Только когда я смеюсь - Лен Дейтон

Брайан радостно улыбнулся.

– Я бы не рассчитывал на это оправдание, – сказал он и, высунувшись из кабины, крикнул: – Правда, Тодди?

Солдат, сидящий сзади, махнул рукой в знак подтверждения. Я нажал на газ. Нам предстояло проехать тридцать-сорок миль через пустыню до места, где нас ждал Кимон, торговец с черного рынка.

– Впереди танки, сэр, – заорал Тодди из кузова грузовика и со всей силы заколотил кулаками по крыше кабины. – Танки стоят! – кричал он, но было уже поздно.

На танках не горели огни. Мы на скорости миль пятьдесят врезались в стоявшие на дороге танки Шермана. До сих пор понять не могу, отчего вспыхнули баки с горючим.

Боб остановил «лендровер», мы вышли и постояли, любуясь пылающим закатом до тех пор, пока не исчезло солнце, а когда совсем стемнело, продолжили наш путь в Бейрут. Этим вечером мы нарядились и съели и выпили больше, чем полагалось бы. Впереди было три дня отдыха. Мы плавали и загорали, катались на водных лыжах и ездили в Библос и Три, и нам вместе было так хорошо, как никогда раньше.

Глава 15

Боб

Сайлас уехал в Бейрут, оставив нас с Лиз избавляться от нашей квартиры и сокращать багаж до размеров ручной клади, чтобы мы могли свободно перемещаться после окончания операции. В Лондоне нам будет слишком неуютно. Этот негодяй Спенсер разнесет все в пух и прах, когда поймет, что его надули.

Я потратил на него немного времени. Его старик купил ему по кусочку разных компаний, в которых он стал совладельцем. Это были компании, владеющие недвижимостью, из тех, что сносят старые улицы, чтобы соорудить там сверкающие отели. Сайлас называл это развитием. Правда, люди, выброшенные на улицу, называли это совсем иначе. Лягавые и всякие там чиновники из мэрии приходили выселять этих несчастных, чтобы предложить им взамен железную кровать в какой-нибудь вонючей ночлежке. Я бы, не дрогнув, свернул Спенсеру шею, не получив с этого ни пенса. И, конечно же, я вытащу из него четверть миллиона, даже если это будет последним делом в моей жизни. Даже если мне придется для этого пробраться в его квартиру на Итон-Сквер через кухонное окно, я все равно достану его. Для меня это вопрос чести.

Конечно, я не проявлял своих чувств. Лиз и Сайлас считали меня слишком неосторожным и безразличным, а я не стал их переубеждать. Временами я дразнил их, наблюдая за ними украдкой в те минуты, когда они думали, что я переигрываю.

Мы с Лиз отлично сошлись в последнее время. Она перестала вредничать, даже говорить стала как-то более по-человечески. Ну, я, разумеется, по ней с ума сходил, это вы уже, наверное, поняли. Высокие, ширококостные блондинки всегда нравились мне, а Лиз была лучше всех. Она всегда давала мне понять, что она не для таких, как я. Но за последнее время она сильно изменилась. Между ней и Сайласом все было кончено. И не нужно быть Филиппом Марлоу, чтобы понять это. Но она обращалась с ним слишком мягко. Я сказал ей об этом, но она разозлилась. Лиз сказала, что все еще любит Сайласа и всегда будет любить, но иногда со стороны виднее.

Нам было от чего избавляться. Ну куда деть «Британскую энциклопедию»? Не хотелось продавать ее по дешевке. Наконец Лиз сказала, что ее мать может присмотреть за некоторыми вещами. Я одолжил фургон у одного знакомого парня из Ислингтона и с его помощью погрузил все наши пожитки, чтобы отправить их к матери Лиз в Дорсет.

День для поездки выдался отличный. Как на картинке в календаре. Только там не было маленького, крытого соломой коттеджа. Мать Лиз вела хозяйство настолько по-английски, что оно напоминало съемочную площадку в Парамаунт: мальвы и спаниель, фасоль так красиво цветет. Мне даже захотелось попросить садовника сорвать нам парочку. Садовник!

Лиз постучала в дверь, пока я шел по садовой дорожке между двумя рядами каменных человечков, которые призывали:

– Гномы мира, воссоединяйтесь!

Дверь открыла мать.

– Вам нечего терять, кроме своих пьедесталов, – не очень удачно пошутил я.

Она только мельком взглянула на меня.

– Элизабет, дорогая, как приятно.

Это была седая пожилая леди около шестидесяти пяти в грубом твидовом костюме, шерстяных чулках и башмаках. Черно-белый пес затеял какую-то игру с моими шнурками. Они были кроликами, а он пытался спугнуть их.

– Милый песик, – сказал я, хватая его за шкирку.

