o 7cd5ecbb508da27d - Loner-XP

ребенок вновь пронзительно заплакал. Ему стала подвывать и Элла, державшая малыша на

руках. Выйдя из дома, Тед почувствовал, что его вот-вот вывернет, к горлу подступила

тошнота.

Он перегнулся через перила крыльца и сблевал. Затем, вытерев рот рукой, сунул пистолет в

карман и, ухватившись за перила, осторожно спустился с лестницы. Он направился к пикапу, который выглядел для него мутным пятном.

Нет, на сей раз Доусону не уйти.

Эби наблюдал из окна своего дома, как Тед тащился к пикапу. Ему было ясно, куда

направляется Тед, пусть даже тот вилял то влево, то вправо, не в состоянии идти по прямой.

Как ни отвратительно чувствовал себя Эби прошлой ночью, наутро впервые за несколько

последних дней ему стало лучше. Наверное, ветеринарные пилюли все же подействовали: температура прошла, и хоть к ране на животе все еще было больно прикоснуться, она

выглядела уже не такой красной, как вчера.

Не сказать, чтобы он чувствовал себя на все сто. Вовсе нет. Но гораздо лучше, чем Тед, это

уж точно. И меньше всего ему хотелось, чтобы остальные родственники видели состояние

Теда. Эби уже слышал разговоры о том, что Доусон снова одолел Теда, и это плохо. Потому

что люди могут задуматься, а не удастся ли и им тоже одержать над Тедом верх, и уж чего-

чего, а этого ему сейчас совершенно не надо.

И кто-то должен пресечь это на корню. Открыв дверь, Эби направился к брату.

17

Отмыв грязный после дождя «стингрей», Доусон положил шланг и пошел на зады дома Така, к реке. Днем потеплело. Кефаль уже не прыгала над водой - для этого стало слишком тепло, -

и речная гладь выглядела абсолютно безжизненной и гладкой, как стекло. Доусон поймал

себя на том, что вспоминает последние проведенные с Амандой минуты.

После того как она оставила его, он еле удержался, чтобы не броситься вслед за ней, не

попытаться еще раз уговорить ее остаться с ним. Хотелось еще раз сказать ей, как сильно он

ее любит. Но вместо этого он просто стоял и смотрел ей вслед, в глубине души сознавая, что

видит ее в последний раз. Как, черт возьми, так вышло, что он снова упустил ее?

Не стоило ему возвращаться в родные края. Он тут чужой, и всегда был чужим. Ему больше

нечего тут делать, пора уезжать. Доусон знал, что, оставаясь здесь так долго, он искушает

судьбу. Развернувшись, он прошел вдоль дома к своей машине. Нужно было сделать еще

одну, последнюю, остановку в городе, и после этого он покинет Ориентал навсегда.

Аманда не знала, как долго просидела 8 комнате наверху. Час, два, может, дольше. Всякий

раз, выглядывая из окна, она видела сидящую внизу на веранде с открытой книгой на коленях

мать. Еда была прикрыта от мух салфетками. С тех пор как Аманда вернулась домой, мать ни

разу не поднялась наверх, посмотреть, как там Аманда, но та этого и не ждала. Они

достаточно хорошо знали друг друга, чтобы понимать: Аманда сама спустится, когда будет

готова.

Чуть раньше звонил с поля для гольфа Фрэнк. Он был лаконичен, но Аманда почувствовала, что он выпил. За десять лет она мигом научилась его распознавать. Разговаривать ей не

хотелось, но он этого не заметил. Не потому, что был пьян - а он был пьян, - а потому, что, несмотря на ужасное начало игры, в итоге ему удалось загнать мяч в четыре лунки, не

превышая пар. Наверное, впервые Аманда была рада, что он набрался: к ее возвращению он

так устанет, что скорее всего уснет, прежде чем она ляжет в постель. Уж чего-чего, а

сексуальных поползновений с его стороны ей совсем не хотелось. Этого она сегодня просто

не вынесет.

Спуститься вниз, однако, она была не готова. Вместо этого она поднялась с кровати и

отправилась в ванную, где, порывшись в аптечке, нашла пузырек «Визина». Она закапала

несколько капель е свои красные, распухшие глаза и расчесала волосы. Внешность от этого

не улучшилась, но ее это мало волновало: она знала, что Фрэнк ничего не заметит.

А вот Доусон заметил бы. И при нем ей было бы небезразлично, как она выглядит.

Пытаясь не давать волю чувствам, она снова вернулась мыслями к нему, как делала это

постоянно с тех пор, как вернулась домой. Бросив взгляд на свои вещи, она заметила угол

конверта, который выглядывал из ее сумочки. Вытащив его, она заметила на нем свое имя, нацарапанное дрожащей рукой Така. Снова опустившись на кровать, Аманда открыла

конверт и достала оттуда письмо, отчего-то будучи уверенной, что Так знал все ответы на

интересующие ее вопросы.

