Перебежчик - Бернард Корнуэлл

— Она падшая женщина! — закричала миссис Гордон, — и вы привели ее в мой дом!

— Господь наш общался с грешниками, — попытался слабо возразить преподобный Джон Гордон.

— Но он не подавал им чай! — миссис Гордон невозможно было переубедить. Она повернулась к Адаму. — А что касается вас, мистер Фалконер, то я шокирована вашими друзьями. По-другому просто не скажешь. Шокирована.

Адам бросил на Старбака полный угрызений совести взгляд:

— Это правда?

— Салли — мой друг, — ответил Старбак. — Близкий друг. Я горжусь своим знакомством с ней.

— Салли Траслоу! — воскликнул Адам, наконец-то воскресив в памяти личность мисс Ройял.

— Вы хотите сказать, что знаете эту женщину? — накинулась на Адама миссис Гордон.

— Он меня не знает, — устало отозвалась Салли.

— Я вынуждена поставить под сомнение, являетесь ли вы подходящей парой для моей дочери, мистер Фалконер, — нажимала на Адама миссис Гордон. — Этот вечер — просто провидение Господне, возможно, он показал ваше истинное нутро!

— Я сказала, что он меня не знает! — настаивала Салли.

— Вы ее знаете? — спросил Адама преподобный Джон Гордон. Адам дернул плечами:

— Ее отец когда-то был одним из арендаторов моего. Это было давно. А после этого я ничего о ней не знаю.

— Но вы знаете мистера Старбака, — миссис Гордон еще не вытащила из Адама достаточную долю сожалений. — Вы хотите сказать, что одобряете его знакомства?

Адам посмотрел на своего друга.

— Уверен, что Нат не знает о роде занятий мисс Траслоу.

— Я это знал, — возразил Старбак. — И как я уже сказал, она мой друг, — он обнял Салли за плечи.

— И вы одобряете выбор вашего друга? — миссис Гордон потребовала у Адама ответа. — Одобряете, мистер Фалконер? Потому что я не могу допустить, чтобы моя дочь была связана, хоть и вполне благопристойным образом, с человеком, который общается с приятелем падшей женщины.

— Нет, — ответил Адам, — не одобряю.

— Ты совсем как твой отец, — сказала Салли. — Гнилой изнутри. Если бы у вас, Фалконеров, не было денег, вы бы были хуже собак, — она высвободилась из рук Старбака и выбежала под дождь. Старбак повернулся, чтобы последовать за Салли, но был остановлен миссис Гордон.

— Сейчас вы делаете свой выбор! — предупредила она. — Это вечер выбора между Господом и дьяволом, мистер Старбак!

— Нат! — поддержал миссис Гордон Адам. — Дай ей уйти.

— Почему? Потому что она шлюха? — Старбак почувствовал, как на него накатывает гнев, настоящая ненависть к этим ханжеским свиньям.

— Я сказал тебе, Адам, что она мой друг, а друзей бросать нельзя. Будь вы все прокляты, — он побежал вслед за Салли, нагнав ее у края барака, где грязный склон парка Чимборасо круто сбегал вниз, к Кровавому Ручью, рядом с которым проходили городские дуэли.

— Прости, — сказал он Салли, снова взяв ее под руку. Она шмыгнула носом. Дождь намочил ее волосы и испортил прическу. Она плакала, и Старбак прижал ее к себе, накрыв алой подкладкой своей шинели. Дождь жалил его в лицо.

— Ты был прав, — приглушенно пробормотала Салли. — Нам не следовало туда идти.

— Им не следовало вести себя подобным образом, — ответил Старбак. Салли тихо всхлипывала.

— Иногда я просто хочу быть такой, как все, — выговорила она сквозь слезы.

— Просто хочу иметь дом и детишек, ковер на полу и яблоню в саду. Я не хочу жить, как отец, и не хочу быть тем, кто я сейчас. Только не навсегда. Я просто хочу быть обыкновенной. Ты понимаешь, о чём я, Нат? — она подняла на него глаза, ее лицо освещали огни кузниц, круглосуточно горевшие у реки, на противоположной стороне ручья.

Он погладил ее по мокрому от дождя лицу.

— Понимаю, — сказал он.

— А разве ты не хочешь быть как все? — спросила она.

— Иногда.

— Боже, — она отпрянула от него, вытерла нос и смахнула мокрые волосы со лба.

— Я надеялась, что скоплю достаточно денег, чтобы после войны открыть магазинчик. Ничего особенного, Нат. Галантерея, что-то вроде того. Я коплю деньги, ну знаешь, чтобы быть как все. Не выделяться. Не быть какой-то «мисс Ройял», просто быть, как все. Но отец прав, — встрепенулась она в новом порыве мстительности, — в этом мире люди делятся на два типа. На овец и волков. На овец и волков, Нат, а себя не изменить. А они там все овцы, — она с презрением указала через плечо в сторону бараков.

