Император и ребе, том 1 - Залман Шнеур

Глава восемнадцатая

Суворов

1

Три дня и три ночи реб Йегошуа Цейтлин носился за занятым фельдмаршалом по его ставке на Дунае. Казалось, что полководец играет с ним в догонялки: «Ку-ку, вот я! Лови, ну!.. И вот меня нет…»

Ничего удивительного в этом не было, ведь то, что у нормального человека было днем, у Суворова было ночью; когда все обедали, он спал; когда все спали — пел. Когда все просыпались и слегка перекусывали, он усаживался за ужин с водкой и мясом…

На третий день реб Йегошуа Цейтлин уже совсем потерял надежду получить защиту у преемника Потемкина и лег довольно поздно с твердым намерением уехать завтра обратно… И вдруг его пробудил ото сна громкий крик петуха. Петух закричал раз, потом другой, громче, при этом он громко хлопал крыльями.

Реб Йегошуа проснулся, зажег ночник и увидел в окошке силуэт человека. Он выскочил, чтобы снять цепочку с двери, и спросил:

— Кто это?

— Свои, — ответил ему дружелюбный голос, и в его скромную квартирку, похожую на все квартирки этой разоренной войной местности и представлявшую собой лачугу, сколоченную из досок и обмазанную глиной, вошел худощавый человек с седой головой, в ночной рубахе до пят, сшитой из простого крестьянского полотна. При желтоватом свете чадившего ночника реб Йегошуа Цейтлин разглядел характерное лицо, высохшее, как пергамент, с великолепным носом, с растрепанными кудряшками надо лбом и с холодными, словно замерзшими глазами, на самом дне которых тем не менее горели смеющиеся огоньки. В странном госте он тут же узнал «помешанного» фельдмаршала, которого уже не раз видел в генеральном штабе у Потемкина, того самого фельдмаршала, за которым здесь безуспешно гонялся несколько дней подряд. Реб Йегошуа Цейтлин даже заподозрил, что только что кукарекал не какой-нибудь полуночный петух, а сам Суворов и при этом хлопал в ладоши, изображая петушиные крылья. Это была одна из его любимых штучек.

— Ваше сиятельство! — отступил назад реб Йегошуа Цейтлин и поклонился.

Суворов набежал на него, путаясь в своей длинной ночной рубашке, как в юбке, и прикрыл ему рот своей костлявой ладонью:

— Ш-ш-ш!.. Какое «сиятельство»? Я простой солдат.

Изображая из себя «простого солдата» и не давая реб Йегошуа Цейтлину выговорить ни слова, он пригласил его на шесть часов к обеду. За едой они заодно и поговорят обо всем. Рекомендации Григория Александровича, Царство ему Небесное, он уже прочитал…

Ровно в шесть вечера наряженный в новую бекешу со знаком польского «советника двора» на груди — белый орел на красной эмали, реб Йегошуа Цейтлин уже был в ставке фельдмаршала. Однако лакеи не захотели его впускать. Они просто посмеялись над ним:

— Да кому это не известно, что генерал-аншеф Суворов обедает в шесть часов утра, а не в шесть часов вечера?!

На следующий день реб Йегошуа Цейтлин пришел уже за полчаса до шести утра и попросил доложить фельдмаршалу о себе. Его проводили в маленькую боковую приемную, выходившую двумя окнами на зеленую некошеную поляну. Одно окно было открыто, и в него веяло пронизывавшей до костей утренней прохладой.

Приемная была бедной, обставленной простой крестьянской мебелью. Жесткие некрашеные скамьи стояли у стен, а точно такой же угловатый стол — посреди комнаты. Украшен здесь был только кусок стены между двумя окнами. Он был обит красным бархатом, а на бархате — портрет матушки Екатерины в горностаевой мантии. Портрет был оправлен в округлую позолоченную раму. Точно такой же был у Потемкина в штабе. Наверное, оба фельдмаршала заказывали портреты у одного художника…

И еще до того, как реб Йегошуа Цейтлин отыскал более-менее удобное место, где мог бы присесть, его уши услыхали бодрое и гулкое ржание жеребца… Он выглянул в открытое окно и не поверил глазам: по заросшей травой поляне, все еще покрытой густой утренней росой, катался голый человек и ржал: «И-го-го!..» — с таким наслаждением, что и настоящий жеребец позавидовал бы.

И чем ближе подкатывался голый человек, тем виднее было его тощее тело, тем отчетливее была заметна седина в растрепанной шевелюре, тем узнаваемее становилось его пергаментное лицо. Реб Йегошуа Цейтлин подумал, что, если он не ошибается, это и есть тот самый «простой солдат», который нанес ему визит посреди ночи в одной ночной рубахе и пригласил его на сегодняшний утренний обед…

Реб Йегошуа Цейтлин содрогнулся: не лишился ли ума этот генерал-аншеф? Закусив губу, он принялся искать возможность убраться отсюда. Потихоньку открыв дверь, реб Йегошуа Цейтлин увидал двух солдат в фартуках, их огрубевшие лица были повернуты к поляне. Оба смотрели на ту же сцену, что и он… Однако солдаты казались спокойными. Младший даже держал большую развернутую простыню, поджидая промокшего ржущего человека, чтобы вытереть его.

— Вишь, как его сиятельство разбираеть! — махнул младший солдат простыней.

— Грудям здорово! — пробурчал немного обиженно старший, бородатый солдат, желая этим сказать, что купание в росе не только приятно его сиятельству, но и полезно для его груди…

Смущенный реб Йегошуа Цейтлин вернулся в приемную.

2

На этот раз он дождался. Через четверть часа его пригласили в столовую, обставленную не богаче, чем приемная. В утренней полутьме он увидал Суворова, одетого в зеленый поношенный армейский сюртук поверх желтого шелкового камзола, в белом парике, с золотой фельдмаршальской звездой на лацкане и в высоких блестящих ботфортах до колен. Суворов тут же бросился к реб Йегошуа Цейтлину, обнял его в соответствии с русским обычаем, сделал вид, что хочет расцеловать. И… не расцеловал.

Увидав, что его гость в цивильной бекеше немного растерян, он дружески усадил его возле себя и принялся благодарить, благодарить немного чересчур горячо за то, что тот обеспокоил себя, чтобы разделить с ним скромную трапезу…

Реб Йегошуа Цейтлин открыл рот, хотел извиниться, что он… как еврей… религия… Но Суворов не дал ему произнести ни слова. Он подмигнул молодому солдату в фартуке, своему денщику, который только что обтер его простыней. Тот сразу же налил два больших бокала с красноватым напитком и подал.

Суворов поднял свой бокал, по-свойски чокнулся с бокалом реб Йегошуа Цейтлина и тут же опрокинул себе в рот и глотнул так, что зашевелилась тощая шея. Он проглотил красноватый напиток, как воду.

Теперь гостю уже неудобно было воздерживаться… и реб Йегошуа Цейтлин отпил было от своего бокала вслед за генерал-аншефом… Но как только красноватый напиток коснулся его языка и нёба, поперхнулся и ужасно закашлялся. Ему показалось, что в горле