Виноватых бьют - Сергей Кубрин

уже миллион баллов, и радуется, когда я НЕ беру пиво или сигареты.

Если честно, я не очень люблю, когда у неё рабочая смена. Хотел сегодня бутылочку пива выпить – а не взял, неудобно как-то.

* * *

Телефон третий день требует провести «очистку мусора». Боюсь нажимать, мало ли что.

* * *

Начальник ругается, никак не откроет входную металлическую дверь. Там кнопка есть. Заедает немного.

– Надо нежнее, – говорю, а сам стою жду, когда он уже.

– Нежнее ты с женщиной будешь.

Открыли. Идём.

– Любая женщина, – говорю, – как свежая могила.

– Ещё чего скажешь, – не понимает полковник.

…Дежурные сутки. Заявители, все дела.

«Любая женщина – как свежая могила…»[2] – слышу из коридора.

– Чего это он? – спрашивает оперативник.

– Стихи читает, совсем плохой стал.

– А у тебя, кстати, в «Молодёжи» ничего нового не вышло?

– В «Юности»? – уточняю на всякий.

– Да-да, – виновато смотрит опер, – в «Юности».

Не отдел, а литературный кружок какой-то.

* * *

Весь день думал: почему же так жарко, господи? Потом решил, что Господь Бог здесь ни при чём. Как и во всём остальном.

Бог не есть ответ, но бог есть вопрос.

Сидишь иногда уставший, помятый, вырванный, нелепый, какой-нибудь ещё, кое-какой – никакой, короче. И слышишь – не наяву, но слышишь: «Ну как, жарко тебе?», – и молчишь, и не собираешься отвечать.

И, и, и. Бог есть союз; кажется, соединительный. Не знаю, не помню, я в школе учился хорошо, но мне лишь задавали вопросы.

* * *

– Виноват, – сказал я, когда последним упал в строй.

– Виноватых пиздят, – категорично ответил сержант Горбенко.

С тех пор я никогда не извинялся, никогда не признавал вину. Никто меня больше не трогал.

Хочу нарастить выбитый зуб, но боюсь, что забуду, каково мне было.

Всегда и во всём виноват ты сам.

* * *

Допрашивал свидетеля, молодую маму. Пришла с ребёнком – мы после вас на детский праздник, говорит. Мальчик Егорка. Год с небольшим.

Когда настало время читать и подписывать протокол, девушка смело протянула мне Егорку. Я сперва растерялся, а потом с Егоркой мы гуляли по отделу. Показывал ему всякие интересности. Крохотный такой. Внимательно слушал мои истории про преступников и смеялся.

* * *

Спросил у начальника, можно ли стать красивым, богатым и знаменитым.

– Посмотри на меня, – ответил начальник.

Нельзя, короче.

* * *

В 23:58 поступил вызов. Никогда ещё Новый год не был так близко.

* * *

Весь вечер пью пиво, а пиво не кончается. Даже не знаю, что делать. Никогда не был в такой ситуации.

* * *

Перечитывал свой текст (чтобы двинуться дальше). Уснул на середине. Интересно получается.

* * *

В первом часу ночи зашёл к начальнику.

– Разрешите, – говорю, а сам вхожу без разрешения.

Я – дежурный следователь. Он – ответственный за весь отдел.

– Чего тебе, Кубрин?

Сидит в спортивных штанах, в толстовке с надписью «Россия». Кино какое-то смотрит, ментовские войны или что-то.

Спросил, как быть. Не могу доказать вину, и всё прочее.

– Сахар есть? – спрашивает.

Пили кофе, смотрели НТВ. Потом позвонил дежурный и сказал, что нужно куда-то ехать, что-то опять случилось.

– Заебали, – подытожил начальник.

Так посмотришь – нормальный человек. Неудобно даже.

* * *

Общаюсь с одним. Говорит:

– Я за неделю был на двух конференциях – сначала в Тель-Авиве, потом в Берлине. А ты что, как?

– Я?.. Я за день побывал в двух притонах: сначала в алко, потом в нарко.

* * *

Литература ничем не отличается от девушки. Ты должен отвечать за слова, быть мужественным и верным. Обещал – женись. Иначе не получишь ничего.

Порядочная девушка. Но иногда ведёт себя как сука.

* * *

Если дослужиться до майора, то похоронят за счёт государства.

Ну, так себе, конечно, мотивация.

* * *

Пришёл начальник и сказал, что нужно допросить двоих. А я уже ботинки почистил, сейф закрыл.

Хотел что-то придумать. Не придумал.

Фантазии – никакой, тоже мне писатель…

– Двоих, значит.

– Двоих, – говорит, – ещё адвокаты. Ну, разберёшься.

Сижу. Разбираюсь.

Пятница, вечер. Мне бы то, а я здесь это.

Пишу ему смс, что после одиннадцати не продадут.

«Тебе какое?» – спрашивает.

Хороший начальник. Лучший.

* * *

Вчера какие-то великозвёздные сотрудники учили меня жизни, пытаясь объяснить, что нужно делать выбор: либо служба, либо литература.

Иногда меня учат жизни крутые писатели: требуют определиться, потому что литература не прощает, а служба не красит.

Было время, когда я слушал и этих полковников, и тех писателей. Я даже переживал когда-то. Теперь первым говорю, что мне безразлично их мнение (звёзды падают), а вторым улыбаюсь в ответ и молчу.

* * *

После того как дед посадил репку, он решил написать книжку, потому что репка сидела ни за что, а литература якобы спасает.

* * *

Начальник раздаёт бумагу. Каждому по пачке.

– Товарищ подполковник… – хочу обратиться, не успеваю.

– Понял-понял, – говорит, – писателям по две.

Дают – бери. Не поспоришь.

* * *

В Хосте[3] – тут я теперь живу и служу – очень всё неторопливо, и очень все неторопливые. Зайдёшь, например, в «Вареники» за варениками, или, например, в гастроном за курабье, или в «Магнит» какой-нибудь зайдёшь, – так простоишь там недели две, прежде чем.

Я человек нервный, психованный, суетной. Мне надо жить быстро, непонятно и сразу. А тут не знаю даже, как.

«Вам пакет большой или маленький?»

«Маечку – не-маечку?»

«Две оплаты будет».

«На вторую кассу пройдите».

Мне большую маечку, пожалуйста, и побыстрее.

Нервный, как ни крути, психованный.

Пошёл я, значит, в аптеку.

После каждых дежурных суток – голова к хуям. Сам-то привык, а эти – нет.

– Здравствуйте, – говорю, – элеутерококк, пожалуйста.

По слогам так, правильно.

– Элеутерококка нет, – улыбается очередная, даже не посмотрев по своему компьютеру, есть или нет действительно, будто знает наверняка, словно каждый день кто-то приходит и берёт этот долбаный элеутерококк.

А мне как бы надо. После суток – всегда разрывается. Никак не разорвётся.

Стою молчу, не ухожу.

– Элеутерококк, говорите?

– Элеутерококк, – говорю.

– Тридцать два рубля пятьдесят копеек, – улыбается, – оплата картой?

Поднялся я, значит, в свой дом на горе. У меня тут холодильник настоящий и кровать с одеялом. Ну, думаю, сейчас одну столовую ложку – и спать.

Разделся, умылся, хряпнул прямо из горлышка – нет у меня никакой ложки. Чувствую: не элеутерококк. Слишком приторный, сладкий.

Хожу злюсь, на аптекаршу грешу: шипящими, шумящими, всеми сразу.

Выпил я, короче, какой-то «Ротокан» –