Операции английского флота в первую мировую войну - Джулиан Корбетт

В первый момент казалось, что повреждения не слишком серьезны, но уже через 5 минут шканцы были в воде. Однако доблестные орудийные расчеты оставались на своих местах, не прекращая огня до момента почти полного погружения, когда последовало приказание «спасайся, кто может».

Шлюпки Нодие и Cressy начинали возвращаться со спасенными с Aboukir, Cressy стоял рядом, посылая радиосообщение, принятое Адмиралтейством. Через 10 минут после, попадания торпед, в 7.17, Нодие пошел ко дну. Cressy, продолжая посылать сигналы о помощи, оставался, однако, на месте. В этот же момент с правой стороны в 2 кабельтов в направлении на скулу был замечен перископ, и послышался шум торпеды. «Полный вперед, обе!» — скомандовал командир, но не успел крейсер набрать ход, как одна торпеда попала в борт у задней трубы, а вторая прошла под кормой. Одновременно с этим увидели на левом траверзе боевую рубку другой лодки. Немедленно открыли огонь, послышались радостные крики о попадании, как вдруг в крейсер попала еще одна торпеда (у заднего мостика). Казалось, что она была выпущена с другой лодки, прикрывавшейся Нодие, так как шла по направлению к месту его гибели.

Последняя торпеда прикончила Cressy, он перевернулся и, продержавшись 15 минут вверх килем, исчез. Гибель эта стала самой ужасной — его шлюпки были полны спасенными с двух других судов и не могли оказать никакой помощи. Кругом не было никого, кроме нескольких голландских траулеров, не торопившихся подходить из-за боязни мин. Только через час к месту катастрофы пришел голландский пароход Flora из Роттердама, который, невзирая на опасность, смело начал работы по спасению.

«Я не нахожу слов, — писал капитан Никольсон, — достойных для оценки действий капитана Flora, рискнувшего во имя человеколюбия подойти к месту катастрофы, совершенно не зная, погибли ли крейсеры от подводной лодки или взорвались на минном заграждении».

Не меньшей похвалы заслуживали также подошедшие позже пароход Titan, спасший 147 человек, и парусные траулеры Coriander и J.C.C.

Коммодор Тирвит, несмотря на всю быстроту, с которой он вышел, получив известие о трагедии, прибыл к месту гибели лишь в 10.45.

Всего удалось спасти шестьдесят офицеров и семьсот семьдесят семь матросов, такое же количество офицеров и тысяча четыреста матросов погибли.

Тяжесть потери стольких драгоценных жизней усугублялась еще тем, что затонувшие крейсеры, мобилизованные в последнюю очередь, были укомплектованы резервистами, в большинстве семейными людьми. Потеря устаревших боевых единиц не была уже так ощутима для флота, но гибель такого множества сынов отечества, быстро и безропотно оставивших свои дома и семьи, чтобы прийти на призыв родины, являлась национальным горем.

Первое впечатление сложилось такое, что в атаке принимали участие пять или шесть подводных лодок, так как в продолжение часа было выпущено шесть торпед; поэтому, когда немцы объявили, что действовала только одна лодка, сообщению этому не поверили. Впоследствии, по мере выяснения различных фактов, сомнения в правильности германского сообщения исчезли. Крейсеры взорвала U -9 — довольно старая подлодка, впервые вышедшая в поход за время войны.

Как только коммодор Тирвит дошел до места гибели, 1-я флотилия эскадренных миноносцев была отправлена в Терсхеллинг, чтобы постараться отрезать возвращавшуюся лодку, но ничего обнаружено не было. 23 сентября она благополучно вернулась домой.

С начала войны ничто еще столь ярко не обнаруживало, какой произошел переворот в области морской войны, какое значение получило еще недавно сравнительно скромное боевое оружие.

В докладе, сделанном в парламенте, указывалось, что несчастья можно было бы избежать, если бы начальник отряда более точно придерживался инструкций Адмиралтейства, предусматривающих «новую» опасность, но вместе с тем запрос выяснил, что эта оплошность всецело искупалась его поведением в момент самой атаки.

Доблестный поступок капитана парохода Flora, спасшего двести восемьдесят шесть человек и доставившего их в Юмиген, между прочим, привел к дипломатической переписке по вопросу международного права. Наше министерство иностранных дел потребовало возвращения на родину спасенных на основании 15-го параграфа Гаагской морской конвенции, который устанавливал интернирование лишь пленных, высаженных на берег взявшими их в плен. Нидерландское правительство согласилось с точкой зрения нашего министерства, и 26 сентября спасенные после оказанного им самого радушного гостеприимства возвратились на родину.

