Второе признание - Рекс Стаут

— Неправда! — из-за моей спины раздался голос Медлин. — Я была с ним все время, и он ничего не нашел!

— Представьте себе, нашел, — сухо поправил ее Вулф. — На обратном пути он остановился у ручья и нашел камень. Пока не будем говорить о свидетеле, о том, как доказать, что этот камень соприкасался с головой человека, — поверьте, такое доказательство есть. И даже если свидетельница предпочтет пойти на клятвопреступление, мы прекрасно обойдемся без нее.

Глаза его описали дугу, охватывая всех собравшихся.

— Синяк на голове и камень — эти детали будут очень полезны для следствия, и мистер Арчер с удовольствием ими воспользуемся, но главная деталь — другого рода. Я уже намекал, а теперь официально заявляю: Уильям Рейнолдс, владелец этого партийного билета, коммунист, находится сейчас среди нас. Не выпытывайте у меня, как я это узнал, — важно, что я представлю доказательства, но прежде мне хотелось бы решить один весьма щекотливый вопрос. Я имею в виду мистера Кейна. Вы, мистер Кейн, человек умный и понимаете, сколь непросто мое положение. Допустим, убийцу мистера Рони привлекут к судебной ответственности; но адвокаты будут ссылаться на подписанное вами заявление, и, если вы его не опровергнете, приговора не будет. Я обращаюсь к вам: неужели вы хотите оградить от заслуженной кары коммуниста и убийцу? Не важно, кто он. Вам кажутся бездоказательными мои слова о том, что он коммунист? Но пока суд и жюри присяжных в этом не убедятся, убийце ничего не угрожает, ведь факт его принадлежности к компартии — не основа для обвинения. Но, если вы свое заявление не заберете, этого человека трудно будет даже арестовать; предъявить обвинение мистер Арчер едва ли решится.

Из ящика Вулф достал бумагу.

— Хотелось бы, чтобы вы подписали этот документ. Мистер Гудвин отпечатал его перед вашим приходом. Датировано сегодняшним числом. Текст такой: «Я, Уэбстер Кейн, настоящим сообщаю, что подписанное мною заявление двадцать первого июня тысяча девятьсот сорок девятого года по поводу того, что я случайно убил Луиса Рони, сбив его автомашиной, является ложным. Я подписал его по предложению Джеймса Сперлинга-старшего и настоящим от него отказываюсь». Арчи?

Я поднялся, взял у Вулфа отпечатанный листок и протянул его Кейну, но тот не шевельнулся. Выдающийся экономист оказался загнанным в угол, и лицо его показывало, что он прекрасно это понимал.

— Снимите последнее предложение, — распорядился Сперлинг. — В этом нет надобности. — Вид у него тоже был не очень счастливый.

Вулф покачал головой:

— Естественно, вам все это не нравится, но придется испить чашу до дна. Когда будете давать свидетельские показания перед судом присяжных, этой подробности не избежать, зачем же избегать ее теперь?

— Боже правый, — Сперлинг помрачнел. — Суд присяжных, свидетельские показания. Черт подери, если все это не спектакль, кто же здесь Рейнолдс?

— Скажу, как только мистер Кейн подпишет документ, а вы это засвидетельствуете.

— Подпись ставить не буду.

— Нет, сэр, вы распишетесь как свидетель. Эта история началась с того, что вы хотели изобличить коммуниста. Вот она, ваша возможность. Неужели вы от нее откажетесь?

Сперлинг одарил свирепым взглядом сначала Вулфа, потом меня, а потом и Кейна. Неужели это лицо когда-то светилось ангельской улыбкой? Миссис Сперлинг что-то проверещала, но на нее никто не обратил внимания.

— Подпишите, Уэб, — глухо прорычал Сперлинг.

Кейн протянул руку, отнюдь не горя желанием. Вместе с листом я дал ему журнал — подложить для удобства — и ручку. Он поставил подпись, крупную и размашистую, и передал бумагу председателю правления. Тот тоже расписался — тут было на что посмотреть. Вышло нечто весьма неразборчивое: то ли Джеймс Сперлинг, то ли Лоусон Спиффшилл. Я однако и бровью не повел и передал документ Вулфу, а тот, мельком взглянув на него, положил под пресс-папье.

Вздохнул:

— Приведи их, Арчи.

Я подошел к двери в гостиную и позвал

— Входите, джентльмены!

Готов побожиться, они затратили уйму сил и времени, пытаясь услышать, что происходит за закрытой дверью. Увы, она у нас абсолютно звуконепроницаемая. Вошли они, как я и полагал, с величайшим чувством собственного достоинства. Харви, несколько смущенный и агрессивный из-за присутствия стольких капиталистов, прошагал прямо к столу Вулфа, обернулся и оглядел каждого жестким пристальным взглядом. Стивенса интересовал только один человек — тот, которого он знал как Уильяма Рейнолдса; на остальных — марионетки, статисты — ему было в высшей степени наплевать, в том числе и на окружного прокурора. Взгляд его, тоже жесткий и пристальный, был прикован к одному человеку. От моего предложения сесть оба отказались.

