Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

направляется на звук выстрелов. Пламя и дым сообща превратили ночь в туманно-кровавый закат. Мы миновали темный переулок. Оттуда выскочил какой-то юнец, возможно солдатский сын, одетый лишь в ночную рубашку. Спекский воин оказался у него за спиной. Он проткнул мальчишку копьем, пригвоздив его к земле, а затем покончил с ним ударом в голову. Мальчик-солдат даже не замешкался. Он вел своих людей вперед. Краем глаза я заметил, как солдат выдернул копье из тела юноши и поспешил вслед за товарищами.

Я вдруг обратил внимание, что слышу уже не случайные выстрелы, а залпы. Я загорелся надеждой. Кто-то объединился и навел порядок, по крайней мере, в части войск. Эта же мысль пришла в голову и мальчику-солдату. Хмурясь, он подозвал Семпайли и приказал ему собрать остальных воинов и привести на соединение с его отрядом. Его подручный коротко кивнул и скрылся в темноте и дыму. Мальчик-солдат направлялся к тюрьме.

Изначально он собирался одновременно поджечь тюрьму и выпустить заключенных, чтобы усугубить беспорядки. Думаю, я раньше его понял, что произошло. Бывшие узники при встрече со спеками не обратились в бегство, а вооружились, кто чем смог, и атаковали чужаков. Либо они не осознали, что те намеренно освободили их, либо просто встали на сторону земляков, столкнувшись с дикарями, чьи намерения оставались неизвестными. В любом случае спеки не были готовы к тому, что заключенные набросятся на них с такой яростью.

Часть форта, где содержались каторжники, выстроили так, что со сторожевой башни было видно и тюрьму, и внешнюю стену.

Позже я выясню, что часть заключенных потушила пожар у ее подножия, а остальные ввязались в рукопашную со спеками, не позволив им прорваться внутрь. Отвага узников дала охране время навести порядок в своих рядах и отступить на верхние этажи башни. Пламя плясало на ее крыше — по меньшей мере одна из огненных стрел попала в цель. Однако солдат, удерживающих башню, пожар не отпугнул. С занятой ими позиции длинные ружья позволяли вести по спекам прицельную стрельбу. Открытое пространство вокруг башни сплошь усеивали трупы, и многие из них принадлежали дикарям. Когда мы приблизились, мне стало ясно, что узники и их тюремщики объединились, поскольку теперь стрельба велась и с нижних этажей. Пока у обороняющихся не выйдут боеприпасы, спекам это укрепление не захватить.

Я это знал. Значит, понимал и мальчик-солдат.

Его спеки же, судя по всему, не сумели оценить ситуацию. Мы еще не успели подойти, а горстка скорее храбрых, чем здравомыслящих воинов выскочила на открытую площадку и натянула луки, метя в высокие окна башни. Иначе им было вовсе не достать до цели, но защитники-то только того и ждали. Издали донеслась команда «Огонь!» и следом — залп длинных ружей. Ни один из спеков не уцелел. Четверо корчились в судорогах, и лишь один пытался отползти в спасительную тень. Щелкнул еще один выстрел, и он затих. Мальчик-солдат содрогнулся всем телом, словно пуля попала в него самого.

Холодящее понимание накрыло меня с головой. Если в башне есть хоть один меткий стрелок, он в меня попадет. Я могу погибнуть в любой миг. Ужас вгрызся в меня изнутри, словно я проглотил крохотного острозубого зверька. Тем не менее я не колебался. Я подавил страх, ничем его не выказав, и не стал предупреждать мальчика-солдата.

«Добрый бог, — взмолился я вместо этого, — пусть это случится сейчас. Пусть все закончится».

Я не сомневался: стоит мальчику-солдату пасть от пули, и его воины разбегутся.

Ружья в башне снова полыхнули залпом; как ни странно, звука я не запомнил. Между вспышкой и ударами железных пуль минула тысяча сожалений о том, что моя жизнь подошла к концу, и сотня прощаний. Слева от меня с воем скорчился воин, хватаясь за раздробленное колено. Справа — рухнул без единого звука. Прямо передо мной градом посыпались пули, взрывая снег и наст. В меня попали? Я замер в ожидании боли.

Мальчик-солдат ждать не стал. Он натянул поводья, поворачивая голову Утеса, и пришпорил его.

— Отступаем! — крикнул он по-гернийски, чертыхнулся на том же языке и перешел на язык спеков: — Бежим! Возвращайтесь и держитесь подальше от открытых мест и света. Назад!

Глупец, он и не подумал научить своих людей, как следует отступать, сохраняя порядок. В своей самонадеянности он и представить себе не мог, что им это понадобится. А теперь его необдуманный приказ и откровенное бегство с поля боя пробудили в спеках страх, и те слепо бросились следом за ним. Я услышал еще один залп и вопли за спиной. Кое-кто из воинов не прислушался к его предупреждению и в спешке ринулся вслед за ним по открытой площадке, спасаясь от опасности.

Почти в тот же миг я услышал звук, прежде никогда так меня не радовавший. Пропела труба, призывая к оружию. И, о чудо, издали, из-за стен форта, ей отозвалась другая, а затем и скомандовала атаку. Надежда, едва не умершая во мне парой минут ранее, внезапно воспрянула. Первая труба прозвучала вновь, где-то в форту и, казалось, уже гораздо ближе. С башни слышались торжествующие возгласы. Вновь залп усеял землю вокруг нас пулями. Некоторые, с лишней толикой пороха в заряде или просто более удачливые, пронзили скрывшие нас тени и нашли несколько случайных целей. Трое воинов взвыли от боли, а один вдруг рухнул и замер неподвижно.

— За мной! — прокричал мальчик-солдат, пуская Утеса рысью.

Уговаривать его воинов не пришлось. Они бежали с ним рядом. Пляшущее пламя и густой дым, еще недавно служившие им союзниками, теперь превратились во врагов. Мальчик-солдат свернул было вбок, но прямо перед ним горящее здание покачнулось и рухнуло поперек дороги в жгучем облаке искр. Это оказалось слишком даже для спокойного Утеса. Он привстал на дыбы и горестно заржал. Мальчик-солдат был постыдно близок к падению из седла, пока не справился с конем и не отвернул его в сторону. Но теперь его воины смятенно метались во мраке впереди, преграждая ему путь. Ему пришлось протискиваться сквозь их сутолоку.

— Дорогу! — выкрикивал он. — Дорогу!

Пока он проталкивался между ними, вновь пропела труба, еще ближе. Форт казался ему лабиринтом зданий и улиц, тем более запутанным, что часть прежде свободных проходов преграждали горящие обломки. Мальчик-солдат выругался, его явно охватывало смятение.

— Надо прорываться к воротам, — крикнул он через плечо, когда ему удалось протиснуться сквозь толпу своих воинов. — Нельзя дать им запереть нас в форту!

Он вновь пустил Утеса рысью, а спеки устремились за ним. Он кипел от ярости и бессилия, сознавая, что не сможет