Возвышение Бонапарта - Альберт Вандаль

В данный момент разбойничество раcпространено повсеместно, но мятеж пока в скрытом состоянии. Действительно, верны республике только города с домами, опустошенными бомбами великой войны. – Нант, из страшных ран которого еще сочится кровь, Мане, Лаваль, Ванн, Брест, Ренн, главные города департаментов и кантонов, обнесенные стенами, охраняемыми как в феодальные времена, да их пригороды (bourgs), где расквартированы национальные войска. Вне этих оплотов республики, шуанство стелется по земле в глубине излучин Анжу и Мэна, по поросшим мелким кустарником ландам Бретани, в лесистых лощинах, между диким терном и вереском, меж громоздящихся одна на другую гранитных глыб; оно разбросано по деревушкам, приплюснутым к земле; по хуторам; оно притаилось за береговыми утесами, за каждой выемкой этого берега, искрошенного на мельчайшие острова, в которых не разберешь, где земля, где вода; оно иной раз прячется в чуланах вместе с порохом и свинцом, или в подпольях и тайниках. И из всех этих убежищ оно ежеминутно выходит, чтобы нанести неожиданный удар, чтобы грабить, убивать и мелкими нападениями врасплох тревожить врагов.

Эти шуаны, внезапно появляющиеся при свете ружейной пальбы и тотчас исчезающие, оставляя позади себя трупы, кажутся каким-то кошмаром. Их знают не столько по именам, сколько по кличкам. Среди них есть герои, есть и бандиты, и нередко трудно бывает отличить одних от других; есть люди, поражающие своей беззаветной удалью; но большинство норовит подстеречь, напасть из засады, захватить врасплох; таков уж их военный обычай. Ночные птицы, они кружат во мраке около жилья и нежданно бросаются на добычу. Когда же чувствуют, что сила на их стороне, показываются среди бела дня, нападают на жандармские бригады, даже, расхрабрившись, на отдельные деташементы.[314] Они объявили войну деревенским патриотам, муниципальным чиновникам, покупщикам национальных имуществ, священникам, присягнувшим конституции; они служат делу мести – политической, частной, религиозной. Кроме того, их задача – не дать населению успокоиться, примириться и взяться за работу; они угоняют скот, врываются на площадь в базарные дни, разгоняют торговцев, съехавшихся на ярмарку. Иногда они произносят приговор над известной группой обывателей, над целым селением, и нередко столб дыма на горизонте, красный у основания, говорит о пожаре деревни. Республиканцы, со своей стороны, не отстают. Их притеснения, разбой, расстреливание пленных, отсутствие дисциплины в некоторых корпусах достойны подвигов шуанов. Те и другие ведут войну, как дикари, с уловками, достойными апачей, с изощренной жестокостью и гнуснейшими военными хитростями. Синие мундиры организуют роты поддельных шуанов, с целью сделать настоящих ненавистными населению, доведя их жестокость до крайних пределов; настоящие шуаны, чтобы облегчить себе задачу, нередко переодеваются в мундиры республиканских солдат. Наряду с синими и белыми, страну наводняют шайки простых злодеев, “изгоев” обеих партий, бесчинствующих вовсю.

Задача роялизма – преобразовать шуанство в общее восстание, разбой в настоящую войну, поднять все сельское население, все крестьянство. В деревнях наряду с республиканской администрацией, сформированной на скорую руку, вялой, инертной, часто мало надежной, существует нечто вроде роялистической организации, сокровенной власти которой повинуются по привычке, из соучастия или из страха: дивизии, подразделяющиеся на роты; вожди, известные только своим людям, угадываемые другими. Таковы: Бурмон, Соль де Гризолль, Мерсие, прозванный Вандеей, Сен-Режан, по прозванию Пьерро; в Морбигане – Жорж Кадудаль, у которого, по слухам, было под начальством целых восемь дивизий. Этот толстый приземистый бретонец – удивительный человек; он везде и нигде; его видят то здесь, то там, он рыщет по всему Морбигану, выведывает, вынюхивает, а за ним бегает повсюду “белая левретка, очень некрасивая, но в своем ошейнике, или под ним, разносящая в разные места письма”.[315] У Жоржа повсюду есть свои люди, назначенные им офицеры, которые бродят по всей стране.