Глава XIII. Антверпен и борьба за обладание побережьем

Гибель Abaukir, Hogue и Cressy произвела на флот сильнейшее впечатление и привела к принятию ряда мер, на которых следует остановиться подробно. Первым последствием катастрофы стал приказ, которой обязывал флагманов и капитанов неуклонно соблюдать наставление, запрещающее подходить для оказания помощи к кораблям, взорванным подводными лодками или подорвавшимся на заграждении. Все корабли, находящиеся вместе с потерпевшими, должны немедленно выйти из опасного района и вызвать на помощь мелкие вспомогательные суда. Приказ заканчивался словами: «Это наставление является развитием принципа, отныне являющегося статьей боевого устава, по которому поврежденные в эскадренном бою корабли предоставляются собственной участи».

Приказ этот в корне менял одну из основных статей прежних боевых наставлений XVII века, составленных в 1653 году, по которым всякому кораблю, поднявшему в бою сигнал о бедствии, ближайшими к нему должна быть оказана посильная помощь, если только самому спасающему не грозит опасность попасть в плен или быть потопленным.

Весь XVIII век эта статья, несколько изменяя свою редакцию, оставалась незыблемой. Она сохранилась в боевых наставлениях 1797–1816 годов и в последней своей редакции гласила: «Если корабль поврежден настолько, что ему грозит опасность быть уничтоженным или взятым в плен, ближайший к нему наименее занятый противником корабль должен оказать немедленную посильную помощь и содействие».

Никогда еще в нашем флоте не действовало столь жестокое правило, как объявленное новым приказом. Оно показывало, в какие безжалостные условия попадали моряки в современной войне, условия, несравнимые с теми, в которых моряки вели борьбу в былое время.

Вторым результатом гибели крейсеров стал приказ, запрещающий броненосным судам останавливаться для досмотра коммерческих судов. Последнее подвергало суда слишком большой опасности от подводных атак, и поэтому в состав крейсерских эскадр для этой цели включили подходящие малые вооруженные суда.

Кроме двух названных мер, была изменена и дислокация флота. План войны предусматривал в экстренном случае передвижение эскадры Канала в Северное море, и за день до гибели трех крейсеров типа Cressy намеревались перевести в Ширнесс 5-ю линейную эскадру адмирала Бернея на случай серьезных попыток неприятеля атаки новой транспортной линии, но после получения известия о трагедии намерение это не было исполнено. Увеличивающаяся активность неприятельских подводных лодок и заградителей заставила образовать новый район дозора у восточного берега Шотландии.

Раньше для этой цели сюда часто посылались из Хамбера старые броненосцы, но теперь было запрещено нести дозорную службу броненосными судами.

В довершение появилось подозрение, что неприятель пользуется траулерами для постановки мин в открытом море. Теперь мы знаем об ошибочности этого подозрения, но в то время оно было настолько сильно, что Адмиралтейство вопреки своим взглядам пришло к решению хотя бы частично выполнить меру, предложенную адмиралом Джеллико. Поэтому было объявлено, что с 1 октября все порты восточного побережья закрываются для нейтральных рыбачьих судов и, кроме того, объявляется запретная военная зона — к северу от широты Висбю (54°30′ Nord) до долготы 1° Ost и к югу от Висбю до долготы 2» 30' Ost. Все нейтральные рыбачьи суда, замеченные в этих границах, подозреваются в постановке мин. В объявлении разъяснялось, что суда, которые по первому предупреждению уйдут, не будут преследоваться, но пренебрегающие запрещением будут арестованы, и с ними поступят, как с нарушителями нейтралитета.

Возвращением к архаическому понятию mare clausum (закрытое море) мы были обязаны гнусному попранию немцами морских обычаев, освященных веками.

Как бы ни противоречили нашему морскому мировоззрению подобные меры, приходилось признать, что дальнейшая поддержка незыблемости морского закона, освященного благородными традициями, делалась невозможной. Никогда еще со времени появления самодвижущейся мины она не имела такого потрясающего успеха, как 22 сентября. Продолжать закрывать глаза на факты, доказывающие непригодность старых методов, становилось немыслимым.