— Думаю, — сказал Вулф, — тратить время на знакомство мы не будем. Один из вас этих джентльменов хорошо знает; остальным это знакомство едва ли нужно, равно как и у этих джентльменов нет большого желания знакомиться с вами. Они представляют официальное руководство Коммунистической партии США. У меня есть документ, — он взмахнул листом бумаги — подписанный ими сегодня вечером, к нему приклеена фотография. На фотографии рукой мистера Стивенса написано, что в течение восьми лет человек на снимке состоял в рядах коммунистической партии под именем Уильяма Рейнолдса. Уже сам этот документ имеет доказательную силу, но джентльмены любезно согласились опознать мистера Рейнолдса лично. Вы ведь смотрите сейчас на него, мистер Стивенс?

— Да, — подтвердил Стивенс, пожирая Уэбстера Кейна взглядом, полным холодной ненависти.

— Ничтожная тварь, — пророкотал Харви, тоже имея в виду Кейна.

Экономист, ошарашенный, лишившийся дара речи, только переводил взгляд со Стивенса на Харви, с Харви на Стивенса. Для его первого признания потребовались слова, нанесенные на бумагу и подписанные, для второго — слов не потребовалось. Вторым его признанием стал этот ошарашенный взгляд, и все, кто сидел в комнате, поняли: это признание подлинное, без дураков.

Но ошарашен был не только он.

— Уэб! — взревел Сперлинг. — Разрази меня гром — Уэб!

— Ваша карта бита, мистер Кейн, — ледяным тоном провозгласил Вулф. — Вам больше не на кого опереться. Вам конец как Кейну: стоявшая на вас коммунистическая печать наконец проявилась. Вам конец как Рейнолдсу — ваши товарищи продали вас с потрохами, как могут продавать только они. Вам конец даже как двуногому животному — предстоит держать ответ за убийство. Моя задача была лишь найти убийцу, все остальное вскрылось достаточно случайно — слава богу, дело это закончено, ибо оно оказалось нелегким. Он к вашим услугам, мистер Арчер.

Я позволил себе расслабиться — едва ли возникнут осложнения, да и Бен Дайкс с Пэрли Стеббинсом уже вплотную опекали Кейна, — к тому же надо было срочно позвонить. Я пододвинул телефон и набрал номер Лона Коэна в «Газетт».

— Арчи? — в его голосе слышалось отчаяние. — На сдачу материала осталось двенадцать минут. Ну что?

— Порядок, сынок, — по-отечески успокоил его я. — Вперед.

— Все так, как есть? Уэбстер Кейн? Его сцапали?

— Все по плану. Материалы и сотрудничество гарантируем. Если ты ведущий экономист, могу подсказать, где открылась хорошая вакансия.

Глава 23

Далеко за полночь, когда все остальные давно разъехались, Джеймс Сперлинг все еще сидел у нас. Сидел в красном кожаном кресле, пил виски, заедал орешками и уяснял, что же все-таки произошло.

Конечно, главное, что его задержало, — желание привести в норму пошатнувшееся самоуважение; ведь к нему в доверие втерся коммунист, он приютил на своей груди коммуниста — разве мог он спокойно заснуть с такой кошмарной мыслью? Первое признание, которое он сам заставил подписать Кейна, — эта рана саднила больше всего; Сперлинг честно сказал, что этот документ он составил сам; считал, что таким шедевром может гордиться даже председатель правления; а теперь выяснилось — пусть Рони не стоял, а лежал, когда его ударила машина, но это мелочь, — выяснилось, что в этом заявлении написана правда! Было от чего пригорюниться.

Он настойчиво требовал, чтобы мы раскрутили для него все с самого начала. Даже хотел узнать, видел ли Кейн, как Рони выплеснул свой подпорченный напиток в ведерко со льдом, — но на такие вопросы у нас ответа и быть не могло. По мере возможности Вулф, однако же, отвечал самым подробным образом. Например, почему Кейн отрекся от своего заявления о том, что он убил Рони случайно? Вулф объяснил так ему велел поступить сам Сперлинг, и Кейн решил, что лучше твердо стоять на том, что он — Уэбстер Кейн. Да, в мгновение ока он попал под испепеляющие взгляды своих бывших товарищей, но ведь, ставя подпись, он не знал, что они сидят в соседней комнате.

Сперлинг уехал, более или менее придя в себя, но, пожалуй, улыбка ангела появится на его лице еще не скоро.