Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе - Александр Чаковский

И тут он вспомнил то, что слышал совсем недавно в кабинете Говорова. «Какие дома? Какой водопровод?! — подумал Васнецов. — Завтра или послезавтра снова надо поднимать население города на строительство укреплений».

Он нахмурился и сухо спросил Скворцова:

— Что конкретно вы просите от нас?

Тот поспешно полез во внутренний карман пиджака, вытащил оттуда листок бумаги, развернул его и подал Васнецову:

— Вот спецификация.

Васнецов мельком взглянул на бумагу, положил ее на стол и сказал, вставая:

— Оставьте. Я посоветуюсь. Посмотрим, что можно сделать.

Скворцов тоже поспешно встал, вежливо поблагодарил:

— Спасибо, товарищ Васнецов. С вашего разрешения, позвоню завтра утром…

Оставшись один, Васнецов вернулся за стол. «Нет, нет! — сказал он себе. — Не надо верить ему. Враг рядом, все восстановленное может быть снова разрушено, людям еще далеко до отдыха. Надо думать только о предстоящих боях. Не обольщаться радостными, посвежевшими лицами ленинградцев! Впереди новые испытания!..»

Он посмотрел на окно и вдруг спросил себя: «А почему я не открываю его, как это сделал Говоров?»

Васнецов подошел к окну и попытался открыть. Но заклеенная, промерзшая за зиму и разбухшая весной рама не поддавалась.

Он вызвал дежурного секретаря, спросил его:

— У вас есть стамеска?

— Что? — удивился секретарь.

— Ну, нож какой-нибудь! Я хочу открыть окно…

11

Рано утром Звягинцев проснулся от громкого стука в дверь.

— Кто? — крикнул он спросонья и приподнялся на локте, чтобы посмотреть, ушел ли уже Королев.

Ивана Максимовича не было, но в комнате стоял Савельев.

— Товарищ майор, вас в штаб обороны требуют. Поскорее приказано. Там начальство понаехало…

— Какое еще начальство? — угрюмо спросил Звягинцев, однако снял со спинки стула гимнастерку.

Одевался он не спеша. В последние дни Звягинцев все делал не спеша, будто во сне.

— Да побыстрее же, товарищ майор! — молил Савельев. — Там два генерала ждут. Я за вами на «эмке» прискакал.

Звягинцев будто не расслышал этих слов. Ему теперь все было безразлично.

Вот уже несколько дней он старательно избегал встреч с Королевым. Нарочно придумывал себе какое-нибудь дело, чтобы прийти на ночевку попозже, когда Королев ляжет спать. А проснувшись, не поднимал головы раньше, чем тот уйдет в цех.

И сейчас, натягивая сапоги, Звягинцев подумал мельком: «Хорошо, что эти генералы не нагрянули до ухода Ивана Максимовича».

Наконец он взял в руку фуражку и следом за Савельевым поднялся по лестнице наверх.

Там действительно стояла машина, выкрашенная по-летнему — в зеленый цвет с серыми разводами. «Не заводская», — отметил про себя Звягинцев — все заводские машины он знал наперечет. За ветровым стеклом машины красовалось несколько разноцветных пропусков. За рулем сидел старшина. «Значит, — решил Звягинцев, — на завод в самом деле пожаловало какое-то высокое начальство».

— Можно, я вперед сяду? — шепнул Савельев, видимо довольный полученным от генералов поручением, а еще больше — возможностью проехать километр-полтора на их «эмке».

…У помещения заводского штаба обороны Звягинцев издали увидел группу военных. Рефлекс кадрового командира сработал моментально — майор поспешно надел фуражку и застегнул на все пуговицы плащ.

Машина остановилась метрах в четырех от начальства. Одного из генералов — командующего 42-й армией Николаева — Звягинцев узнал сразу. Но другой, несколько выше среднего роста генерал-лейтенант, с одутловатым лицом и с коротко подстриженными усами, был незнаком ему. За спиной незнакомого генерала маячила худощавая фигура полковника Бычевского. Тут же находились директор завода Длугач и секретарь парткома Алексеенко.

Звягинцев взметнул к козырьку руку и, поскольку генерал с усиками был старшим по званию, представился ему.

— Сколько вас надо ждать, майор? — недовольно буркнул тот.

Звягинцев промолчал, только вытянул руки по швам. И в этот момент заговорил дружелюбно Бычевский:

— Здравствуйте, товарищ майор. Командующий хотел бы осмотреть укрепления, построенные на территории завода. — Потом обернулся к генерал-лейтенанту и отрекомендовал Звягинцева; — Кадровый командир. Служил в штабе нашего округа, а затем и фронта. Участвовал в боях на Луге и под Волховом.