«Дорогая Аманда!

Читая это письмо, ты скорее всего будешь находиться перед самым трудным в своей жизни

выбором, когда кажется, что твой мир распадается на части.

Не удивляйся, что я об этом знаю. Ведь я за последние годы очень хорошо тебя узнал и

переживал из-за тебя, Аманда. Но письмо не о том. Не мне давать тебе советы, и вряд ли я

смогу тебя утешить. Вместо этого мне хотелось рассказать тебе историю. О нас с Кларой. Ты

этой истории не слышала - я не знал, как тебе все это сказать. Мне было неловко, а еще

больше я боялся, что ты сочтешь меня лгуном и перестанешь навещать.

Клара для меня не была призраком. Я ее отчетливо видел и слышал, поэтому не могу сказать, что этого не было. Все, что я написал вам с Доусоном в письме, правда. Я увидел ее в тот

день, когда вернулся домой из коттеджа, и чем старательнее я ухаживал за цветами, тем более

живым становился для меня ее образ. Любовь способна многое одушевить. На самом деле в

глубине души я, конечно, понимал, что Клары нет. А видел и слышал ее я, потому что хотел

этого, потому что тосковал по ней. Она, безусловно, являлась только в моем воображении, не

более того, хотя мне очень хотелось обмануть себя, поверить в ее существование.

Наверное, ты удивишься: зачем я говорю тебе об этом сейчас? Поэтому перейду к делу. Мы

поженились с Кларой, когда мне было семнадцать, и прожили вместе сорок два года. Наши

жизни, да и мы сами за это время переплетались, сливались воедино, образовав одно

нераздельное целое. Те двадцать восемь лет, которые я прожил после ее смерти, так измучили

меня, что многие, кто знал меня, в том числе и я сам, решили, будто я совсем свихнулся.

Ты еще молода, Аманда, хотя, возможно, и не ощущаешь этого, но для меня ты сущее дитя, и

тебе еще жить да жить. Послушай меня, вот я жил и с реальной Кларой, и с призрачной. Одна

наполняла мою жизнь радостью, а другая была лишь ее бледным отражением. Если ты сейчас

отвернешься от Доусона, то с тобой будет жить лишь призрак того, кто бы мог принадлежать

тебе реально. Имей в виду, что от наших решений неизбежно страдают невинные люди.

Назови меня старым эгоистом, но я никогда не хотел, чтобы ты страдала.

Так».

Аманда снова спрятала письмо в сумку. Она сознавала, что Так прав. Она настолько остро

почувствовала справедливость его слов, что ей стало трудно дышать.

В каком-то отчаянном порыве, суть которого она сама не вполне понимала, Аманда собрала

вещи и спустилась с ними вниз. Обычно она оставляла их у двери до тех пор, пока Аманда

снова спрятала письмо в сумку. Она сознавала, что Так прав. Она настолько остро

почувствовала справедливость его слов, что ей стало трудно дышать.

В каком-то отчаянном порыве, суть которого она сама не вполне понимала, Аманда собрала

вещи и спустилась с ними вниз. Обычно она оставляла их у двери до тех пор, пока

окончательно не будет готова ехать. Теперь вопреки обыкновению она нажала на ручку двери

и сразу проследовала к машине.

Забросив вещи в багажник, она обошла вокруг автомобиля и лишь тогда заметила, что мать

наблюдает за ней, стоя на веранде.

Аманда не произнесла ни слова. Мать тоже. Они просто молча смотрели друг на друга, и

Аманда каким-то сверхъестественным образом почувствовала, что мать знает о

происходящем с ней и о том, куда она собралась. Но все это не имело никакого значения - у

Аманды в ушах звучали слова Така. Она знала одно: нужно найти Доусона.

Вряд ли она застанет его у Така: помыть машину недолго, а учитывая, что за ним охотятся его

двоюродные братья, он надолго 8 городе не останется.

«Он, кажется, говорил еще об одном месте, куда может заехать...» - внезапно, сами собой в

сознании у Аманды возникли слова, и она села за руль, точно зная, где может найти его.

На кладбище Доусон вышел из машины и коротким путем направился к могиле Дэвида

Боннера.

Раньше он всегда приезжал на кладбище, выбирая самое безлюдное время, стараясь

соблюдать анонимность и как можно меньше бросаться людям в глаза.

Сегодня это оказалось невозможно. В выходные на кладбище всегда много народу, и между

могилами бродили многочисленные посетители. Никто, казалось, не обращал на Доусона

внимания, но он тем не менее шел, не поднимая головы.