— И твой приятель тоже. Весь в отца. Он боится женщин, — замечание было на редкость уничижительным.

Старбак снова притянул ее к себе, уставившись через покрытый тенью Кровавый Ручей туда, где на рябой от дождя поверхности воды отражались кузнечные огни. До сего момента он не осознавал, насколько одинок был в этом мире. Изгой. Одинокий волк, сам за себя.

Точно такой же была и Салли. В поисках независимости нарушившая правила благопристойного общества и посему отвергнутая им. Ее никогда не простят, как не простят и Старбака.

Но раз так — значит, он будет сам за себя. Он наплюет на людей, отвергнувших его, став солдатом, лучшим из лучших. Он знал, что его спасение на Юге в этом и заключается — никому не было до него дела, пока он яростно сражался.

— Знаешь, Нат, — произнесла Салли. — Я думала, у меня есть шанс. Знаешь, настоящий шанс, что я смогу быть… хорошей.

Она пылко акцентировала последнее слово.

— Но они не хотят принимать меня в свой мир, правда?

— Тебе не нужно их одобрение, чтобы быть хорошей, Салли.

— Теперь мне плевать. Когда-нибудь они еще будут умолять меня, чтобы я позволила им ступить на мой ковер, вот увидишь.

Старбак улыбнулся в темноте. Шлюха и неудавшийся вояка, они объявили этому миру войну. Наклонившись, он поцеловал мокрую от дождя щеку Салли.

— Надо отвести тебя домой, — сказал он.

— В твою комнату, — ответила Салли. — Работать меня сейчас не тянет.

Где-то внизу на улице тронулся поезд. Пылающий отблеск паровозной топки мерцал среди влажной травы за ручьем. Локомотив тянул за собой вагоны с боеприпасами, предназначавшимися для отправки на полуостров, туда, где тонкая линия обороны мятежников сдерживала целую орду. Старбак довел Салли до дома и уложил в свою постель.

В конце концов, он был грешником, а эта ночь явно не подходила для покаяния. Салли ушла от Старбака только после часа ночи. Так что нагрянувшие солдаты застали Старбака в постели одного.

Спал он как убитый, и потому первым осознанным им признаком вторжения стал треск вышибаемой наружной двери. В комнате было темно.

Он пытался нащупать револьвер под громкий топот на лестнице, и стоило ему наконец потянуть рукоятку из кобуры, как дверь с грохотом распахнулась, и яркий свет фонарей осветил крошечное темное помещение.

— Опустил оружие, парень! Опустил! — все одетые в мундиры солдаты были вооружены винтовками с примкнутыми штыками. В Ричмонде примкнутый штык являлся символом «бандюг» — военных полицейских генерала Уиндера. Старбак, не будучи дураком, послушно выпустил револьвер.

— Ты Старбак? — спросил человек, приказавший опустить оружие.

— Кто вы? — Старбак прикрыл глаза. Комнату освещали три фонаря, и она казалась набитой взводом солдат, не меньше.

— Отвечай на вопрос! — рявкнули на него в ответ. — Ты — Старбак?

— Да.

— Взять его, быстро!

— Да дайте мне хоть одеться, Господи!

— Шевелитесь, ребята!

Двое мужчин схватили Старбака, стащили с кровати и весьма чувствительным и болезненным толчком приставили к стене, с которой потихоньку сыпалась штукатурка.

— Накиньте на него одеяло, ребята, а то даже лошади покраснеют. Капрал, наручники на него!

Зрение Старбака привыкло к свету, и он разглядел старшего офицера — капитана с темной бородой и широкой грудью.

— Да какого дьявола…, - запротестовал было Старбак, когда капрал извлек кандалы и цепи, но удерживавший Старбака солдат снова грубо прижал его к стене.

— Молчать! — прогремел капитан. — Забирайте всё, ребята, всё.

Бутылку в качестве улики я тоже заберу, спасибо, Перкинс. Все бумаги аккуратно сложить. Сержант, ты за это отвечаешь. Так, Перкинс, вон ту бутылку тоже мне, — капитан опустил бутылки виски в объемные карманы своего мундира и спустился вниз по лестнице.

Старбак, закованный в цепи и закутанный в жесткое серое одеяло, заковылял за капитаном через каретный сарай на Шестую улицу, где в свете уличного фонаря их ожидала черная повозка с четверкой лошадей. Дождь не прекращался, и фонарь освещал выдыхаемые лошадьми клубы пара.

Церковные часы пробили четыре. Прогрохотало поднятое окно на тыльной стороне дома.

— Что происходит? — прокричал женский голос. Старбак подумал, не Салли ли это, но наверняка сказать не мог.

— Ничего, мэм! Возвращайтесь в постель! — ответил капитан и толкнул Старбака к подножке экипажа. Сам он с тремя солдатами полез следом. Остальные по-прежнему копались в комнате Старбака.