Главная забота этого странствующего генерального штаба; подготовить в недалеком будущем общее восстание, держать начеку шуанов, еще не отказавшихся от жизни искателей приключений, соединяющихся для нападения с тем, чтобы потом разбрестись в разные стороны; поддерживать сношения с крестьянами, вернувшимися к оседлой жизни, вербовать молодежь. Они пишут друг другу: “Надо набрать солдат королю”.[316]

Эти завтрашние солдаты пока остаются у своих очагов, но они уже внесены в списки, сосчитаны, распределены по бригадам и состоят под надзором; “только свистни”,[317] и все они поднимутся как один человек. В некоторых местностях Кадудаль запрещает священникам венчать и молодым людям жениться, чтобы мужество не изменило им, когда настанет час идти воевать за святое дело. У каждой дивизии свои гонцы, передающие пароли, свои вербовщики и казначеи, своя касса.

Денег много, все английские гинеи; их привозят на берег английские фрегаты и лодки эмигрантов, в туманные ночи колышущиеся на волнах в маленьких зубчатых бухтах, почти у самого берега. Немало денег находят также и в кассах сборщиков податей, и в сундуках ограбленных дилижансов и мальпостов; впрочем, у шуанов тоже есть совесть, и они считают, что делают это для короля, возвращают ему его добро, отнятое у мятежного правительства.

Так понемногу слагаются в одно целое на западе все элементы новой гражданской войны. Начиная с мессидора и термидора, всюду замечается усиление шуанства. На обоих берегах Луары банды растут на глазах; муниципальные власти кантонов, лишенных войск, начинают искать убежища в городах; одного богача-патриота похитили у самых ворот Манса. В департаментах Майенны, Сарты, Илль-и-Вилены банды то и дело переходят из одного департамента в другой, затрудняя преследование. Теперь для защиты дилижанса уже недостаточно небольшого отряда; близ Витрэ остановлен и ограблен мальпост, несмотря на то, что его конвоировало сто двадцать пять человек. В Аржантрэ шуаны засели в домах, укрепившись, заставили отступить отряд 42-й легкой бригады и убили трех офицеров. Показались они и перед Домфроном; местный гарнизон погнался было за ними, но, благодаря недобросовестности местных властей, погоня не удалась. Этих мелких неудач накопилось так много, что Бернадот рекомендует генералу Мишо, командующему западной армией, все еще сохранившей свое название английской, стянуть войска на главные посты, не расставлять их по квартирам вдали друг от друга, не подвергать опасности, выпуская их маленькими отрядами, но посылать лишь сильные летучие отряды для обшаривания лесов и всякого рода убежищ. При виде таких отрядов банды рассеиваются, но лишь затем, чтобы снова сойтись и сплотиться у них в тылу. Уже теперь, еще не дойдя до массового усилия, шуанство переполнило очаг своего первоначального образования и, переливаясь через край, все глубже захватывает соседние области. В Эндре-и-Луаре набеги шуанов не редкость. В Блуа власти получают письма с угрозами смертью. В Эре-и-Луаре, в коммуне Кудро, разбойники похитили президента местного муниципалитета, президента, достойного уважения, как по своему преклонному возрасту – семьдесят семь лет – так и по своим гражданским добродетелям; они принудили его надеть на себя трехцветный шарф, отвели на приобретенный им участок национальной земли и там расстреляли.[318] Кальвадос также серьезно затронут; генерал-комендант Кайенны чувствует опасность своего положения между роялистами и анархистами; вокруг Фалэза собираются толпы шуанов, чтобы не дать состояться ярмарке в Гибрэ, куда съезжается масса народу и где заключаются крупные торговые сделки. Показались шайки и в департаменте Эр, где тревога властей со дня на день растет; особенно боятся они, как бы шуаны не вздумали основать свою главную квартиру в здешних лесах, обширных и многочисленных, в данный момент укрывающих немало рекрутов и новобранцев. Они пытаются даже организовать охоту[319] на человека на лесистых окраинах Эры и Нижней Сены.