнать Благолешу?

Агент Блаженный шел походкой уверенного человека, по сторонам, как он это делал, будучи в «образе», не оглядывался, был чист и модно одет. Он явно торопился куда-то, и Жоржик с удивлением отметил, что движется Благолеша в сторону улицы имени Надежды Константиновны Крупской.

Свернув к дому номер восемьдесят шесть, мужчина остановился возле трансформаторной будки и, нервно оглянувшись, влез в отверстие в асфальте под выходящими на поверхность трубами теплотрассы. Через пятнадцать минут оттуда вылез привычный агент Блаженный — в тряпках, подобранных на помойке, грязный, с зашарканным пластиковым пакетом для пустой посуды в руках. Затравленно озираясь, сгорбившись, волоча ноги, Благолеша поплелся по улице, заглядывая в каждую урну. Потом он пошел к автомобилю, из которого кто-то выгружал багаж, нагнулся и поднял инструменты. Владелец автомобиля чиркнул зажигалкой. Груздев удивленно поднял брови — он узнал полковника Репнина. Закрыв багажник, Репнин засеменил к дому.

Подвал на Крупской закрывали редко, и Груздев видел, как в гостеприимно распахнутые двери юркнули его коллеги по невидимому фронту. Он уже хотел выскочить из машины, но тут заметил Грету Сайбель. Прячась за тополиным стволом, она смотрела в сторону подвала. Потом, позвонив кому-то, агент Блондинка выкурила сигарету, постояла, еще раз достала из сумочки телефон, повторила попытку. Наконец Грета медленно пошла по улице, судя по направлению — к ближайшему супермаркету.

Когда она скрылась из вида, Георгий Сильвестрович выскочил из такси и быстро перебежал дорогу. Таксист торопился поделиться историей с друзьями и поэтому не видел, как странный пассажир нырнул в дыру у выходящих на поверхность труб.

В конуре была лампочка, что порадовало агента. Бомжи, оказывается, провели свет. Однако удивляться этому Груздев не стал, просто отметил, что если бы, влезая сюда, нечаянно не задел рукой выключатель, было бы проблематично провести осмотр. Внутри относительно чисто, на трубах устроена вполне приличная постель, засаленная и драная. Рядом на коробке из-под сигарет сохли остатки ужина. Обследовав помещение, Груздев не нашел ничего подозрительного. Но куда-то Благолеша спрятал свой дорогой костюм? Георгий Сильвестрович задумался. Он брезгливо посмотрел на постель и осторожно, двумя пальцами стащил с тюфяка ворох тряпья, заменявшего одеяло. На матрасе, выполняя роль простыни лежало еще несколько разорванных картонных коробок. Скинув их на пол, агент Груздь улыбнулся, подумав: «Благолеша, видно, расслабился, если так плохо заметает следы». Матрас лежал неровно, проваливаясь между труб так, что был виден крепкий веревочный узел. Потянув, доктор Груздев остался доволен «уловом». К обратному концу опущенной между стенкой и трубой веревки были привязаны чехол с одеждой и дипломат. Дипломат Жоржик открыл сразу и даже присвистнул от удивления: «Так вот кто у нас подпольный миллионер!» Чувствуя в этот момент себя родственником Остапа Бендера, Жоржик пересчитал камни — двадцать одна штука. Он закрыл дипломат и прежде, чем опустить все на место, вывернул карманы дорогого костюма, выудив на свет заграничный паспорт, несколько кредитных карточек и сберегательную книжку. Сумма в несколько миллионов объясняла столь желанный Олегу Благолеше образ бомжа.

Первым желанием Груздева было взять что-то из вещей и сдать их майору Репнину, но он вовремя вспомнил, что в романе Ильфа и Петрова подпольный миллионер Корейко впадал в транс, любуясь накопленным богатством в общественном туалете. Благолеша наверняка имеет еще несколько таких вот «квартирок», забитых драгоценными камнями. Жоржик быстро опустил «заначку», достойную того же Корейко, на место и навел порядок в каморке. Осторожно выглянул из отверстия — из дома вышла уборщица, направляясь к мусорным бакам. Ведро было тяжелым, старушка несколько раз останавливалась отдыхать. Когда же она наконец-то выбросила мусор, агент Груздь заинтересовался еще больше: раздался такой грохот, будто бабка высыпала в пустой бак ведро камней. Больше медлить Жоржик не стал. Ужом просочившись меж бетонных плит, агент Груздь вылез на свет и побежал за бабой Нюсей.

