Все против всех - Дмитрий Суворов

Но и после этого башкиры не смирились. Неоднократно они совершали налеты на уральские города и заводы — точь-в-точь как апачи из вестернов! До сих пор возвышается на Лисьей горе в Нижнем Тагиле сторожевая башня, с которой дозорные высматривали возможное нападение неукротимых аборигенов уральского Юга.

А в 1773 году параллельно с пугачевщиной началось уже не просто восстание, а настоящая освободительная война под руководством Салавата Юлаева. Как всегда в таких случаях бывает, страшная ярость накопившихся обид обрушилась не на конкретных виновников несчастий, а на ни в чем не повинных русских поселенцев.

«На срубленных башках врагов моих птицы будут вить гнезда. Все пропалю огнем!» — такие слова были в одной из песен, созданных в те дни вождем восстания, поэтом и убийцей, неукротимым Салаватом. И так и было. Горели поселения, гибли люди.

Кульминация кошмара — резня русских в Симском заводе: погибло более трех тысяч человек (с женами и детьми)…

Ответные меры правительства не уступали в свирепости, но именно масштаб обоюдных жертв заставил правительство поменять тактику. В Башкирию был назначен командующим карательными войсками гуманный и дальновидный Александр Васильевич Суворов (тот самый). Именно тогда начался перелом в отношениях с башкирами и прозвучали предложения об изменении их статуса. Этот процесс окончательно определился к XIX веку, когда башкирские всадники в рядах Оренбургско-Мещерякско-Башкирского корпуса генерала Сухтелена прошли боевой путь Бородина до Парижа (во Франции их за луки и стрелы прозвали «северными амурами»). Башкирская знать будет уравнена с казачьей, многие получат личное дворянство.

И все-таки башкиры — даже в сравнении с другими народами Урала — были, безусловно, в худшем положении, что с беспощадной правдивостью зафиксировал Д. Мамин-Сибиряк на страницах «Приваловских миллионов»: «Долго еще снилась Привалову голодная Бухтарма. И еще долго он слышал слова старого Урукая: „Скот выгоняй негде… Становой колупал по спинам… Все твой, ничего — наш… Ашата подох, Апайка подох, Урукай подох…“»

Не мудрено, что башкиры были в числе тех, кто наиболее активно включился в национально-освободительную борьбу начала века. Не мудрено также, что, разочарованные расхождением между словом и делом у большевиков, они приняли самое деятельное участие в гражданской войне. Однако здесь есть ряд интересных моментов.

Башкиры сражались в рядах обеих враждующих сторон — я об этом уже писал в главе «Все против всех». И здесь показательно следующее. Так называемых «красных башкир» мы в Башкирии не встретим: они либо служат в ЧК (об этом упоминает А. Аверченко в известном очерке «12 ножей в спину революции»), либо на весьма далеких от Урала фронтах — например, в рядах 7-й Красной Армии, обороняющей Петроград от Юденича (бригада «красных башкир» сыграла едва ли не решающую роль в победе красных под Питером). У Колчака же одна из лучших дивизий — Голицинская вся состояла из башкир-лыжников. Часть эта славилась своим героизмом и непримиримостью.

И вот что показательно: голицынцы противостоят Чапаевской дивизии в известных сражениях под Бугурусланом, Бугульмой, Белебеем и в битве за Уфу. То есть сражаются с красными на своей земле, защищая свои родные места! Жаль, что мало кто обратил внимание на эту деталь. А ведь она, если хотите, ключевая: большевики используют красных башкир в качестве иностранного легиона в европейской России (прямо как латышей и китайцев), но не рискуют отправить их на родной Урал. А Колчак не боится поставить башкирскую дивизию как заслон Чапаеву под Уфой! И дрались голицынцы в этих боях с яростью и мужеством. О чем это говорит? Да все о том же самом: снова национальное движение целого народа (на сей раз башкирского) встало против красного Интернационала.

И ведь голицынская дивизия — не единственное (и даже не самое главное) башкирское национальное соединение. Был Кизганбашский партизанский отряд прапорщика Хайдаршина, действовавший с весны 1918 года. Существовали войска Бураевской автономии в Бирском уезде Уфимской губернии (апрель–май 1918 года).