– Не дразните собаку, – приказала миссис Мейсон. – Она может укусить.

– Это Боб, мама, – представила меня Лиз.

– Все это внесите через заднюю калитку, – велела мама, внимательно рассматривая мою одежду.

– Идет, миссис, – согласился я.

– Это Боб, мам, – повторила Элизабет. – Он работает с Сайласом. И со мной.

– Этот грузовик нельзя оставлять на дороге, – твердила свое мама. – Викарий не сможет выехать.

– Но я только разгружусь, – пояснил я.

– Аллея слишком узкая, – ответила миссис Мейсон, твердо намереваясь не уступать.

Я начал вынимать связки книг и вещи Лиз, сваливая их в кучу в гараже. Это было мрачное место, затянутое паутиной и покрытое пылью, где под грязным брезентом покоился утконосый «Моррис».

– Это машина полковника, – пояснила миссис Мейсон. – С введением ограничений на горючее он перестал на ней ездить.

– И когда это было? – поинтересовался я.

– В начале войны, – ответила Лиз.

– У полковника была служебная машина, поэтому он обходился без этой.

Миссис Мейсон величаво удалилась в дом. Я дыхнул на медный радиатор и рукавом протер маленькое окошко. Появилось мое отражение с огромным желтым носом.

– Пойдем попьем чаю, – предложила Лиз.

– Потрясное местечко! – восхитился я. – Никогда не видел более красивого домика.

– Тебе действительно нравится? – Вопрос Лиз прозвучал так, будто ее действительно волнует ответ.

– Конечно, – заверил я.

– Это очень хорошо. Я прожила здесь большую часть своей жизни. И мне трудно надолго отлучаться отсюда.

– Пошли, – позвала миссис Мейсон. – Вера уже накрыла стол к чаю.

– Кто такая Вера, твоя сестра?

Лиз фыркнула. Когда мы вошли в дом, на столе уже стояли пирожные и бутерброды.

– Хотите помыться? – спросила миссис Мейсон.

– Нет, все в порядке, – ответил я. – Я все сделал, когда мы останавливались в деревне.

– Не задирайся, – шепнула Лиз. Она знала, когда я начинал ехидничать.

– Хорошо, – согласился я и пошел умываться.

Весь дом был разделен неимоверным количеством занавесок и комнатных растений на темные крошечные клетушки. Повсюду висели старые фотографии, а в ванной валялись номера журнала «Сельская жизнь».

– А нельзя ли попить чай в саду, мамуля? – спросила Лиз.

– Полковник не имел обыкновения пить чай в саду. Все так меняется. Чай прекрасный. – Вошла горничная одетая в черно-белую форму со старомодным накрахмаленным кокошником. – Еще кипятку, – попросила миссис Мейсон. – И нарежьте медовый пряник. – Миссис Мейсон держала серебряный чайничек и раздавала угощения и советы.

– Я съем весь ваш медовый пряник и печенье, – извиняясь, сказал я.

– Не имеет значения, – ответила миссис Мейсон. – Полковник мог съесть весь мой пряник за один прием.

– Судя по рассказам, полковник – выдающаяся личность, кем бы он ни был.

– Он был моим отцом, – пояснила Лиз. – Мы всегда называем его полковником. Он погиб во время войны.

– Сочувствую, – сказал я.

– Он воевал вместе с Сайласом, – объяснила Лиз.

– Мой муж командовал танковой частью, – продолжила миссис Мейсон. – Они попали под сильный артобстрел. Полковник выбрался из танка, и его убили, когда он пытался помочь раненному солдату. Он получил Крест Виктории.

– А Сайлас был с ним? – спросил я.

– Да, – кивнула Лиз. – Сайлас был капитаном в подразделении отца. Он находился меньше чем в полумиле от отца в тот день. Тогда танковая часть понесла серьезные потери. Никто так и не узнает, что именно произошло, из части отца никого не осталось в живых, кроме Сайласа. Именно он представил рапорт, по которому отца посмертно представили к Кресту Виктории.

– Об этом я ничего не знал. То есть о том, что Сайлас воевал с твоим отцом.

– Именно так я и познакомилась с ним, – пояснила Лиз. – Он навещает мою мать, когда приезжает в Лондон.

– Милый мальчик, – вступила миссис Мейсон. – Помню его в тридцать девятом году. Он был молодым и очень застенчивым. Полковник часто приглашал сюда молодых офицеров на обед, чтобы поболтать с ними в домашней обстановке, не в казарме. Он говорил, что это поддерживает боевой дух.

– Меня еще на свете не было, когда Сайлас впервые пришел в этот дом, – сказала Лиз.

– Он был милым мальчиком, – повторила миссис Мейсон.

– Так ты знала своего отца? – спросил я.