— А чего же на заводе прохлаждаетесь, если боевой командир? — все так же недовольно спросил генерал.

Хотя Бычевский и назвал его «командующим», Звягинцев не мог понять, перед кем он стоит. Ему было известно, что фронтом командует генерал Хозин, которого видел не раз. Впрочем, это не меняло сути дела. Прижимая руки к корпусу, Звягинцев ответил четко и преувеличенно громко:

— Я здесь не прохлаждаюсь, товарищ генерал-лейтенант, а выполняю боевой приказ. Откомандирован на завод для строительства укреплений.

— Ну вот и покажите, что вы здесь настроили, — продолжал ворчливо генерал и, повернувшись к Николаеву, вполголоса добавил: — Надеюсь, хоть тут-то нет такого киселя, как у вас на переднем крае.

Звягинцев интуитивно почувствовал при этом, что причина недовольства генерал-лейтенанта не в нем, а в ком-то или в чем-то другом, предшествовавшем приезду начальства на завод.

Николаев тут же был отпущен, а остальным генерал-лейтенант сказал одно-единственное слово:

— Пошли!

— Здесь, Леонид Александрович, не идти, а ехать надо, — подал голос Длугач. — Заводская территория под стать городу средней величины.

— Ну что ж, тогда по машинам! — почти скомандовал генерал…

Звягинцев оказался в первой машине вместе с Бычевским. Во второй вместе с генералом следовали Длугач и Алексеенко. В третьей, замыкающей «эмке» — адъютант генерала и два автоматчика.

По пути Бычевский рассказал Звягинцеву, что Ленинградский и Волховский фронты объединены теперь под командованием Хозина, а войсками, обороняющимися внутри блокадного кольца, командовать прибыл вот этот самый генерал по фамилии Говоров. Он только что осматривал передний край обороны 42-й армии в районе больницы Фореля и выразил крайнее недовольство состоянием тамошних инженерных сооружений.

— Кричал? — сочувственно спросил Звягинцев.

— Не-ет. Этот не закричит, он… въедается, — тоскливо ответил полковник.

То, что Бычевский был так откровенен, говоря о новом командующем, свидетельствовало не только о доверии к бывшему сослуживцу, но и о том, что самому начальнику инженерных войск тоже влетело. Звягинцев не чувствовал угрызений совести за качество своей работы, но на всякий случай приготовился к худшему.

Часа два водил он командующего от объекта к объекту. Шагах в двух от них шел Бычевский, чуть дальше двигались Длугач и Алексеенко.

Командующий молча осматривал доты, опускался в траншеи, примерял на свой рост окопы, стучал кулаком по их дощатой обшивке, проверяя ее надежность. Только в одном из ходов сообщения, увидев, что между бревен сочится талая вода, обронил слово:

— Заштопать!

А когда все они возвращались уже к машинам, Говоров буркнул как бы нехотя:

— Удовлетворительно. Благодарю.

Расселись по машинам в прежнем порядке, и Бычевский долго тряс Звягинцеву руку, поздравляя с тем, что не подвел ни его, ни себя.

У штаба обороны опять все вышли из машин. Звягинцев встал чуть в стороне, наблюдая, как командующий прощается с Длугачом и Алексеенко. Говоров сам подошел к нему. Звягинцев вскинул ладонь к козырьку фуражки.

— Рано, — пробасил командующий. — С вами пока не прощаюсь. Хочу поговорить…

Звягинцев опустил руку. Ему все равно было — поговорит или не поговорит с ним командующий. Ничего ведь не изменится. Ничего!..

…Прошло уже без малого месяцев пять с тех пор, как Звягинцев прибыл на Кировский завод. В течение всего этого времени он только два раза видел Веру. В это трудно было поверить, но это было именно так. Они жили в одном городе и в мирное время могли бы встречаться почти ежедневно — путь от Кировского завода до госпиталя на трамвае занял бы самое большее сорок пять минут. Однако теперь о трамваях и троллейбусах напоминали лишь обрывки проводов, раскачиваемых ветром.

А главным препятствием являлся все же голод в сочетании с изнурительной работой. Скудные тыловые нормы питания уже сказались на физическом состоянии Звягинцева. Он едва держался на ногах, возвращаясь к ночи в ту каморку, где ютился вместе с Иваном Максимовичем Королевым. Не всегда хватало сил даже на растопку печки. Частенько Звягинцев, не раздеваясь, падал на кровать и с головой укрывался полушубком.