Были силы самообороны Кипчакского района, преобразованные позднее в Комитет защиты Башкирии от большевизма. Появились «мюриды» (то есть моджахеды) ишана Курбангалиева, сражавшиеся с красными всю гражданскую войну. Наконец, были официальные вооруженные силы Уфимского Ксе-Курултая социалистического (!) правительства Башкортостана во главе с А. Валидовым. Настолько социалистического, что после прихода к власти в Омске Колчака Валидов перешел на сторону красных (правда, увести с собой он сумел не более трех тысяч бойцов, из которых две тысячи впоследствии перешли обратно к белым). Сам Валидов в 1920 году под чужим именем бежал через афганскую границу… в Стамбул, где преподавал в университете: не исключаю, что там он выполнял некие шпионские функции. А тем временем Башкирия сражалась. Сражалась так, что член РВС 5-й армии Восточного фронта красных И. Смирнов вынужден был признать: «Наиболее ожесточенными войсками в рядах Колчака были башкиры». А вот и результат: если сравнить численность башкир по дореволюционному словарю Брокгауза и Ефрона с советскими данными 30-х годов, то выяснится: численность этого народа сократилась более чем наполовину.

Есть о чем задуматься!

А. Солженицын писал: «В 1917–1926 годах от войны, подавлений и голода погибло свыше миллиона башкир, или 58,7 процента исходного предреволюционного населения. Трагедия башкирского народа в революции большевиков — один из самых больших (и самых неизвестных) геноцидов в мировой истории».

Наконец, последняя — и самая малоизвестная — страница в истории национального сопротивления на Урале связана с трагедией, разыгравшейся в 20–30-е годы на землях обских угров — ханты и манси. Здесь есть своя предыстория.

Угры — древнейшее коренное население Северного Урала. Почти все географические названия севернее Екатеринбурга: Нейва, Таватуй, Тагил, Кушва, Каква, Сылва, Сосьва, Ивдель, Оус, Пелым и другие — угорские. История контактов русских с уграми тысячелетняя — начиная с Господина Великого Новгорода. В освоении Урала — от Строгановых и Ермака до Петровской эпохи — роль угров всегда весьма заметна.

Известен, к примеру, исторический, обросший легендами факт, как крещеный манси Степан Чумпин открыл Татищеву Гороблагодатское железорудное месторождение. И за всю эту долгую историю практически неизвестны случаи вооруженного противостояния угров русским — даже во время ермаковского похода угры одни из первых в Сибири выказали ему лояльность. Конечно, не все было идиллично: и новгородцы жгли городки югры; и отряды остяцких и вогульских князей в составе войск Кучума атаковали форпосты Строгановых; и Борис Годунов (рукой царя Федора) повелевал «приманить Пелымского князя Аблегирима, да сына его, да племянников его, да внучат всех и лучших людей его, да, приманив, извести до смерти», что и было исполнено в точности. И все-таки настоящего противостояния не было никогда.

Я об этом пишу столь подробно, чтобы оттенить совершенно небывалый в истории этих народов факт — их активное участие в гражданской войне, причем в основном на стороне белых. В чем же тут дело?

Причин, на мой взгляд, несколько.

Во-первых, угры еще с XVII века, со времен вхождения под русскую корону, имели на Северном Урале свои автономии. Так, манси объединились в Кондинское княжество со столицей в Ивделе — об этом еще в перестроечные времена писал на страницах центральных газет известный писатель-манси Юван Шесталов. По его словам, «даже такой деспот, как Николай I, не покусился на мансийскую автономию». Да уж где тут Романовым до большевиков — те ликвидировали государственные (да-да!) образования угров, не моргнув глазом. Думали, с «отсталыми» сибирскими инородцами сойдет. И просчитались.

Во-вторых, и это главное, северные народы в царской России пользовались целым рядом законодательных привилегий, принятых еще в XVII веке. Они не служили в армии, не платили налогов (кроме необременительного «ясака» пушниной), их нельзя было ни под каким видом казнить. Даже если они совершили преступление или подняли восстание (а кто при таких привилегиях захочет восставать?). Результатом всего этого было фактическое сохранение традиционного уклада жизни аборигенов.

Нет, конечно, их и обворовывали купцы, и притесняла местная администрация, и все-таки их жизнь шла привычно.

Все это советская власть, естественно, похерила как «неравноправие» и «угнетение». Результат сегодня известен: привычная структура бытия северных аборигенов разрушена до основания, они спиваются и вымирают. Вот почему взялись за оружие тогда и угры, и якуты, и хакасы.

А чукчи — те протестовали пассивно: все, наверное, помнят дурашливый фильм «Начальник Чукотки», где предприимчивый американец мистер Стентон, начхав на советскую власть, торгует с чукчами. Не все знают, что история сия — документальная. Этот предприниматель — его настоящее имя Олаф Свендсен, он был этнический швед — продолжал свой бизнес на побережье Берингова моря до 1932 года, несмотря на официальные запреты советских властей. Это могло быть потому, что чукчи были заинтересованы в этой торговле и предпочитали ее «достижениям социализма». Но им, конечно, помогала удаленность от центра (и от карающей руки ОГПУ).