— Баба Нюся! — закричал он, удивляясь тому, что в столь поздний час старушка на работе. Потом подумал, что старая женщина может испугаться, увидев голого мужика. Однако баба Нюся оказалась не робкого десятка.

— Ой, дятел Вуди, как есть голый! — воскликнула она, всплеснув руками. — Грабют, как есть грабют. Пошли, милок, я тебе хоть халатик дам, срам-та прикрыть.

И она поспешила вернуться в здание. Груздев прошмыгнул следом. Баба Нюся сразу прошла к шкафу, достала стареньким халатик из синей саржи и, протянув его Жоржику, сказала:

— На вот тебе. Ты обверни вокруг тазу-то, а то не влезешь, больно здоров.

— Спасибо, вы просто спасли меня. — Георгий Сильвестрович быстро обмотал халатиком бедра и спросил: — А что за мусор вы сегодня выбрасывали?

— Да спасу нет, шутют, шутют, а зарплату не платют. То коней древнягречаских напустют, то камней натаскают. Как забуду грибочков да водочки оставить, так камни и натаскают, а я убирай…

— А кто камни таскает? — уточнил Груздев, чувствуя, что напал на след. Хотя его изрядно смутили намеки на «коней древнягречаских», он все же надеялся, что старушка не совсем выжила из ума.

— Да ясно кто — домовые, два штуки. Махонькие, а вреднючаи, о-о-ох, — пожаловалась уборщица. — Вот сюды, — она махнула рукой, показывая на пол кладовки, — еду и ставлю. Чесночок шибко уважают, водичкой святой пробовала их поить — пьют, шибко нравится, но водочка все одно больше. А кто тут есчо жить будет? Вот поеты сами пьющаи, и домовые у них алкаши, как есть алкаши. Тьфу! А зарплату не платют.

Поставив бабке диагноз «старческий маразм», Груздев поблагодарил уборщицу и понесся к лестнице, но вдруг споткнулся. Он замер, не веря своим ушам: за спиной послышался разговор! Старушка продолжала ворчать, но теперь бабе Нюсе кто-то отвечал сиплым голосом заядлого курильщика. Агент Груздь оглянулся и успел заметить небольшого, сантиметров тридцать, человечка. Человечек держал в маленьких ручках головку чеснока и самым натуральным образом торговался с бабкой.

— Да ить старая я, на саду работать, а зарплату не платют, — ругалась баба Нюся.

Заметив, что при разговоре присутствует свидетель, домовой зло зыркнул в сторону Груздева и скрылся в шкафу.

По лестнице Груздев поднимался очень медленно, в голове не было ни одной светлой мысли. Единственным объяснением происходящего было только то, что домовой настоящий и действительно таскает в шкаф уборщицы алмазы, рубины, изумруды, сапфиры и опалы. И бог еще знает что. Старуха неграмотна, давно выжила из ума, и она просто выбрасывает камни в мусорные баки, откуда их благополучно изымает Благолеша. Бомжевание агента Блаженного не более чем прикрытие, удобная для освоения «помойного месторождения» маска.

Груздев едва не рассмеялся, представив, как он подаст такой вот рапорт майору Репнину. Он даже точно знал, что тот ему ответит. Он скажет, что у «психотэрапэвта глаза» шизофрения. Нет, пожалуй, «шизофрения» — слишком длинное слово, Репнин не выговорит, ему будет легче просто покрутить пальцем у виска, но он все равно будет прав. Это Жоржик понимал. Впервые Георгий Сильвестрович готов был согласиться со своим давним недругом.

Он очнулся от невеселых дум уже около двери кабинета номер тринадцать, из-за которой доносился смех Мамонта Дальского и его друзей. Жоржик не стал размышлять о том, как воспримут его «прикид» поэты, о том, сколько раз и в каких интерпретациях сегодняшняя история пойдет гулять по городу, он тоже не стал размышлять. Жоржик просто молча вошел и, кивнув хозяевам кабинета, отодвинул от стены шкаф.

— Совсем народ охренел, — возмутился Дантес, а Дальский, отодвигавший все шкафы от стен несколькими часами ранее, подмигнул друзьям.

— Смотрите, дальше совсем интересно будет! Я сегодня тут перестановочку сделал, — он рассмеялся, вспомнив, с каким трудом далась ему эта «перестановочка».